Призраки иного мира
Шрифт:
— Пациент... Даже сейчас, мне с трудом верится, что земной пони, сбежавший из психушки, смог победить Каламити, и то, что вместе с ним был живой Отем Лиф. Это не может быть совпадением. У призраков есть, какие-либо способности? Вы ведь не просто так их называете «призраками»? Неужели их нельзя убить?
— Насчёт того, что Отем оказался жив – у меня есть предположение. У одержимых пони чрезвычайно развита регенерация. Я далека от науки, но при их изучении это объясняли тем, что их повреждённые клетки быстро заменялись стволовыми, но не нервные. Однако и в их нервной системе были свои особенности – при повреждении мозга носителя на короткое время образовывалась аура, которая оказывала благотворное воздействие на любые живые существа, что в неё попадали. У пони, что оказывались
— То есть они неуязвимы? – похоже, Пипка невнимательно слушала.
— «Неуязвимы» - вовсе нет. Может, одержимые и способны быстро исцелятся, но они точно не неуязвимы. Пони, одержимые призраками, обладают аномальной магической структурой и невосприимчивы к лечебным зельям, заклинаниям, да и вообще к любым заклинаниям, кроме некоторых боевых. Также иногда с ними происходят изменения и на физическом уровне – у единорогов рог может прибавить несколько витков, у пегасов происходит гипертрофия крыльев, а у земных пони усиливается способность к копытокинезу, но пропадает связь с землёй. В общем и целом, у них пропадает та магическая связь, что делает нас пони, и заменяет её грубым подобием. У большинства призраков даже пропадала кьютимарка, если в прошлой жизни она не совпадала с родом деятельности носителя, у тех, кто умер неестественной смертью, менялся цвет радужки глаз на тёмную, а в редких случаях, у них меняется строение зубов на более эмм… плотоядное.
— Вы не поняли вопрос. Как его убить, если он исцеляется от воздуха?
— Обширное повреждение мозга или перелом шеи – наиболее верный вариант. Они не настолько быстро исцеляются – гораздо медленнее, чем пони при использовании зелий. Также, обильная кровопотеря, или проникающее ранение в сердце не оставят ему шанса. К тому же, несмотря на достижения их цивилизации, сами по себе они не особо умны. Главную угрозу представляет тот, кто завладел заклинанием их призыва. Призрак, исполняющий чью-то волю, может стать серьёзной угрозой, но пока он действует сам по себе он не более чем копошащийся в мусоре таракан.
— Таракан?! Он убил Каламити! – тут Пипка соврала. Я не убивал Каламити.
— Похоже, «таракан» попался зубастый. Хотя это, скорее всего, связано с его национальной принадлежностью.
— О чём вы? Поясните.
— Я уже говорила, что хотя они и принадлежат к одному виду, но из-за своей агрессивной природы поделили свой мир на множество воюющих друг с другом государств. Однако даже среди них есть некоторые страны, что выделялись на общем фоне. Судя по акценту, я догадываюсь, из какой он страны. Тебе ничего не скажет её настоящее название, но в других странах она известна как: Империя зла, Тюрьма народов и Угроза номер один. Думаю, не нужно пояснять, каким менталитетом обладают жители данной страны.
— То есть сейчас в НКР находится управляемая кем-то марионетка в сосуде души, одержимая призраком иного мира?
— Может, он и призрак, но находится в физическом теле, и убивает его всё тоже, что убивает нас, за исключением различных токсинов. Он также подвержен страху, и сейчас он дезориентирован, находясь в чужом для него мире и теле. Даже тот язык, на котором он говорит, для него не родной – наверняка он смог на нём говорить только после вселения и получения моторных навыков носителя. Убить призрака будет не сложно, главное найти того, кто призвал его в этот, как ты его назвала – сосуд души. Подожди, - тут Селестия на секунду затихла, — Может его и не нужно убивать. По крайней мере, не сейчас.
Далее запись прервалась. В движущемся БТРе стало удивительно тихо. Слишком тихо. У меня появилось дурное предчувствие.
