Призраки солнечного юга

– Несчастный случай. Елена Родина боялась высоты. Она упала.

– Точно?

– Это официальная версия, – пожал плечами Юра.

– А неофициальная?

– По моему глубокому убеждению, Елену убила ваша соседка по столу…

– Эмма Петровна? – в один голос ужаснулись мы с Сонькой.

– Какая еще Эмма Петровна? – разозлился он. – Я говорю об Оксане Павловне Соловьевой…

– Эта та, что в брульянтах? – не поверила Сонька. – Соломенная вдова покойного Васи Галича?

– Она самая.

– Вы уверены?

– Я уверен, но доказать не могу. Есть только мотив и косвенные улики…

– Мотив ясен, – встряла я. – Ревность. Ведь Галич параллельно встречался и с ней, и с Леной?

– Как показывают факты, то да. Те же факты показывают, что Оксана устраивала разборки с соперницей и даже однажды пыталась ее побить…

– Эти факты вам птичка на хвосте принесла?

– Постпрашал горничных, она в курсе всех событий…

– Еще какие косвенные улики имеются?

– Оксану видели на винтовой лестнице за десять минут до смерти Елены.

– Все?

– Все.

– Мало, – резюмировала я.

– Было бы больше, давно бы арестовали, – досадливо пробормотал он. – Самое же главное доказательство ее вины – ее поведение во время допроса. Она страшно перепугалась, когда я начал с ней разговор о Елене. Побледнела, глазки спрятала… Потом начала врать по пустякам, путаться в показаниях, юлить и имитировать обморок… – Он пожал плечами. – Но такое доказательство я не могу предъявить суду.

– Расколоть не пытались? – очень живо поинтересовался истосковавшийся по ментовским будням Колюня.

– Пытались, но где там… Стоит на своем: ничего не знаю, ничего не ведаю, а с этой кикиморой болотной, в смысле Леной, Васенька мой вовсе и не встречался!

– А пальчики проверили?

– Знаешь, сколько их там? Десяток! Наши же горничные не сильно стараются, пыль вытирая. – Он аж побагровел от возмущения. – А Соловьевские отпечатки есть, да только толку от этого… Признается, что в номере была, но давно, причем ни одна, а с подружкой, подружка, тут как тут, подтвердила, что посещала люкс вместе с подозреваемой еще до того, как в него Елена въехала… – Он вытер пот с лица не очень свежим клетчатым платком. – Я, конечно, не настаиваю на том, что Соловьева столкнула Родину намеренно, может, это и вправду был несчастный случай. Сцепились, наверное, из-за этого племенного жеребца Галича, одна другую и столкнула… Могла бы и Соловьева пострадать, но пострадала Родина…

– Представляю, как этой Оксане обидно было, – задумчиво проговорила Сонька. – Соперница устранена, любимый в полном твоем распоряжении, да вот незадача – любимый-то пропал…

Юра кивнул, соглашаясь с Сонькой, потом еще раз обтер лицо своим задрипанным платком, пригладил волосы, подтянул штаны и провозгласил:

– Ну, мне пора!

– Уже? – почему-то расстроилась Сонька.

– Дела, сами понимаете… – Он довольно приветливо нам кивнул и, пожав Кольке руку, покинул помещение.

Мы остались в палате втроем.

– Сколько ей дадут? – спросила я у Колюни, как только Юра вышел.

– Трудно сказать…

– Двадцать, двадцать пять или больше?

– Я бы пожизненное дала, – встряла Сонька, быстро забывшая о том, что всего двадцать минут назад стояла за преступницу горой.

– Это вряд ли. – Колька наморщил свой безмятежный лоб. – Если бы я взялся ее защищать, дали бы не больше пятнадцати… Общего режима, а то и вовсе принудительного лечения… – Он как-то горько вздохнул и с сожалением протянул. – Жаль, что я не могу… Такой интересный случай…

Я двинула Кольке по кудрявому загривку.

– Эта чума чуть меня не угробила, а ты «жаль, что не могу…»!

– Вот и говорю, – залепетал он, – что не могу… Из-за моральных принципов… и этических тоже… – И опять тяжело вздохнул. – А какой случай!

– У меня, между прочим, шрам может на лице остаться! – продолжала бушевать я. – А ты-ы-ы!

– А что я?

– Предатель, вот ты кто! Пре-да-тель! Только о работе и думаешь! На жену тебе наплевать!

– Мне? Да если бы мне было наплевать, я бы не примчался за две тысячи километров…

– Ребята, – тоскливо заскулила Сонька. – Не ссорьтесь, а?

Но мы ее даже не слушали.

– Хочешь, я скажу, почему ты примчался? – сощурилась я. – Для очистки совести! Чтобы потом не корить себя за то, что в нужный момент тебя не было рядом…

– Ненормальная! – процедил он сквозь зубы.

– Сам ты ненормальный! – озлилась я. – Я тебя ненавижу!

Я хотела сказать еще что-то обидное, но тут Сонька схватила со стола графин с водой и молниеносно вылила его содержимое мне на башку.

– Полегчало? – хмуро спросила она, отставляя графин в сторону.

Отдающая хлоркой жидкость стекла по волосам на лицо, шею, ключицы и тут же залилась мне за воротник. Стало холодно и противно. Я всхлипнула.

– Как тебе не стыдно обижать слабую больную женщину? – захныкала я, утирая забинтованной рукой мокрое лицо.

– Не стыдно! – рыкнула она. – Впредь будешь знать, как скандальничать!

– А вдруг у меня теперь разовьется двухсторонняя пневмония…

– Как же!

– Мой организм ослаблен, а ты меня ледяной водой поливаешь…

– Да какая она ледяная? Сутки в комнате стоит…

– Значит еще и тухлая! Моя лучшая подруга облила меня водой, кишащей бактериями…

– Нет там никаких бактерий!

– Если хоть одна бактерия попадет в рану – я умру от заражения крови…

– Не придумывай, – прикрикнула на меня Сонька, но как-то робко.

– Мне плохо! – страдальчески прошептала я, заваливаясь на подушку.

– Леля, перестань претворяться, – почти взмолилась она.

– Умираю, – выдохнула я, прикрывая глаза.

Тут Сонька с душераздирающим криком «Лелечка, не умирай!» кинулась ко мне, спустя секунду, к ней присоединился Колюня, и они, как два ненормальных реаниматолога, начали делать мне искусственное дыхание. Причем, Сонька зачем-то сгибала в коленях мои ноги, а Геркулесов сводил и разводил руки, но так мои конечности были забинтованы, получалось у них из рук вон плохо.

– Вы разве не знаете, – еле слышно проговорила я, приоткрыв один глаз, – что лучше всего помогает искусственное дыхание «изо рта в рот»…