Пробуждение мёртвых богов 2

А самое главное, заняться юношами 12–17 лет, отправить их на учёбу (надо ещё решить, куда именно), обучать существующим премудростям по распределению: иных натаскивать в государственной службе, других – обучать наукам. Поднять на ноги весь Рим и провинции, отыскать не только перспективных ребят, но и учителей для них. Да, сейчас это может показаться блажью, но если не работать на перспективу, очень скоро можно слететь с императорского трона, и не факт, что при этом вернуться на ректорство в Сардинию!

Буквально на следующий день я начал знакомиться со своими министрами. Разумеется, так они не назывались, но для меня это было привычнее, я так и называл их в своих планах. Держал с ними нейтрально-дружелюбный тон, расспрашивал о работе, о планах на будущее, о пожеланиях – какая нужна помощь от центральной власти. Интересовался помощниками, вообще работниками, которые их окружают.

Напускал на себя простецкий вид, чтобы собеседник расслабился и говорил откровенно, но всегда в конце беседы очень жёстко давал понять, что держать меня за дурака не следует. Давала себя знать закалка менеджера XXI века и опыт работы среди зубастых коллег и хитроумных начальников, изображавших из себя своих в доску, но при этом, в нужный момент берущих за горло железной рукой.

Как я успел убедиться за годы жизни в Римской Империи, люди, во всяком случае, управленцы разного калибра во многом походили на своих далёких потомков, но и значительно отличались от них. Я многие вещи, привычные для них и впитанные, так сказать, с молоком матери, постигал годами, методом проб и ошибок, и зачастую проигрывал им в этом. Но зато эти довольно простые ребята понятия не имели об основах маркетинга – того, чему я был обучен, используя опыт развития рынка за полторы тысячи лет.

Это сочетание дало прекрасные результаты в случае с Мариной, когда мы направили оба вектора этих усилий в одном направлении, но если местные управленцы хотели добиться своего, обойдя меня, результат был прямо противоположным: наши усилия своим противоборством уничтожали возможный потенциал и таких работников я наметил на выход в первую очередь.

Очень трудно было научить чиновников такому понятию, как «работа в команде». Каждый думал только о себе, рассчитывал только на себя, и своих подчинённых просто использовал, как необходимые элементы управления. Они совершенно не понимали моих вопросов о своих помощниках и подчинённых – что о них говорить? Работают, и всё. Их нужно держать в строгости, и не давать поблажек. Им даже в голову не приходило, что мелкий сотрудник может подать интересную мысль, подсказать свежую идею.

Ну что ж, этому мы будем учить молодёжь, а пока нужно заставить работать имеющуюся структуру. В этом мне оказали неоценимую помощь Лициния, и, как ни странно, Папа Лев. Экс-императрица знала очень многих, понимала, кто чем дышит, и чего можно от него ожидать. При этом я видел, что её уровень позволяет увидеть и понять только вершину айсберга, крупных управленцев, приближенных к власти. Её советы и подсказки были чрезвычайно чёткими и полезными, но касались только верхушки чиновничьего аппарата.

Понять более мелких исполнителей мне помогал понтифик. В эту пору господствующей была христианская религия, и священники, не говоря о самом Папе, имели огромный авторитет. Я собирал обычных мелких чиновников на неформальные встречи с угощением, беседовал с ними, старался создать атмосферу доверия и понимания. Вначале меня дичились, не принимали, отделывались общими фразами. Но на второй-третьей встрече лёд начинал таять, мне задавали вопросы, и я также расспрашивал их о работе, жизни, планах.

Лев, присутствуя на этих собраниях, оказывал неоценимую поддержку – он пользовался народной любовью, и при этом в общении был прост и добродушен. Однако вскоре он препоручил эту миссию одному из своих священников – отцу Доминику, высокому, худому монаху с неизменными чётками в руках, справлявшемуся со своим делом не хуже Папы. В конце концов, видя столь значительных лиц, императора и духовного отца рядом с собой, проявлявших к ним искренний интерес, не чванившихся своим положением, люди начинали расслабляться и высказывать сокровенное.

Помимо ценных сведений, полученных мной в этих беседах, отец Доминик потом подсказывал, где проскакивала фальшь и неискренность, от кого не следует ожидать верной службы. Долгие годы служения и природная проницательность позволяли ему видеть человека гораздо глубже, чем я. Обычно, посещая наши собрания, он молча сидел в уголке, перебирая чётки и внешне отсутствуя.

Но иногда, во время особенно пламенной речи какого-нибудь чиновника, повествующего о своих заслугах, улыбался и покачивал головой, или бросал внимательный взгляд на говорившего. И часто такого знака было достаточно, чтобы тот сбивался, начинал мямлить, и даже признаваться в своих не совсем праведных деяниях. Обычно я старался поддержать такого «кающегося грешника», ставил его в пример другим, выражал надежду на хорошие дела в будущем.

При этом священник никогда не злоупотреблял своим положением и не ставил своё отношение к людям в зависимость от их церковности. Для него, как и для понтифика, всегда главным было подтолкнуть человека к добру в форме честного служения общему делу. Конечно, в иное время он занимался своими прямыми обязанностями – церковными службами, проповедями и укреплением христианской веры, но это была та часть его служения, которая меня не касалась.

Вскоре я наметил первые перестановки, но пока никаких шагов не предпринимал – заменять двух-трёх чиновников было бесполезно, первый шаг должен получится более решительным. И меня беспокоил очень важный вопрос – финансы. Управлял этой отраслью Гней Ульпий – человек очень умный, хитрый и скользкий. Ухватить его за руку, вывести на чистую воду я не мог: внешне Ульпий действовал безупречно, не давая ни малейшего повода к недоверию. Но я ясно видел, что большие деньги идут мимо казны.

На наших собраниях все финансовые чиновники держались обособленно, сплочённо, высокомерно. Весь их вид словно говорил: «Не трудитесь напрасно, дорогой император, под нас не подкопаешься! Правители приходят и уходят, а мы остаёмся. Довольствуйся тем, что получаешь, и не пытайся нас расколоть и пошатнуть». Разумеется, терпеть эту вольницу было нельзя, но и придавить её пока не представлялось возможным. Я сделал вид, что принял правила их игры, и стал ждать удобного момента.

Вопрос финансов стоял очень остро. Империя нуждалась в деньгах, а под носом у императора сидела кучка пауков, прочно присосавшихся к кормушке, и тормозила весь процесс возрождения империи. Этот вопрос надо было решать, но для этого требовалось проникнуть в самую суть, понять весь механизм, найти зацепку, чтобы вскрыть этот гнойник.

При этом я не мог брать на себя эту задачу – слишком много для этого требовалось сил, слишком много времени. А проблем хватало и без этого. Помимо обычных текущих дел, я хотел заниматься инвестициями в будущее – готовить кадры для управления, учить молодёжь, создавать и развивать науку, то есть, использовать весь свой потенциал управленца, свои знания и умения, накопленные в прежней жизни.

А тут ещё Карфаген. Наша родная, Римская провинция, захваченная в своё время вандалами. Тогда они были сильны, а Рим ослаблен. Сейчас всё было наоборот. У вандалов ситуация образовалась тяжёлая – безвластие, отсутствие сильного короля. Так что сейчас самое время воспользоваться ситуацией и нанести удар.