Экстренная остановка - Отряд самоубийц
Это были длинные секунды тишины. По крайней мере, мне они показались очень долгими. Трюкачка, Вельвет, Отем – смотря на меня, замерли в ожидании. Я догадывался, чего они от меня ждут (подтверждения или опровержения), но не мог чётко сформировать свои мысли, и тем более чётко их озвучить, так что общее молчание должен был прервать
самый нетерпеливый. Как ни странно им оказался ржаво-коричневый пегас:— Это правда? Ты «призрак иного мира»? – его голос хоть и был ровным, но в нём чувствовалась лёгкая дрожь. У меня же нервная дрожь была по всему телу, и тем более в мыслях, так что мой ответ был малоподходящим под ситуацию:
— Да нет, что ты, русского мира не существует, это выдумки кремлёвской пропаганды.
Не знаю, как бы продолжился разговор, но случилось непредвиденное. Хотя почему «непредвиденное» - я ожидал чего-то подобного, хотя и надеялся, что до этого не дойдёт.
Даже несмотря на расширенное боковое зрение, я не видел того, что происходило в кабине, и совсем забыл что наш БТР ведёт полосатый гуль. То, как он развернул «баранку», прошло для меня незамеченным, но, судя по всему, разворот был резким и с одновременным нажатием по тормозам. По крайней мере, меня и остальных «пассажиров» резко отбросило к стенке, а судя по последующему крену, БТР был на волосок от того чтобы перевернутся. Самым ироничным в этой ситуации было то, что из пассажиров пленная Вельвет была в самом лучшем положении. Будучи связанной и пристёгнутой, она избежала участи разбить нос о металл. По правде, мой нос не очень пострадал (я успел сгруппироваться, а бинты на морде были довольно мягкими), да и голова не кружилась, так что моё зрение не было затуманенным, и, повернув голову в сторону кабины, я четко различил нашего прогнившего товарища с пистолетом в пасти. Целился он не в меня, но что-то подсказывало, что когда он пристрелит свою цель я буду следующим на очереди. В мгновение у меня промелькнула мысль бросится в «рукопашную» но, похоже, не только я сохранил сосредоточенность после «полицейского разворота».
До момента выстрела, голова Сулика покрылась красной магической аурой Трюкачки, и, резко отклонилась в сторону, ударив того о стенку БТРа. Не знаю, был ли в данный момент полосатик в сознании, но его пистолет всё же выполнил свою функцию.
Вообще-то я и раньше знал, почему нельзя стрелять в замкнутых металлических помещениях, но и подумать не мог, что мне придётся испытать эту ситуацию на себе. Не знаю, по каким траекториям произошёл рикошет (в этот момент время не замедлялось) но знаю, где пуля остановила своё движение – очередное ранение в заднюю часть ощутилось как привычное. Справедливости ради, стоит отметить, что местные пули довольно маломощные, да и в процессе кувыркания она потеряла часть импульса, но всё равно попадание, плашмя в зад, было болезненным. Конечно, лучше туда, чем в голову, но всё равно «неприятно». Слишком часто, в последнее время, мой зад ловит пули – даже Семенченко везло больше.
Отойдя от первого шока, и закончив с мыслями об украинском «херое», я снова переместил свой взор на гуля зебру - его положение было незавидно. Вид его гнилой морды бьющейся в красной ауре аликорна о металл был как «бальзам на душу». У меня не было к нему какой-либо особой неприязни, но от вида того, как избивают того кто меня подстрелил, я получал эстетическое наслаждение. К счастью для Сулика, полковник решил прервать деятельность «Тринити»:
— Прекрати – ты убьёшь его!
— Этого и добиваюсь! – аликорн дала честный ответ, который не устроил полковника.
— Я сказал - ПРЕКРАТИ! – после сказанного пегасом последовал знакомый (нарастающий) звук «взведения» бластера, что я взял у Хомейдж.
Данная «мелодия» действовала лучше тысячи слов – аура вокруг гуля начала затухать. Лишившись её опоры, Сулик плашмя упал на пол, где и продолжил неподвижно лежать. Перед тем как проверить, добилась ли Трюкачка своего, я обернулся, чтобы быть в курсе ситуации. Ситуация была накалена – Отем, держа в пасти бластер (похожий на водяной пистолет), держал в прицеле Трюкачку. Трюкачка, стоя на чуть присогнутых ногах, сохраняла абсолютную неподвижность. Вельвет, похоже «места себе не находила». На мордах аликорна и единорога читался страх, на морде пегаса серьёзность, и у всех троих были прижаты уши – сколько эмоций было в этой «картине». Я в эту «картину» не вписывался, но решил вмешаться, пока не случилось непоправимое: