Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов

4…

Безумие.

3…

Сво-

2…

бо-

1…

Клубы пыли хлещут из-под колес. Частицы почвы трещат на стеклах, заглушая вой электродвигателя. Сизый шлейф растет, будто облако взрывной волны, и железный стадион исчезает в нем прежде, чем успевает уйти за линию горизонта. Первый шаг к преодолению собственных возможностей сделан.

Машину быстро начинает заносить, и чем выше скорость, тем сильнее толчки. Все происходит в сотый раз, но ощущения совсем другие, когда стартуешь во время чемпионата. Теперь любая ошибка может положить всему конец.

От ухаба чуть не теряю управление, но быстро обошлось. Нужно думать исключительно о маршруте, а в голову лезет всякая чушь вроде японских мудростей про жизнь. Когда находишься за рулем болида, никакая мудрость не поможет, даже если она про самураев. Потому что гонка — другое измерение, в котором обычные законы жизни не значат ничего.

Впереди еще две выбоины, но с противоположной стороны. А дальше — три мили можно выжимать до предела, пока не появится два больших валуна. И у меня нет другого выхода, кроме как проскользнуть между ними: вписаться, как ниткой в ушко иголки, с той лишь разницей, что промах означает смерть. А после — сразу направо, в объезд холма, так как слева рельеф похож на окаменевшую морскую рябь, в которой «акула» застряла бы навсегда.

И вот — первая контрольная дуга. Заряжаться не буду: Фин постарался на славу, увеличив емкость батареи настолько, насколько это возможно. Скорее всего, так сделали все участники, чтобы не терять ни секунды даже на подзарядку. Поэтому, электроколонки здесь уже скорее рудимент, напоминающий старым пилотам о былых временах. Я даже не уверен, исправны ли они.

Оставляю дугу в облаке пыли и лечу дальше. Фобос похож на гнилую картофелину, следящую за каждым моим поворотом руля. Как и «птеродактили», парящие в желтом небе словно стервятники — посмотреть, как я подпрыгну на холме, и быть может размажусь об острый камень справа от кратера. Тогда бы они пустились в пляс — кружить над лохмотьями железного мяса вперемешку с человеческим, и беспрерывно щелкать объективами, делая снимки для ралли-хроникс. Так уж запрограммированы.

Увы, я их разочаровал: мой полет был предельно точен. Даже на пробных заездах получалось хуже, а там не было такого психологического фактора, как стая слетевшихся камер. При соприкосновении с грунтом меня сильно тряхнуло и повело в сторону, но это было терпимо. Я бы даже сказал — потрясно.

Впереди вырастает склон кратера, над которым тоже кружат дроны. Наверное, многие пилоты неудачно приземляются, тут же влетая в воронку. И со стороны это смотрится зрелищно, особенно при повторе с разных ракурсов. Но только не для гонщика, для которого ракурс один — самый эпицентр гребаной мешанины из песка, кусков металла и битого стекла. Если только повезет остаться в живых.

Дальше шесть миль «свободного полета» — и вторая контрольная дуга. Разгоняюсь до головокружения, выкидывая из головы слова одного спортсмена, вроде сноубордиста — «думай быстрее, чем мчишь, или ползи медленнее, чем думаешь». На таких скоростях думать невозможно — все вокруг плывет, слившись в сизо-бурый поток на фоне пыльного неба. Машину трясет, как шаттл в гиперпространстве, а двигатель воет так, что кажется вот-вот взорвется. Попадись на дороге любой камушек больше ореха — и меня отшвырнет, опрокинет, закрутит вихрем и разорвет в клочья. Но иначе в этой гонке не победить, кроме как скользя по тонкой грани.

Перед глазами начинает проноситься вся жизнь, и первым вспоминается, как мы с Мэй поехали в Гленко Маунтин кататься на лыжах. Каждому из нас казалось, что мы мчали как болиды, со свистом рассекая воздух. Но стоило посмотреть записи с циферблатов, и становилось ясно, что скорость у нас была так себе. Сейчас же я с уверенностью могу сказать — это предельная, просто бешенная скорость, причем как субъективно, так и объективно. Потому что спидометр не обманешь.

Достигаю второй точки, теперь нужно сбавить. Колонка покосилась, будто кто-то в нее врезался. А еще вмятина на боксе, может даже повлекшая разгерметизацию. Да и с самой дугой не все в порядке — вроде как она слегка наклонена в ту же сторону, что и колонка. Не знаю, что с этим местом не так: дорога здесь ровная, а штуки с электромагнитным импульсом никто бы не устанавливал на виду у камер. Видимо, просто так совпало — куча аварий в одной точке, как в бермудском треугольнике. В любом случае, меня «проклятие» не настигло.

