Про то, чего нет

И простые люди тянулись в церковь из своих жалких и темных жилищ. Им казалось, что здесь, под церковными сводами, они переносятся в иной, таинственный и прекрасный мир.

Богатые и сильные всегда отлично понимали значение религии в закрепощении трудящихся. Они всячески поддерживали священнослужителей, не жалели денег на постройку храмов, мечетей, синагог, вводили суровые законы, по которым каждый человек обязан был подчиняться предписаниям религии, исполнять все обряды, регулярно посещать молитвенные дома.

Я родился еще до революции. И если бы мои родители, как только я появился на свет, не снесли бы меня в церковь и не окрестили, то ни в какую школу меня бы не приняли. Но я был «крещеный» и потому смог поступить в гимназию.

Каждое утро, перед началом занятий, мы, гимназисты, обязаны были собираться в актовом зале и, стоя навытяжку, слушать, как ученический хор поет молитву за молитвой. Но мало того, перед началом уроков в каждом классе дежурный должен был отбарабанить залпом специальную «молитву перед учением». Я еще и сегодня, через шестьдесят лет, помню ее слова.

Особым уроком у нас, как и во всех других средних и начальных учебных заведениях, был закон божий. В класс приходил не учитель, а толстый священник в лиловой шелковой рясе, с тяжелым позолоченным крестом на груди и заставлял нас зубрить наизусть «символ веры» и целые страницы из евангелия и других «божественных» книг. А тех, кто сбивался в ответе, он пребольно стукал по лбу своим массивным золотым крестом.

По воскресеньям мы должны были отстаивать длинную утреннюю обедню, в церкви, и классные надзиратели зорко следили, все ли ученики явились. Перед пасхой полагалось всю неделю ходить в церковь на вечерние службы, а затем исповедаться — рассказать священнику о всех своих грехах, и затем причаститься.

А не побываешь на исповеди, не сходишь к причастию — не переведут в следующий класс, а то и вовсе исключат из гимназии, да еще с «волчьим билетом». А с ним ни в какую другую гимназию тоже не примут.

Вот так без повиновения церкви человек не мог в те времена сделать ни шага от рождения и до смерти.

В 1913 году в России была проведена перепись населения. Записывали, кто где живет и чем занимается. И оказалось, что народ содержит за свой счет сотни тысяч божественных тунеядцев — епископов, священников, дьяконов, дьячков, псаломщиков. И хотя жили все они безбедно, царская казна подбрасывала им на разные церковные дела еще десятки миллионов рублей!

Церковники, конечно, не оставались в долгу. Они не уставали твердить молящимся:

— Рабы, повинуйтесь своим господам!

— Нет власти, которая не была бы от бога!

— Бога бойтесь, царя чтите!

А если появлялся смелый человек, который, видя народную нужду и притеснения, подымал людей против богатеев и самого царя, церковь объявляла такого человека богоотступником и яростно проклинала его.

Так были всенародно прокляты мужественные вожди крепостных крестьян и холопов, восставших против бояр и воевод, — Степан Разин и Иван Болотников. Был предан церковному проклятию — анафеме — и Емельян Пугачев, возглавивший восстание крестьян Поволжья и рабочих Урала против царских губернаторов и заводских правителей.

Уже в нашем веке, 22 февраля 1901 года, церковь прокляла великого русского писателя, гордость и славу нашей Родины, Льва Николаевича Толстого лишь за то, что в своих произведениях он вскрывал ложь и ханжество. А когда Толстой умер, запретила похоронить его на кладбище.

Верно служа царям, церковники усердно помогали жандармам и охранникам выслеживать революционеров. Для этого они подло использовали обряд исповеди.

Человек искренне верил, что все сказанное им священнику на исповеди останется тайной и будет известно только богу. А тот, которому он доверчиво открывал душу, немедленно бежал к исправнику или приставу и доносил обо всем услышанном.

Таким шпионом в рясе был, например, петербургский священник Петр Мысловский. По распоряжению царя Николая I его беспрепятственно пропускали в казематы Петропавловской крепости, где томились до суда арестованные декабристы, и он хитро выпытывал у революционеров сведения об их сторонниках и друзьях.

Служители бога были верными союзниками не только царского правительства. В монастырях и церквах особый почет был богатым и сильным.

На словах священники уверяли прихожан, что перед богом все равны. А на деле во время церковной службы ближе всех к алтарю стояли те, кто побогаче: в селах — семьи помещиков, торговцев, кулаков, в городах — фабриканты, заводчики, крупные купцы, важные чиновники, царские генералы. А бедняков и в церкви оттесняли подальше, к дверям.

Заботливо опекала церковь своих покровителей и после их смерти. За щедрую плату священники проводили специальные заупокойные молебны и настойчиво упрашивали бога простить важному покойнику все его грехи, сколько бы он их ни натворил, и как-нибудь, по дружбе, перевести его из ада в рай.

Бедному человеку заказать такой молебен было, конечно, не по средствам. Поэтому вызволять его из ада было некому.

В каждой церкви продавали во время службы восковые свечи. Их полагалось зажигать перед иконами в качестве жертвы богу. Считалось, что богу чрезвычайно приятно видеть такое уважение. За это он может обратить внимание на томящегося в аду покойника, наследниками которого поставлена свеча, и облегчить его муки.

Свечи продавались разные — дорогие и дешевые. Только от торговли свечами церковники получали до революции больше четырнадцати миллионов чистой прибыли в год.

Но у рабочих и крестьян денег хватало только на самую тоненькую копеечную свечку. Такая свечечка чуть затеплится и сгорит через несколько минут. Бог ее, пожалуй, и не заметит со своего небесного золотого престола.

А богатый купец или фабрикант поставит перед иконой рублевую свечу в руку толщиной. Такая свеча будет ярко гореть всю службу. Тут уж богу трудно не расчувствоваться, не вспомнить умершего богача и не сбросить с него добрый десяток самых тяжелых грехов.

***

До сих пор речь шла преимущественно о лживости религиозных догматов и преданий, о лицемерии и ханжестве церковников. Все это способно вызвать у ребят насмешливое, ироническое отношение ко всякой религии и ее служителям.

Но наш долг возбудить не только улыбки, но и гнев. Слишком велики преступления церковников перед человечеством, чтобы о них умалчивать. Мы не имеем права забывать, сколько невинных людей погибло в страшных муках от рук служителей богов и обманутых ими фанатиков, скольких гениальных ученых церковь уничтожила или лишила возможности мыслить и творить!