Проблемы поэтического бытия. Сборник работ по фундаментальной проблематике современной филологии

Итак, в эпизоде в Воздвиженском повествователь изображает два различных взгляда на Анну, две точки зрения, между которыми, однако, нет перехода. Этот переход осуществляется в сцене встречи Анны и Левина.

После книги М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского» в литературоведении укоренился взгляд, согласно которому толстовский герой – это герой повседневности, для которого ценно и важно прежде всего переживаемое мгновенье. Действительно, искусство Толстого поэтизировать жизнь в ее самых обыденных проявлениях можно сравнить только с пушкинским. Но мнение, что «у Толстого судьба героя, его жизненное состояние и ситуации прямо отливаются в формах семейных, социальных, имущественных отношений и пр.», нельзя безоговорочно признать за верное.

Толстовский мир, как и мир Достоевского, самопротиворечив, и поиски героя Л. Толстого – это не искание и даже не вырабатывание жизненной позиции, адекватной уже сложившемуся миру; через «диалектику души» его героя осуществляется диалектика мира. Мир становится в лице героя, а не пребывает вне её неизменным и незыблемым. В момент, когда Левин субъективно находит нравственный принцип, мир объективно впервые обретает его.

Левин, будучи тесно связан с деревенским крестьянским миром, в то же время и противостоит ему как разумное начало. Между ними такая же «непроходимая черта», как у Стивы или Долли. Эта черта проведена во внутреннем мире героя, между этическим инстинктом, благодаря которому он осуждает Анну, и разумом, благодаря которому он видит идеальное разрешение его вопроса о месте «работника» в капитализирующемся хозяйстве у старика на половине дороги.

Это внутреннее взаимоотрицание двух равносильных устремлений в конце концов и приводит героя к утрате перспективы и к мыслям о самоубийстве.

Между этими силами нет непосредственного конфликта. Их внутренняя враждебность друг другу выражается именно в отсутствии общей почвы для внешнего конфликта.

Этот конфликт впервые оформляется как внутренний конфликт Анны Карениной, и с этого момента в мире начинается внутреннее качественное движение. Основная масса героев «Анны Карениной» находится в сфере того или другого мира. Но эти миры не могут просто сосуществовать рядоположно. Взаимодействие между ними осуществляется не каким-то таинственным и непонятным образом. Противоречие Анны Карениной есть выражение внутреннего противоречия Левина, противоречия двух замкнутых сфер жизни: светского общества и крестьянского мира.

Разум в Левине не отрицает непосредственного этического чувства, он его просто не знает. Мир Анны не знает крестьянского мира, между ними также нет явного конфликта. Это высшая степень отчужденности, образчик которой Л. Толстой дал во взаимоотношениях Левина и графини Нордсон: «Между Нордсон и Левиным установились те нередко встречающиеся в свете отношения, что два человека, оставаясь по внешности в дружественных отношениях, презирают друг друга до такой степени, что не могут даже серьезно обращаться друг с другом и не могут даже быть оскорблены один другим». Таким образом, невозможность явного конфликта является высшей степенью проявления внутренней отчужденности. Поэтому движение начинается изнутри, с самоотрицания мира Карениной как внеэтического мира. Тем самым он отрицательно ориентируется к миру Левина как к миру наивно-этическому. Связь между мирами налагает Анна своим поступком.

Миры Левина и Карениной вступают между собой в косвенный, опосредствованный конфликт. Но внутренний конфликт Анны – это одновременно не только форма, в которой осуществляется столкновение двух миров, но также и внутренний конфликт Левина. У обоих героев разумное противоречит этическому. Преступление Анны полагает этическое, но отрицательно. Хозяйственная деятельность Левина полагает разумное, но также отрицательно.

Л. Толстой вводит в повествование героев, которые являются как бы ориентирами для главных героев. Так, например, Васенька Весловский целиком и полностью является продуктом светского общества, и в этом смысле представляет собой своего рода совершенство (как и Анатоль Курагин в «Войне и мире», который по внутренней свободе сравним только с Наташей Ростовой). С другой стороны, Иван Парменов является порождением «прелестной» крестьянской жизни и ее символом – для Левина. Константин Левин соединяет в себе эти разнородные начала. Он, с одной стороны, не может возвратиться назад – к «прелестной» жизни Ивана Парменова: любовь к Кити запрещает ему это.

