Проба памяти

Когда Максим вышел, Нина Максимовна крикнула откуда-то из комнаты:

– - Иди на кухню, я тебе положила!
– вслед за этим послышался энергичный хлопок, как от знамени на ветру, очевидно, Нина Максимовна встряхивала пододеяльник.

Максим вошел на кухню. Там на одном краю стола был сервирован чай с то ли кексом, то ли пирогом, облитым глазурью, а на другом краю - ужин, предназначенный Максиму. Вячеслав Арсеньевич сидел к нему спиной, обтянутой китайской байковой рубашкой в невообразимую клетку и говорил:

– - Да мне она на самом деле такая на фиг не нужна. Я бы, понимаешь, лучше бы вездеход купил. Все эти их машины на нашу грязь все равно не рассчитаны. Или завязнешь... или подвеску поломаешь. Но у нас же не думают о родной промышленности, наоткрывали этих дурацких автоцентров, вот и покупай, чего дают. А на вездеходе даже если и поедешь, то это до первого мента, на взятки больше потратишь. Да и девать его некуда... плохо. Все говорят, поддержка отечественного производителя, а где она?..

– - Да, да, - подтверждал Николай Гергиевич.
– Совсем о своих не думают.

Точно, убито подумал Максим. Началось... Поздоровавшись, он посмотрел на Вячеслава Арсеньевича. Оно самое. Обнищавший инженер. Грошовая рубашка. Жиденькие седые волосы домиком. За толстыми стеклами очков лукавые-лукавые глаза. Наверняка в КСП когда-то участвовал. Сейчас начнут рыдать о судьбах родины... Он решительно взял в руки вилку.

– - Помнишь Вячеслава Арсеньевича?
– спросил Николай Георгиевич.
– Это брат Александра Арсеньевича, - Максим уже слышал эту информацию раньше, но покорно кивнул.
– Как там Саша-то, Слав?

– - Так, ничего, - лукавые глаза Вячеслава Арсеньевича еще заискрились от чего-то, кажущегося Вячеславу Арсеньевичу очень смешным.
– Он там совсем от жизни отстал. Уезжал-то он, когда мы тут спирт "Рояль" хлебали, ну ему все так и кажется...что мы тут милостыню в метро собираем. Он как-то посылку прислал. А в посылке бутылка бренди, такого, что в нем только носки полоскать, и водолазка, сделанная в стране, которой не то что на карте, а и в природе-то, по-моему, нету. Юморист...

– - Что ж, - вздохнул Николай Георгиевич.
– Оторвался от корней... Ты ему, Слав, привет от меня передавай.

– - Обязательно. Да ты сам ему напиши. Почта быстро ходит. У них с географией плохо, но страну Россию все-таки знают, худо-бедно отправляют правильно... Он как-то жаловался - в Киргизию писал, так шло чуть ли не через Мозамбик... а к нам пока правильно идет, в неделю может.

– - Напишу, - сказал Николай Георгиевич и словно что-то вспомнил.
– Я уж тыщу лет никому писем не писал, разучился... Ты пей, Слав.

– - Уж пью, - согласился Вячеслав Арсеньевич. Он поднял подстаканник на уровень глаз и полюбовался медово-золотым светом, вспыхнувшим в стакане на просвет.
– Хороший чай, - произнес он с удовольствием.
– Вкусный.

Максим тоже невольно поднял глаза на стакан, но тут его внимание привлекла рука, сжимавшая ручку подстаканника, и его словно ударило. Маникюр. Настоящий. Ногти подпилены, кожица с лунок срезана... Опять бред. Такого просто не может быть. Или он педик? Нееет... Инженеры не бывают педиками. Или запутался в смутное время? Или подрабатывает массажистом где-нибудь в салоне красоты, так знакомая маникюрша сделала... но зачем? Нет, нет, все не то... Бред, да что ж такое, везде, куда ни пойдешь просто полоса какого-то сплошного сумасшествия... Живой Борька... Валя с Серегой... инженер с зарплатой тридцать баксов и с маникюром на руках... скоро марсиане с неба посыплются... Может, куда-нибудь в санаторий?... нервы подлечить?..

