Призраки солнечного юга
Шрифт:
Тут Юрий подошел к магнитофону, нажал на паузу и хмуро спросил:
– Остальной бред тоже будите слушать?
– Почему бред? – обиженно пробурчала Сонька. – Это исповедь изнасилованной женщины…
– Это показания преступницы, которая ищет себе оправдания…
– Какая разница: преступница она ли нет?
– Большая, – с нажимом проговорил Юра. – Насилуют многих, но только единицы за это мстят.
– Вот и зря! Глядишь меньше бы насиловали! – воинственно выкрикнула Сонька. – В старину насильникам гениталии отрезали. Живым! В Китае, что ли… Или в Индии, не помню уже… Так у них изнасилования были единичным явлением…
– Вот эта Евгения как раз так и поступила, – тихо проговорил Колюня.
– Как так? – испугалась я.
– Отрезала Галичу гениталии. Еще живому. Совершила ритуальное
– Ну, что скажите, Софья Юрьевна? – ехидно спросил Юрий. – По-прежнему будете ее защищать?
– Я ее не защищаю, – буркнула подружка. – Просто пытаюсь ее понять…
– Не пытайтесь, – отрезал он. – Она убийца. Преступница. И если убийство Галича, я, как человек, заметьте, как человек, а не как служитель закона, так вот его убийство, я еще могу как-то оправдать, то смерть Катерины, и покушение на Гульнару и вашу подружку ничто не оправдывает. Это уже не месть. Это безжалостное убийство!
– Но мы все же прослушаем ее исповедь до конца, ладно? – попросила Сонька.
– Хорошо, только, давайте пропустим середину повествования…
– Как пропустим?
– Очень просто – промотаем вперед. Поверьте, там нет ничего интересного. Сплошное нытье. Как она страдала, как не спала ночами, как жрала горстями антидепрессанты, и как хотела умереть… Бьет на жалость, короче…
– Почему же сразу бьет на жалость? – опять взвилась Сонька. – Она исповедуется, передает свои чувства…
– Что-то я не заметил, чтоб она так уж хотела умереть, – отпарировал Юра. – Вон как за жизнь цеплялась… С Лелей вашей до последнего дралась. Зачем, если жизнь не мила? Взяла бы и дала себя столкнуть. А то других с балкона покидала, а сама в кафе пивко дует, жизнью наслаждается… – Он нахмурился. – Короче, мотаю до того момента, как она встретила Галича. И чтобы избежать ненужных вопросов, поясню: в этот приезд она проделала тот же трюк, что и семь лет назад, то есть заляпала путевку кремом, теперь уже сознательно, и под личиной мужчины поселилась вместе с Павлом Аляскиным в соседнем с вашим полу-люксе. Ясно?
Мы молча кивнули, даже Сонька не стала вякать, и приготовились слушать дальше.
– Я встретила ЕГО случайно. Он шел по коридору в обнимку с какой-то белобрысой лохудрой. Он вообще был неравнодушен к блондинкам, даже крашеным… Я его сразу узнала. Он практически не изменился, только сильно поседел… И стал еще сексуальнее. Все чувства разом всколыхнулись во мне. И забытая любовь и запоздалая ненависть… Вот говорят, от люби до ненависти один шаг, а разве не бывает, что любовь и ненависть идут нога в ногу? Я любила его и ненавидела. Одновременно! Любоненависть, вот что я испытывала к нему! И так мне стало плохо, когда я это поняла… И совсем не выносимо, когда осознала, что он все забыл… Забыл! Это я страдаю, я умираю всякий раз, как вспоминаю ту ночь, это моя жизнь изломана, а он… Он живет, как и жил. Его не мучает совесть, не терзают воспоминания. Попереживал, наверное, пару дней, а когда, понял, что я смолчала, не выдала его, он выбросил меня из головы… Ведь в ту ночь, вернее утро, он сбежал из санатория. Проспался, наверное, и понял, что натворил… Тут же собрал манатки и к дежурному администратору. Наплел ей про стоны и плач, которые слышались из 666, сказал, что больше не хочет оставаться в этом адском санатории… Так и сбежал… А на утро горничная нашла 666 номер разгромленным, залитым кровью, моей кровью, и опять все списали на призраков. Конечно, кто ж еще мог проникнуть в запертый номер, если не приведения?
На этом месте повествование оборвалось.
– Почему она замолчала? – всполошилась Сонька.
– Кассета кончилась, – догадалась я, – надо ее перевернуть.