Между второй и третьей придется попетлять — камней так много, будто над этим местом раскрошился астероид размером с гору Бен-Невис. Я проложил несколько дорожек, но все они вышли как горный серпантин — большинство громадин «метле» просто не по зубам.

Напоминает полет вдоль пояса астероидов (Мэй бы точно так и сказала), но не в живую, а как в фильмах вроде Стартрека: болиды летят ливнем навстречу кораблю, и пилоту приходится выписывать зрелищные виражи. Голливудский миф, короче. У меня все точь-в-точь, только вместо виражей — пыльные дрифты.

Несколько минут в дымящемся котловане — и я на третьей дуге. Все прошло не совсем гладко: я расцарапал правый борт и сильно помял крыло. А еще — потерял секунд пять, чтобы выйти из заноса и вернуть управление. Могло быть хуже: схватка с инерцией в таких условиях штука смертельная. Но я прошел три отрезка пути, и сделал это за семьсот тридцать три секунды, что уже неплохо.

Возле кратера Огилви замечаю то, что чуть не сбило меня с курса: смертельная авария. То, что она смертельная, нет ни малейших сомнений — машина разорвана на куски, а камень, на который она налетела, целиком покрыт кроваво-пыльными брызгами. Я знал, что увижу что-то подобное, и может даже не раз. Но подготовиться морально к такой картине невозможно: едва сдерживаю рвотный позыв, когда на глаза попадаются ошметки скафандра вперемешку с человеческими внутренностями, поблескивающими от налета инея. А самое страшное — осознавать, что это мог быть и я.

«Мираж», не иначе. Машина влетела в него с такой силой, что глыба, шатнувшись, снова стала видимой. Или может генератор успел зарыться глубоко под грунт, как заводной металлический червь. Не важно. Главное — теперь картина неотличима от несчастного случая, от чего и будут отталкиваться организаторы. И никто не станет перерывать все вверх дном, чтобы опровергнуть «самоочевидное».

Отправляю координаты спасателям и мчу дальше, думая, кто бы это мог быть. Ной Венски стартовал первым, но это ничего не значит — ловушка могла быть поставлена не сегодня, а гораздо раньше. Другой вопрос — заметил ли аварию Лео, если разбился все-таки Ной? Вокруг Огилви местность такая, что вряд ли кто-то из пилотов проложил бы маршрут, отличающийся от накатанной. Если так — то Лео либо стал жертвой убийцы (а иначе как убийством это не назовешь), либо видел катастрофу и проигнорировал ее (потому что спасателей все-еще нет). Нужно будет подробно изучить ралли-хроникс, когда завершится заезд.

Путь от четвертой до пятой дуги преодолеваю быстро — сплошная равнина, местами усеянная камнями. Дальше начинается полоса природных препятствий, формировавшихся миллионы лет. Холмы, трещины, выбоины, валуны — местность настолько неровная, что даже удивительно, как пилотам удается прокладывать хоть какой-то маршрут. И выбрана она не случайно: не все должно в этих «скачках» зависеть от лошадиных сил.

Ощущение, будто петляю между гигантскими кофейными гранулами, повторяя что-то вроде гитарного соло без нот: налево — направо — еще правее — резко влево — стоп — левее — резко вправо… Отрывать глаз от дороги нельзя, поэтому легенду пришлось заучить. В такие моменты осознаешь, почему опытные пилоты прибегают к помощи штурманов, и почему такая помощь обходится им не меньше, чем в треть выигрыша. При том, что сами штурманы сидят в безопасных кабинетах и наблюдают за всем с экранов.

Выпутавшись из лабиринта, попадаю в полную его противоположность — ровная, почти стеклянная бежевая гладь, кое-где припорошенная галькой. Фобос успел скрыться за горизонтом, что в общем то не удивительно: этот каменный глаз скользит по небу быстрее, чем оливка по тарелке. «Птеродактилей» тоже ни одного — здесь для них нет ничего интересного. Пролетаю этот участок на предельных скоростях, оставив после себя растущий бурый шлейф.

Пара минут — и я на шестом отрезке пути. Сразу за холмом валяется штуковина, похожая на стиральную машинку с кучей антенн. Это древний марсоход, упавший сюда лет сто назад. Точнее, все, что от него осталось: посеревшая скорлупа, наполовину погребенная в оранжевых песках. Похоже на памятник тем временам, когда летать сюда было бессмысленно — кроме как таким вот роботам, ковыряющимся лопатками в песочнице. Никто тогда еще не знал про терций. Лучше бы и сейчас про него не знали.