Процент соответствия

Поколебавшись, Орчак выбрал правую цепочку луж. По левой он недавно поднимался чуть ли не до центра лагуны. Лужи заросли тиной, среда в них была солонее, чем в океане, поэтому икра лапчатых проклевывалась плохо. Но саму тину лапчатые лопали так, что за жабрами пищало. От океанских они отличались малой подвижностью, упитанностью и полным отсутствием страха. Их можно было брать в рук-ки, они даже не делали попыток вырваться.

Прошел перешеек и плюхнулся в первую лужу. Она ничем не отличалась от луж левой цепочки. Та же тина, та же теплая солоноватая среда. Лапчатые лениво потеснились, освободили место. В центре лужи глубина была побольше – до двух метров. Веточки водорослей увешаны гроздьями икры лапчатых. Любопытный малыш подплыл и уставился прямо в глаз. Орчак хотел щелкнуть его по носику, но малыш ловко увернулся и опять застыл, разведя лапки в стороны.

– Не засматривайся. Я не твоего вида, карапуз, – сказал ему Орчак. Провентилировал жабры, пересек полосу прибрежной тины и вышел на берег. До следующего озерца было метров пятнадцать. Пустяк, даже если на спине будет сидеть Ригла. Без седока ему случалось проходить и в пять раз больше. Неторопясь, Орчак прошел перешеек. Но вместо того, чтоб плюхнуться в тину, подогнул задние рук-ки, сильно оттолкнулся передними – и принял вертикальное положение. Напрягся, разогнул задние рук-ки. Удерживать вертикаль было сложно. Зато какой обзор! Он разглядел во всех деталях не только ближайшее, но и следующее озерцо. Из чистого лихачества Орчак не стал погружаться в среду, а сразу направился к дальнему озерцу. Шумно плюхнулся и отдышался. Озерцо имело форму крестовины – когда-то здесь пересекались два канала. Значит... Значит, пройдено не менее полутора сотен метров! Орчак опять рассмеялся. Смешно, когда тобой же созданная суша превращается в терра инкогнита.

Лапчатых, тины и водорослей здесь было меньше. Видимо, им тоже не нравилась возросшая соленость среды.

– Ах, как я вас понимаю, – сказал им Орчак, пересек озерцо и провентилировал жабры. Он решил пересечь всю лагуну и выйти в кольцевой канал.

Следующие две лужицы оказались мелкими, солеными и душными. Даже отдышаться толком не удалось. Орчак опять поднялся на задних рук-ках, осмотрел путь. Метров шестьдесят. Пройти можно. Если напрячься, можно и вернуться. Только что за белое разбросано там вокруг лужи? Орчак напряг память. Очень похоже на кристаллизованную среду. Но для кристаллизации, говорят, нужны низкие температуры. Пресное озеро окружали горы с белыми шапками, и там было тепло. Только у водопада – бррр... А что же еще это может быть? Высохшие на солнце водоросли? Не похоже.

Еще раз провентилировав жабры, он быстрым шагом отправился вперед. Шестьдесят метров – это не двадцать. Терять секунды некогда. Песок плотный, слежавшийся, идти легко. Пройдена половина расстояния, теперь вперед ближе, чем назад. А лужа-то, похоже, мелкая... Ничего, полметра будет. Отдышаться – и сразу к следующей. До нее метров пятьдесят, не меньше.

Под рук-ками захрустело. Комки рассыпались в песок необычного белого цвета. Орчак прошел еще десяток метров вдоль лужи, выбирая место, где лучше войти в среду, сильно оттолкнулся рук-ками и нырнул. В полете заметил трех лапчатых. Их мертвые тельца, раскинув лапки, плавали кверху брюшком у самого берега.

Среда показалась необычайно плотной. Уже понимая, что лучше этого не делать, Орчак распахнул рот и жаберные крышки. Жабры обожгло болью. Заныли ссадины на ладонях, защипало глаза, горечью наполнился рот.

– Солончак! – понял он. И рванул обратно. Не отдышавшись – в такой соленой среде невозможно дышать. Жабры сводило судорогой. Орчак хватал ртом воздушную среду и понимал, что шестьдесят метров ему не пройти.

«Как глупо...»