«Он взглянул на небо, надеясь найти там ту раковину, которою он любовался и которая олицетворяла для него весь ход мыслей и чувств нынешней ночи. На небе не было более ничего похожего на раковину. Там, в недосягаемой вышине, совершилась уже таинственная перемена. Не было и следа раковины, и был ровный, расстилавшийся по целой половине неба ковер все умельчающихся я умельчающихся барашков. Небо поголубело и просияло и с тою же нежностью, с тою же недосягаемостью отвечало на его вопрошающий взгляд.

“– Нет, – сказал он себе, – как ни прекрасна эта жизнь, простая и трудовая, я не могу вернуться к ней. Я люблю ее”».

С другой стороны, он не может пойти вперед. Судьба Левина и Кити внутренне зависит от судьбы Анны. То или иное действие, предпринимаемое Анной, предопределяет события в сюжетной линии Левин – Кити. Так, возвращение Анны к Каренину после признания ему в измене, то есть механическое восстановление внутренне утраченного единства семьи, делает невозможным вторичное предложение Левина Кити. Читатель уже знает, что Кити была готова любить Левина, что Левин любит Кити. Но после встречи с Кити «на большой дороге» (ч. 3, гл. XIII) следует сначала эпизод возвращения Анны к мужу, а затем – эпизод поездки Левина к Свияжскому. Искусственность, даже насильственность возвращения Левина к вопросу рационального ведения хозяйства прямо утверждается повествователем. «Ночь, проведенная Левиным на копне, не прошла для него даром: то хозяйство, которое он вел, опротивело ему и потеряло для него всякий интерес».

Между тем, вся эта часть повествования посвящена именно проблеме хозяйства и заканчивается спором с братом Николаем о коммунизме. Николай Левин, прощаясь с Константином, говорит, между прочим, фразу, в высшей степени характерную для героя Достоевского.

«– А, великодушие, – сказал Николай и улыбнулся. – Если тебе хочется быть правым, то могу доставить тебе это удовольствие. Ты прав, но я все-таки уеду!».

Эта фраза указывает не просто на неискренность «великодушия» Константина (который приходит к брату перед его отъездом и «ненатуральным голосом просит извинить, если чем-нибудь оскорбил его»), Николай не иронизирует также над братом, его утверждение о правоте Константина вполне серьезно. Константин Левин прав на самом деле, но прав односторонне, отвлеченно, разумно прав.

Каренин, принимая Анну в лоно семьи после ее преступления, делает, по существу, ложно-христианский поступок. Каренин имеет дело только с «отражениями жизни», а не с самой жизнью. В пределах «отражения» его решение гуманно и великодушно, но для Анны (то есть для живой жизни) его великодушие оборачивается «камнем великодушия».

Каренин и Левин оба правы разумно, но не этически, само же противопоставление жизни и ее отражения является неправым во всеобъемлющем жизненном контексте (в котором отражение жизни является необходимым жизненным моментом).

Теория рационального ведения хозяйства, разрабатываемая Левиным, не противоречит принципиально теориям западноевропейских экономистов, но доводит имеющуюся в них тенденцию противопоставления теории и жизни до последней степени. Это противопоставление проявляется в требовании, казалось бы, противоречащем типичной установке западного ученого – учитывать национальные и прочие особенности, особенные качества «работника». Теории, которые оспаривает Левин, есть теории в узком смысле слова, они развиваются имманентно, в соответствии с требованиями формальной логики, а затем уже применяются (или не применяются) на практике. Теория и жизнь противостоят как две суверенные сферы.

Левин, требуя считаться со спецификой живой рабочей силы, тем самым вводит «человека» в поле действия разума и превращает его в «работника». Живая жизнь подводится под категории разума и преобразуется, изменяется в соответствии с его требованиями.

И сама личность мыслящего человека тут ничего не значит: важна идея. «Это дело не мое личное, а тут вопрос об общем благе», – думает Левин. Здесь высказывается одна из главнейших мыслей всего романа: отказ от себя во имя блага других. Через фазу отречения от себя проходят едва ли не все герои «Анны Карениной». Наиболее полным выражением бесплодности самоотречения является фигура Вареньки.