– Извините, девочки, дальше я вам прокрутить не могу, – развел руками Юра. – Запротоколированный допрос обвиняемого не подлежит огласке. Тайна следствия, сами понимаете…
– Но вы же только что… – я даже дар речи потеряла от разочарования. – Только что дали нам послушать… И не было никакой тайны…
– Я дал вам послушать ее болтовню, которая по существу, к делу не относиться… Нам до того преступления дела нет, преступник все равно уже в морге, замечу, без гениталий и пальцев… Мы позволили ей столько трепаться только затем, чтобы она не замкнулась,
не ушла в несознанку… Эта кассета может пригодиться ее адвокату, но нам она без надобности. А вот следующая, на которой записан ее рассказ о том, как она убивала Галича, и тех двух женщин, это другое дело…– А как она их убивала? – робко спросила я.
– Галича заманила на задний двор запиской, часть которой вы умудрились прочесть, и содержание которой мы, милиция, знаем только с ваших слов…
– Не отвлекайтесь, – строго сказала я. – Заманила запиской и…
– Когда он пришел, тюкнула камнем по голове, оттяпала причиндалы, потом перерезала горло, сбросила тело в яму, закопала. Все!
– А Катю?
– Скинула с балкона, вы же видели…
– Но зачем?
– Она увидела то, чего не должна была видеть. – Юра задумчиво поскрябал щетинистую щеку, не иначе решал, говорить или нет. На наше счастье, решил сказать. – Ганец спустя пару дней разрыла могилу Галича.
– Она еще и некрофилка! – ахнула я.
– Дело не в этом. Просто до нее на третьи сутки дошло, что записка, которую она Галичу прислала, и которая, по сути дела, была единственной против нее уликой, осталась у него в кармане. Надо было ее срочно изъять. Что она и сделала. За этим занятием ее застукала Катерина, которой в ту ночь (а Заяц-Ганец разрывала могилу на рассвете, считай, ночью) не спалось. Вы должны об этом знать, вы в тот вечер провожали ее в номер…
– Она увидела это с балкона?
– Да, – кивнул головой Юра. – Только с вашего балкона так хорошо просматривался задний двор…
– Я помню, – задумчиво протянула я, – как Катя рассказывал нам, что видела ночью что-то странное, да Сонь?
– Да. Мы разговаривали с Катей буквально за час до ее смерти.
– Поведение Жени ей показалось странным, но она все же не пошла в милицию… не понятно почему. Пошла бы, глядишь, осталась бы жива…
– Она вызвала Женю для разговора? – догадалась Сонька.
– Вот именно… За что и поплатилась. Заяц назначила ей встречу в удобное для себя время (двенадцать часов дня – идеальное время для убийства, в корпусе почти никого), пообещала все объяснить…
– Потом вывела Катю на балкон, заговорив ей зубы, и столкнула, – хмуро проговорила я.
– Ну, вам ли не знать, – хохотнул Юра, похоже, он никак не мог мне простить того, что я доставила ему столько беспокойства.
– А потом? – не дала разгуляться его сарказму Сонька.
– Потом она скрылась с места преступления через черный ход и влилась в толпу зевак.
– А за что она Гулю хотела убить? – спросила она, брезгливо сморщившись, похоже, она уже перестала Жене сочувствовать.
– Эта Гульнара Садыкова была не так ненормальна, как хотела казаться. Конечно, она была сильно не в себе, и у нее действительно по весне съезжала крыша, но ее последние концерты, один из которых я сподобился пронаблюдать, были сплошь постановочными… Когда она поняла, вернее почувствовала, психи они вообще очень чувствительные, так вот, когда она просекла, что в санатории твориться что-то странное, она решила затеять свое собственное расследования…
– Леля, у тебя, оказывается, был конкурент! – съязвил Геркулесов.
– Да. И конкурент не слабый, – улыбнулся Юра. – Она была вездесуща, настойчива, неутомима. Не сыщик, а мечта! Именно она выследила журналиста Эдика, которого приняла, замечу, вместе с твоей, Коль, женой, за призрака. Она думала, что в санатории бесчинствуют призраки… Потом она вычислила убийцу. Как мне кажется, совершенно случайно. Она тогда постоянно таскалась по территории, искусно изображая бесцельные шатания душевнобольной, за всеми подглядывала, подслушивала, устраивая засады в кустах, наверное, заметила что-то подозрительное в поведении Ганец. И установила за ней круглосуточное наблюдение…
– Одного не понимаю, – проговорила я задумчиво, – как она узнала, где зарыт Галич…
– Пока мы можем только гадать, Садыкова без сознания, – меланхолично изрек Юра.
– Н-да, – протянули мы с Сонькой.
– Теперь, надеюсь, вам все ясно? – встряхнулся Юра.
– Вроде бы… – начала я, но тут меня перебила Сонька:
– Нет не все!
– Ну что еще? – недовольно сморщился он.
– Не ясно, кто убил Лену! Лену из Сургута! Ведь она умерла! И она встречалась с Галичем! Это наводит на размышление…