– ...Я видела, как он вышел на берег. Мы договорились встретиться здесь, но я пришла на час раньше. А он уже был здесь. Он пошел туда. Потом из того пруда перешел в следующий. Потом вышел из того, но дальше не видно. Я думала, все нормально, я ведь пришла раньше, и не волновалась целый час. Точнее, волновалась, но совсем несильно. Но пришла Амбузия и сказала, что Орчак никогда так долго не задерживался на суше. Мы тут же подняли тревогу.

– Вы действовали правильно, – произнес Алим. Подгреб к самому берегу, отжался на рук-ках, оценивая расстояние. Метров двадцать. Рискованно, очень рискованно. Когда-то Елуга усохла, сумев пройти всего десяток метров по суше. Но тренировки, методики...

«Смогу!» – понял Алим. Выгнул спину дугой и, перебирая рук-ками, быстро пополз к ближайшему пруду.

– Грохот прибоя! Да остановите же его!!! – закричал Корпен. Ригла бросилась к берегу, но Амбузия повисла у нее на хвосте:

– Не пущу!

– Канал! Будем рыть канал! – оттолкнула ее Ригла.

– Я вызываю строительных алмаров, – воскликнула Инога.

– Не алмаров. Здесь мелко. Веди сюда студентов, аспирантов, всех кого встретишь, – поправил ее Корпен. Но никто не стронулся с места, пока Алим не бултыхнулся в среду и не помахал рук-кой.

Те, кто был заперт с Алимом в пресном озере, знали что делать. Не сговариваясь, рук-ками начали рыть канал. Горстями швыряли песок на берег. Их примеру последовали и остальные.

Неделю спустя руководители всех служб собрались в амфитеатре института. Вместе с Ардиной прибыла комиссия Юго-Восточного института.

– Итак, расследование закончено. Мы знаем, что произошло, – открыл собрание Алим. – Орчак попал в ловушку. Сначала мы думали, что он не рассчитал расстояние, но когда прорыли канал в следующий пруд, все поняли. Там солончак. Кроме Орчака эта ловушка погубила множество лапчатых. Думаю, не стоит соваться туда, где скапливаются их трупики.

Гибель Орчака отбрасывает нас на три года назад. Пока найдем следующего добровольца, пока скорректируем фенотип...

– Я готова стать испытателем – выкрикнула со своего места Ригла.

– Милочка, каждый третий студент мечтает стать испытателем, – холодно сообщила ей Ардина. – Факт гибели испытателя надо использовать как повод интенсифицировать работы по всему фронту. Почему погиб испытатель? Потому что был один. Несчастья не случилось, если б испытатели работали парой. Готовьте десять, двадцать испытателей. Отбирайте и обучайте целителей. Начинайте следующий этап – вводите многорукость в геном. Готовьте разумных испытателей сухопутной кожи, готовьте двоякодышащих испытателей. Чем масштабнее проект, тем больше несчастных случаев. Это статистика, это все поймут. Не пугайтесь масштабов.

– У твоей благоверной безупречная логика и деловая хватка, – сообщил другу после собрания Корпен.

– Она во всем права, – согласился Алим. – У нее холодный, острый ум. Даже чужую смерть повернет на пользу своим планам. – Алим замялся. – Я хотел сказать, каким парнем был Орчак. Сколько опасностей мы прошли вместе. Но они бы не поняли. Они холодные, они не были с нами на озере.

– Это называется по-другому, – Корпен остановился и серьезно посмотрел Алиму в глаза. – У тебя разблокирована эмоциональная сфера, а у них – нет.

– Ты считаешь, это скверно?

– Я ничего не считаю. Ты видишь и чувствуешь больше их. Но ты полез на берег, рискуя своей жизнью и судьбой проекта. Тебе сейчас плохо. А они с холодным любопытством высчитывают, как смертью Орчака можно подхлестнуть интерес к проекту. Я инфор, я даю факты. Ты широкомыслящий, думай.

– А у тебя как с этой блокировкой?

– Тебя это не касается! – выкрикнул Корпен и резко ускорился. Но, описав дугу, вернулся. – Так же, как у тебя! Доволен?!

Только на десятый день Иранья вспомнила об осьминожке. Ракушка затаилась в своем гнезде и твердо намеревалась умереть с голода. Иранья взяла ее на присоску и перенесла в свой хом. Несколько раз брала на присоску, перехватывала двигательные центры и силой заставляла есть. Позднее Ракушка начала есть сама.