Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов

— В правом рукаве — ничего.

Зеленая точка на циферблате все быстрее подползает к пятну, напоминающему скелет кита. Затем пропадает из вида и…

Возле останков завода раздается грохот, похожий на мощные раскаты грома. В какой-то момент ловлю себя на мысли, что Лью врезался в торчащий кусок железа или налетел на каменную глыбу. Но тут же приходит понимание: с такого расстояния подобный звук услышать просто невозможно, потому что акустика здесь ни к черту. Случилось явно что-то другое.

Над заводом всплывают сизые клубы песка, и это единственное, что мне удается разглядеть. Совершенно не улавливая суть происходящего, перевожу взгляд на радар и вижу: точка снова появилась, но уже в другом конце циферблата. А это может означать только одно — Лью мгновенно переместился больше, чем на полмили, и как ни в чем не бывало продолжает двигаться с другой стороны холма.

— Как тебе такое, Боб Уильямс¹⁷? — Шелест в динамиках появляется так же внезапно, как исчез.

И я в ступоре.

Голова начинает гудеть от попытки осмыслить произошедшее и понять, как на это реагировать. Я даже не заметил, как успел подскочить на ноги и взобраться на вершину склона: никогда еще не испытывал такого страха и замешательства одновременно. Неужели его разговоры про червоточину чистая правда?

Не будь у меня в руках приборов, я бы решил, что возле руин завода случилось что угодно — от внезапно начавшейся аномальной грозы до необъяснимого взрыва двигателя (который априори не способен с такой силой рвануть). Но я бы ни за что не подумал, что объяснение может оказаться настолько же невероятным, насколько и простым: невидимое поле существует, и в его пределах действительно открывается червоточина.

А ведь еще два дня назад мысль о кротовой норе возле «ОАЗИС-1» казалась трепом наркомана, которому неплохо удается «Кровавая Мари». Его желание доказать, что червоточина реальна, я принял за попытку реабилитироваться, которая по моим представлениям должна была закончиться чем-то вроде: «извини, мост развеялся. Но клянусь, я говорил правду. Как видишь, даже сам готов был проверить». А теперь все это произошло буквально у меня на глазах: он исчез в одном месте и появился в другом. Целый и невредимый.

— Кстати, нет здесь никакой радиации. Наверняка это дерьмо выдумали, чтобы никто сюда не совался.

Не слышу, что он говорит. Или не хочу слышать. Минуту назад материя преодолела пространство без затрат времени, и это невероятно. А он рассуждает про какую-то радиацию. Точно псих.

— Ты здесь?

Уйма вопросов приходит на ум: как это работает? насколько опасно для жизни? что это вообще за штуковина? почему его порш не выкинуло в космос или не зарыло под грунт? распадется ли теперь континуум?.. Озвучиваю же самый идиотский:

— Там что-то было, когда ты проскакивал?

Молчит. Или задумался, почему я все это время не выходил на связь, или прислушивается к своим ощущениям в момент «прыжка». Через несколько секунд отвечает:

— Ты имеешь в виду свет в конце тоннеля?

Не могу понять, в прямом он смысле или переносном. Но это и не важно, потому что ни то, ни другое я не имею в виду:

— Видно ли эту штуку, когда к ней подъезжаешь?

Вздыхает. Видимо, пытается подобрать слова тому, что почувствовал, когда продырявил пространство. Наконец, прокашливается и говорит:

— Ничего не видно. Просто появляется ощущение, что ты сейчас окажешься на той стороне. А потом становится ясно, что это не просто ощущение, а так оно и есть. Короче, когда будешь перемещаться, ты поймешь, что это именно оно. Если ничего не почувствуешь — тормози, чтобы не врезаться в железяки или еще во что-то. Лучше — попрактикуйся.

Разумеется, попрактикуюсь. Когда хоть каплю приду в себя. В голове не укладывается, насколько зыбкими оказались мои представления о пространстве и времени. Неужели такая жуткая штуковина, как кротовая нора, может существовать в реальности? и опасно ли «открывать» ее практически на поверхности планеты?

Допустим, она не может образовываться за пределами поля, а точнее — его гребней (как объяснял Лью, кротовина может раскрываться только в тех областях, где волна накладывается на волну, то есть чуть выше поверхности платформы). Но означает ли это, что весь остальной пространственно-временной континуум в безопасности? Почему-то мне так не кажется…

В любом случае, какие бы подводные камни не таились в этой штуковине, и как бы пугающе все это не выглядело, подобные мысли не остановят меня: я готов на все ради победы, и не сверну, даже если придется нырнуть в безвременье.

Но для начала нужно научиться ездить по бездорожью, и желательно на хороших скоростях…

Утром о комплексе «ОАЗИС-1» поговорить особо не с кем. На орбите третий день висит грузовой «Меркурий», а оформлен и разгружен он только наполовину. В док опускается очередной шаттл с контейнером, и нужно рассортировать его содержимое по беспилотникам. Работа проще некуда. Но после того, что случилось ночью, даже дергать рычаги крана кажется непосильной задачей: ощущаю себя словно лист бумаги, который сложили пополам и продырявили карандашом.

На все вокруг смотрю по-новому, будто пространство обрело свойство вроде хрупкости. Даже порт, в котором я работаю уже два года, больше не кажется чем-то привычным: желтые скелеты кранов, погрузчики с торчащими бивнями, ржавые пузыри офисных модулей и возвышающиеся над ними диспетчерские кабины — все теперь кажется искусственным и декоративным, словно макеты, залитые эпоксидной смолой…

— Не спать, Нил! — Кряхтение голоса в динамиках возвращает меня к реальности. — Ты же сейчас врежешься!

Смотрю на контейнер и едва успеваю дернуть рычаг — как бы шуточно не звучал тон Тима, напарник оказался прав: я чуть не сбил контейнером погрузчик.

— Неужели еще столько же? — Спрашиваю просто так, чтобы поддержать разговор. На самом деле мне не так уж и важно, сколько контейнеров осталось на «Меркурии». Мысленно я продолжаю находиться у останков завода.

— Меньше. — Вздыхает, будто ему осточертело ждать, когда закончится подача груза. — Часть контейнеров забраковали, потому что сильно фонят. Плохо упакованные батарейки, короче.