Процесс

Таким образом, самым существенным признаком возникновения различных по роду сложностей является обрисовка реально выраженного кем-то ума, заключающего на себе большую часть общечеловеческого внимания, что значит, привлекающего к себе и своему ярко выраженному образу жизни.

Со стороны простых, фактически, это есть пресмыкательство перед более сильным.

И в данном случае уже не важно, в какой степени определения ума это было выражено или было ли выражено вообще, как ум, созидающий что-то действительно необходимое.

Это этика поведения среды, основанная на степени внешнего переубеждения путем передислокации момента внимания исключительно на себя.

В итоге, из самого простого вырисовывается сложное, что в дальнейшем еще более закрепляет свои позиции, доводя в целом до безобразия элементарно простую среду.

Так возникают сложности, которых по сути своей не должно было бы быть в законосодержащейся искренне чистой природной среде.

Но сама среда время от времени наполняется каким-либо веществом и по мере его накопления сама по себе усложняется, тем самым наполняя единицы одиноко состоящего ума своим новым содержанием.

Отсюда, вывод всего один.

В более простой среде – более простые или, даже можно сказать, более человеческие отношения вне присутствия различных сложностей.

Значит, выход и путь всего один.

Сложности исчезают по мере обретения простоты состояния самой среды.

Это абсолютное равенство, так называемых, умов в условиях, приближенных к идеальным.

Собственно говоря, природа именно к этому и стремится, наводняя ужасом те места, где такого рода проблематичность возрастает наибольше.

К тому же стремится и все наше сообщество, пока, правда, далеко не осознавая это и действуя порой просто так, наугад или вслепую.

Таким образом, сама природа за нас решает вопросы уже нашей природной этики и создает условия для новой трансформации состояния ума, подвергая его человеческую оболочку жестокому переделу.

Итак, мы выяснили, что наши общие сложности в чем бы то ни было, зарождаются и упрочаются вместе со средой, точнее с тем ее содержимым, что откровенно добывается или вырабатывается наружу.

По мере скопления в самой среде представленных ею мельчайших частиц начинает уплотняться и вся наша внутрисодержащаяся в теле среда, и в частности, наш ум, который в последующем обретает поодиночную сложность, ибо каждому элементу какой-либо видопредставленной группы присуще только свое накопление и выражение.

Так возрождаются сложности и они, естественно, ухватываются за материальное, ибо по закону самой природы тяготеют к нему, как некие однородно содержащиеся в общей среде частицы.

Таким образом, вкус к материальному – есть реальное отображение состояния насыщенности кем-то конкретно представленного ума именно тем составом производного вещества, из которого, собственно говоря, он и сложен.

Порядки самого присоединения или сложения в каждом различны и во многом зависимы от, так называемого, первично выраженного состояния вещества, то есть фактически, души человека или того самого контура космически представленных единиц, что ее в земной среде представляет.

Исходя изо всего вышесказанного, можно сказать, что по мере обрастания всеми видами, так называемого, блага или, проще выражаясь, материальных средств, возрастает и сама тягота к материальному, ибо по закону содержания среды именно так все должно и происходить.

Реально уйти или отдалиться от такой прямой природной зависимости может только целиком и полностью сформировавшийся ум, ибо со временем своего формирования он становится более автономным и частично закрывает доступ внешней среды к своей внутренней оболочке.

Всему этому есть вполне природное подтверждение и кому, как не нам самим, нужно его же и доказать.

Таким образом, время одновременно создает два потока решения одной и той же задачи.

С одной стороны – сама природа создаст указанные выше условия, до неузнаваемости трансформировав все наши тела и общую инфраструктуру.

А с другой стороны – способен уберечь от этого наш выхоложенный временем общего безделья ум, если возрастет неоднократно лично в каждом и реально положит конец, так называемому, холостому ходу продвижения времени.

И в этом случае, решать действительно нам самим. Как говорится, комментарии здесь просто излишни.

Я выложил лишь малую суть того общего протекающего процесса времени, но думаю, что и этого достаточно, чтобы, как говорится, ухватиться за мысль и ее последующее преследовать, благоговея, естественно, к уму.

Как к тому отнесутся другие – дело, конечно же, времени, которое не стоит на месте, а все время убегает наперед.

Мой долг – упредить об опасности и по возможности обрисовать детали. Что я, собственно говоря, и делаю, понимая все так, как оно мне же и представляется в моем видении.

Иные могут усматривать что-то, естественно, свое, но, думаю, что оно будет мало отличимо от описанного, ибо как раз личного я вбрасываю сюда наименьше.

Но поговорим пока о другом.

О самом страхе, что преследует бесконечно многих и о материалах некоего следствия, коим по-настоящему для каждого является его жизнь, причем не только насущная, но и содержащаяся у каждого где-то внутри, как некая память увековеченной временем старины.

Страх родился вовсе не случайно. И вина в том не самая большая именно самой природы, окружающей нас со всех сторон. Те же гром и молния давно стали привычными и лишь доля какого-то мистицизма вносит некоторую сутолоку в человеческие души.

Но поговорим сейчас несколько о другом виде страха, связанного напрямую именно с людьми, а точнее, с теми, кто нас ближайше окружает по воли каких-то создавшихся жизненных обстоятельств.

Страх перед людьми. Фактически, такими же, как и мы сами, но в то же время несущими что-то свое, которое не понятно и для нас же самих мало практично.

Как показывает само время, настоящая сила страха заключена не в открытом внешне выраженном противостоянии, а спрятана где-то глубоко внутри, что позволяет напрямую сковывать нашу душу и исчерпывать из нее окончательно все наши потайные желания.

В этом, так называемая, величина страха, которая позволяет иному измываться над личностью, если таковая присутствует в одиноко состоящем организме вообще. То есть, если она еще тем самым страхом окончательно не разрушена до своего практического минимума.