Проблематика войны в гуманитарных науках

В России были все предпосылки для формирования столь же ангажированного взгляда: А.Х.Бенкендорф, А.А.Аракчеев, М.А.Милорадович и другие участники войны впоследствии заняли ключевые посты в государстве, и современники, такие как Д.П.Бутурлин [153] и А.И.Михайловский-Данилевский [154] , должны были соотносить свое изложение событий с их точками зрения. Однако зарождающийся миф о народе и армии, поднявшихся на защиту дома Романовых, оказался расколот событиями 1825 г., когда одна часть героев Отечественной войны (среди которых, например, генерал-майор М.Ф.Орлов, составлявший условия капитуляции Парижа, или генерал-майор С.Г.Волконский) руководила декабрьским восстанием, а другая - его подавлением и последующим преследованием заговорщиков. Поэтому в качестве общепризнанного установилось представление о войне 1812 г. как об общем напряжении сил армии и народа, которым практически невозможно было руководить, а можно было лишь вдохновить. «Немцы» М.Б.Барклай-де-Толли, П.Х.Витгенштейн и др. противопоставляются «русским» П.И.Багратиону и М.И.Кутузову, лучше почувствовавшим «народную душу». Французская версия событий, отводящая значительную роль в победе морозам и «скифскому» образу войны, не противоречила такому подходу и была принята с воодушевлением. Советская историография в целом разделила этот подход [155] , сделав акцент на деятельности партизан и казаков, преуменьшая роль решений Александра I и его администрации, а случаи грабежей и поджогов крестьянами помещичьих усадеб объясняя стремлением освободиться не только от внешнего врага, но и от классового [156] .

153

Бутурлин Д.П. История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 г. Т 1–2. СПб.: Военная Типография, 1837-38.

154

Михайловский-Данилевский А.И. Описание похода во Францию в 1814 г. Т. 1–2. СПб.: Тип. Департамента Внешней торговли, 1836.

155

Наиболее полный обзор дореволюционных и советских исследований см. Шеин И. Война 1812 года в отечественной историографии. М.: Научно-политическая книга, 2013.

156

Ливен Д. Россия против Наполеона. С. 45.

Однако «наиболее крупным мифотворцем» в отношении 1812 г., причем как для русской, так и для европейской общественности, Ливен называет [157] Л.Н.Толстого. Нетрудно заметить, что роман «Война и мир» практически идеально укладывается в изложенную выше схему. Все ситуации рационального планирования боевых действий (составление диспозиции под Аустерлицем и Бородином, попытки Наполеона, Александра I, Ростопчина повлиять на ход событий и т. п.) терпят неудачу. Война (и шире - история), подобно стихии, сметает отдельные личности, пытающиеся ей противостоять. Одновременно возникает другая стихия – народная, которая сплачивает дворянские семьи Ростовых, Болконских, Безухова, захватывает тем же потоком массы крестьян, ополченцев, казаков, а побеждает в итоге Кутузов, который и не пытался обуздать эту стихию и лишь давал ей выход.

157

Там же, с. 46.

Доминик Ливен назвал основной задачей своей книги «прорваться через российские мифы к реалиям военных действий России в 1812-14 гг.» [158] , и в этом смысле Толстой – один из главных его оппонентов. Но при этом можно заметить, что схожее различение «реалий» и «мифа» можно провести и внутри самого романа Толстого, пусть эти два пласта не всегда рассматриваются как противостоящие друг другу. В частности, современный исследователь Ирина Сиземская описывает это следующим образом: «Толстой - и гениальный писатель, и прозорливый, глубокий мыслитель, поэтому трудно провести границу между его художественными образами, сюжетными линиями и стоящими за ними философскими идеями… Толстой-философ «прерывает» Толстого-писателя, как это происходит, например, в романе «Война и мир» в многочисленных отступлениях-размышлениях о причинах и законах истории, о роли в её движении героев и народных масс и т. д.» [159] . Более критично разницу в двух уровнях романа оценил современник Толстого военный историк Михаил Драгомиров: «Роман гр. Толстого интересен для военного в двояком смысле: по описанию сцен военных и войскового быта и по стремлению сделать некоторые выводы относительно теории военного дела. Первые, то есть сцены, неподражаемы и, по нашему крайнему убеждению, могут составить одно из самых полезнейших прибавлений к любому курсу теории военного искусства; вторые, то есть выводы, не выдерживают самой снисходительной критики по своей односторонности, хотя они интересны как переходная ступень в развитии воззрений автора на военное дело» [160] .

158

Там же, с. 48.

159

Сиземская И.Н. Л.Н. Толстой об исторической необходимости как «равнодействующей множества воль» / Вопросы философии. № 9, 2010. С. 135–143.

160

Драгомиров М.И. «Война и мир» графа Толстого с военной точки зрения // Л. Н. Толстой в русской критике: Сб. ст. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1952. С. 272–296.

При этом нужно заметить, что Толстой как художник, разумеется, понимает необходимость художественного обоснования своих теоретических взглядов на войну. В романе мы видим несколько раз повторяющуюся последовательность эпизодов, в которых герой, находящийся в некотором очаровании военной романтикой, сталкивается с ее шокирующей и хаотичной реальностью. В первом случае это молодой Николай Ростов, который в своем первом настоящем «деле» под Шенграбеном переживает сначала восторг от начала кавалерийской атаки, затем - вполне экзистенциальный ужас от осознания своего одиночества и возможной смерти, когда он, потерявший коня и раненый, убегает от французов.

Второй эпизод - хрестоматийный внутренний монолог Андрея Болконского под Аустерлицем, который подводит итог его безуспешной попытке пережить «свой Тулон», повернуть ход безнадежно проигранного сражения: «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, - подумал князь Андрей, - не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!..» [161]

161

Толстой Л.Н. Война и мир // Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 22 т. М.: Художественная литература, 1978. Т. 4. С. 353.

Конец ознакомительного фрагмента.