Пробка

— Сколько же мы еще будем сидеть в этой пробке? — простонала Антонина Дмитриевна. — Мне туда надо! К детям! Может, выйти?

— И на чем ты доедешь? — пожала плечами Татьяна. — Все стоят. Нет, Тоня, терпеть нам до конца.

— Какой ужасный день, — вздохнула Таисия Максимовна.

И все вновь замолчали. Антонина Дмитриевна еще раз попробовала набрать номер Анатолия. Результат был тот же. Но через какое-то время ее мобильный телефон зазвонил. Она схватилась за аппарат, но, взглянув на дисплей, разочарованно вздохнула. Это был не старший сын. И не младший.

— Да, — со вздохом сказала она.

— Антонина? Это я, — раздался в трубке визгливый женский голос.

— Кто — я?

— Не узнаешь? Валя! Вот кто! Богатой буду! Слушай, вы где? Мне Петров звонил. Говорит, застряли в пробке. Так время сколько? Совсем с ума сошли? Что ж там такая за пробка? У меня уже все остыло! Соседи разошлись! Я тут что, до вечера вас буду ждать? Обо мне-то кто подумал? Вас бы на мое место!

— А тебя на мое, — не удержалась Антонина Дмитриевна. — Не переживай: мы Нину уже помянули. И ты не жди. Посиди с соседями. Выпей.

— Да что там у вас случилось-то? — взвизгнула Валентина.

— Тебе русским языком сказали: пробка!

— Слышь, Антонина? — таинственно понизив голос, сказала ее собеседница. — Греков-то про денежки узнал!

— Про какие деньги?

— Что Нина была богатая! Раз Петров знает, то и Юрка знает! Они ж друзья-приятели! Что делать-то будем?

— Я тебе не понимаю.

— Да брось! Не понимает она! Ха-ха! Нина мне сказала, что одолжила тебе денег! Я-то молчу, потому что у меня тоже рыльце в пушку. Если Греков узнает, он меня прикончит! Боюсь я его, — пожаловалась Валентина.

— Много ты у нее взяла?

— И не говори! Только не я, а Николай мой приезжал. Я-то по мелочи — перехватить до зарплаты. Ты же знаешь, мы вечно в долгах. А Колька бизнес затеял. Сколько, мол, можно на дядю горбатиться? Пора и на себя поработать. Короче: решили мы с ним открыть магазин. Пошли в налоговую, зарегистрировались как ЧП.

— Как кто?

— Частный предприниматель! А денег-то где взять? Кредит! Но там та-акие проценты! Разумеется, Николай мой на Нину рассчитывал. Та вроде бы да, а потом на попятную. Она за последние полгода сильно изменилась. Ну сама на себя стала не похожая! Была такая добрая, ни в чем не отказывала, слова поперек не скажет. А тут словно подменили! Я, говорит, для себя хочу пожить. Устала, мол. Заездили вы меня. Уйду я от вас.

— Это она, должно быть, на самоубийство намекала, — ухватилась за эти слова, словно за спасительную соломинку Антонина Дмитриевна.

— Может, и на него. У Нинки это было — о смерти, об усталости. Там, мол, хорошо, на том свете. Юрка говорит, что постоянно угрожала ему самоубийством. Уйдешь, мол, а я застрелюсь.

— Да, да, да, — закивала Антонина Дмитриевна.

— А пистолет-то он на даче держал. Не иначе как нарочно. Слышь, Антонина? У нее глюки начались! Совсем крыша поехала! И в деньгах Кольке отказала! Он приехала, а она: «Сами, мол, выкручивайтесь. Я на вас больше горбатиться не буду!»

— Нина прямо так и сказала? — удивилась Антонина Дмитриевна.

— Ну примерно. Она ж интеллигентная была! Как же! «Ваши долги — это теперь ваши проблемы» — вот как сказала. Колька-то мой еще раз к ней ездил.

— Уж не в тот ли день, когда… — ахнула Антонина Дмитриевна.

Обычно словоохотливая Валентина на этот раз молчала.

— Ну и? — напряженно спросила заведующая библиотекой.

— Вроде бы поругались они. Крепко. — И Валентина вздохнула. — Колька так сказал.

— Нина поругалась с твоим мужем? Это на нее не похоже!

— Я же тебе говорю, она изменилась. Словно с цепи сорвалась. А мой-то уже денег занял под нее. А отдавать чем? Короче, попали мы.

— А… он знал, что в их загородном доме есть деньги? — осторожно спросила Антонина Дмитриевна.

— Я знала, — тут же проболталась Валентина. — Она ж мне была сестра! Я знала, где она их прячет. В спальне. Юрка туда почти не заходил. Да и не знал он о деньгах. Слышь, Антонина? Вы когда приедете-то?

— Вряд ли я сегодня к вам приеду, — вздохнула та.

— Это почему?

— Беда у меня со старшим.

— Посадили, что ли?

— Ой не знаю! Ничего не знаю! А как у вас?

— Что у нас? — насторожилась Валентина.

— С долгами как?

— Долги мы отдали.

— Как так? Ты ж говорила, что денег нет!

— Ой, да мой где-то перехватил! Дачу продаем! Машину! Кое-что мне Нина дарила — так, безделушки. Да что там говорить… — затараторила Валентина. — Тоня, а ты звони. Я-то понимаю, что у нас теперь дружба не такая, как раньше, но Нину-то помянуть надо. Ты заезжай. Как-нибудь… — И она дала отбой.

Антонина Дмитриевна задумалась.

— Кто это? — спросила Татьяна. — Валя, да?

— Она.

— Что ж вы, и теперь все еще подружки? — язвительно сказала ее заместительница. — Я-то знаю, на почве чего ваша дружба! Это она тебе импортные шмотки доставала! Сапоги финские, костюм замшевый…

— Да дался тебе этот костюм! — в сердцах сказала Антонина Дмитриевна. — Сколько лет прошло, все магазины и рынки товаром завалены, каким хочешь, а ты все про тот костюм никак не забудешь!

— Да! Не забуду! Потому что мне было обидно! Нина была моей подругой! А сестра ее вещи доставала тебе!

— Потому что у меня деньги были.

— Ворованные деньги! Ворованные!

— Да твое-то какое дело?

— Да, может, мне тот замшевый костюмчик ночами снился! Я, может, тоже мечтала красиво одеться!

— Вот люди, — покачала головой Таисия Максимовна. — Такой человек умер, а они про костюм!

— По-моему, мы все начинаем потихоньку сходить с ума в этой пробке, — тихо сказала Инна.

Милочка с Киской опять о чем-то шушукались, приблизившись друг к дружке, и внимания на склоку не обращали. Галя молча смотрела в окно. Из автобуса она видела не только машину Юрия Грекова, но и красный «ягуар»…

Красный «ягуар»

…Вот так оно все и началось.

— Заходите, — повторила Алина и пошире открыла входную дверь.

— Вы одна? — с опаской спросила Нина.

— Ваш муж только что ушел. Надеюсь, вы не сцену ревности устраивать пришли?

— Нет, — тихо сказала Нина. — Я давно уже смирилась с тем, что у него любовницы.

— Ого!

И Алина окинула ее оценивающим взглядом. Такой тип женщин нравился ей меньше всего — тихая, безответная, за себя постоять не умеет, измены мужа сносит со смирением. Ну просто святая! Как это раздражает! Зачем же она пришла?