– - Ты чего?
– спросил Николай Георгиевич, заметив Максимово смятение.
– Плохо себя чувствуешь?...

– он понимающе крякнул и пояснил Вячеславу Арсеньевичу, стараясь не вдаваться в семейные подробности.
– Работы много. Бизнесмен, - он произнес это слово, как будто в нем было что-то неприличное.
– Да они теперь все бизнесмены. Другое поколение, неромантичное. Деловое. Все на деньги считают. Так что ж... может, так и надо время от времени... трезвый взгляд на вещи...

– - Ничего подобного, - возразил Максим, угрюмо жуя.
– Тут у нас кругом одни романтики. Вон Толян... помнишь? Так он на этой романтике просто помешался. То к кришнаитам ходил, голову брил, то к каким-то экстрасенсам... псалмы поет, раскачивается... за колокольчики дергает. Душа у него, видишь ли. Возвышенного требует. Дышать-то и то по-человечески не может... все по-Стрельниковой... по Бутейко...
– он покосился на гору грязной посуды в раковине. Валя, по крайней мере, никогда себе такого не позволяла.

– - С жиру бесится, вот и все, - махнул рукой Николай Георгиевич.
– Это ж он сам не знает, чего хочет, вот и дергается.

– - Ну, почему, - проговорил Вячеслав Арсеньевич задумчиво.
– Само по себе неплохо. Леонтьев вот говорит, что любой порыв к мистицизму позитивен, как отвлечение от прозы жизни, даже к самому кривому мистицизму. Правда, он имел в виду людей с твердым христианским воспитанием, а у нас тут какое ж воспитание. Пустыня. Был моральный кодекс строителя коммунизма, да и тот не читали...

– - Этот-то, - презрительно хмыкнул Максим, удивляясь столь хорошо сохранившейся неопытности Вячеслава Арсеньевича.
– Он что ему велят, то и скажет.

Вячеслав Арсеньевич снова засмеялся про себя, и глаза за стеклами очков хитро засветились.

– - Не тот Леонтьев, - произнес он мягко и погладил наманикюренными пальцами ручку подстаканника. Максиму снова стало не по себе, и он промолчал.

– - А вы ведь рядом работаете, - вспомнил Николай Георгиевич.
– Вы же это... Ты ведь рядом с НИИ "Гранат" работаешь? Зеленое здание такое, в переулке? Они рядом, - пояснил он Вячеславу Арсеньевичу.

Максим мстительно усмехнулся про себя. Вот ты откуда, подумал он. Ну-ну. Знаем твой "Гранат". Съедим скоро твой "Гранат" вместе с твоими умствованиями. У себя на кухне будешь умничать.

– - Знаю, - проговорил он и, помолчав добавил.
– Знаю даже одну организацию, которая ваше здание хочет занять. Скорее всего, займет.

Не скорее всего, а точно, подумал он про себя.

Глаза у Вячеслава Арсеньевича стали уже просто какими-то радужными от избытка радости. Просто конкурс детсадовского рисунка. Солнышко, и птички поют.

– - Передайте этой организации, - сказал он иронично.
– Что у них вряд ли чего получится, - и он обратился к Николаю Георгиевичу.
– Они все думают, что у нас НИИ. Что мы наукой занимаемся. Была наука, милые мои... Была когда-то... А к примеру, даже вот этот пирог, - он указал пальцем на тарелку, - и тот у нас в подвале узбеки испекли. А я проследил, чтоб чистыми руками... Наукой-то у нас во всем институте три человека занимаются... сам академик и два аспиранта, которым корочки нужны, что они кандидаты. Им это на визитках написать, говорят, сейчас ценится... Ладно, Коль, - он допил чай и поднялся.
– Поеду я, спасибо. Темно уже, а мне ехать черте куда... Всего хорошего, - проговорил он в Максимову сторону, насмешливо наклонив голову.