Продается дом с кошмарами
Шрифт:
Толька вплотную приблизился к кругу, вычерченному старухой, и сунул за черту свою знаменитую ногу в громадном ботинке. Костя внутренне сжался, однако Толька сразу отскочил назад. Он завыл тонко, сипло и жалобно, как раненый хряк. Пострадавшую ногу он поджал, а на другой прыгал и крутился вокруг своей оси, сотрясая почву и ближайшие деревца, которые тут же ссыпали на него все свои последние листья.
– Ну, Степановна, падла, - стонал он, - напросилась! Братва, мочите их!
Фиса с ножичком и Кривой, неохотно оторвавшийся от клада, с двух сторон ринулись к кругу. У черты оба они странным
От боли бандиты рассвирепели. Вскочив на ноги, с невнятными, но грозными воплями бросились они на штурм невидимой преграды. Костя с ужасом видел, что разъярённый Кривой мчится прямо на него с ножом - и вдруг теряет равновесие, падает на колени, хватает руками воздух, а на его лице расплывется багровое пятно. Даже его нос, кажется, сам собой сплющивается, как бывает, когда прильнёшь к стеклу. Теперь уже оба его глаза - и карий, и голубой - смотрели дико и непонятно куда.
– Ведьма! – ревел Толька, хромая вдоль заповедного круга и безрезультатно пробуя хотя бы пнуть его или затоптать. – Чёртова ведьма! Это ты ребят тогда сгубила! Вовку Дрель! И Пыню!
Клавдия Степановна только усмехалась:
– По себе лучше поплачь! Я-то тебя пожалела, велела пойти по сыроежки – всё-таки ты вырос у меня на глазах. Ты такой хорошенький был в два годика! А ты, дурак, заупрямился. Ну-ка, пошёл вон со своими уродами!
Толька ещё раз замахнулся на старуху пудовым кулаком, но всё-таки скомандовал своим приятелям:
– Амба. Жёлтики берём и канаем!
Бандиты бросились к яме с кладом, и это тоже не понравилось Клавдии Степановне.
– Я же сказала, за сыроежками! – прикрикнула она.
– Щас! – хмыкнул Кривой, самый жадный.
Он уже пытался вытащить ящик из земли.
– Шагом марш в ольшаник! – потребовала Каймакова и плюнула в сторону непослушных.
Всех троих тут же опрокинуло на землю липким вихрем. Целая туча мелких тусклых мух-людоедов вскипела над ними. С утробным жужжанием мухи спустились к разрытой яме. Бандиты задёргались, завыли и, как ужаленные (вернее, в самом деле ужаленные) помчались в разные стороны.
– Шибче! – присвистнула Клавдия Степановна вслед убегающим.
– Они в самом деле попадут в ольшаник? – спросил Костя.
– Гораздо дальше. Уж больно меня разозлили!
Она спокойно вышла из круга и палкой поворошила палую листву. Костя не уследил, как черта затянулась. Никакого круга на земле больше не было. Костя кинулся к кладу. Пока он делал эти несколько шагов, яма с ящиком тоже успела пропасть. Теперь на поляне не было не только раскопа, но и той кучки листьев, которую вчера приметил профессор.
Костя обошёл поляну несколько раз - никаких признаков клада! Он поскрёб щепкой то место, где они с Безносовым недавно копали. Поразительно! Земля тут была такая же, как везде: твёрдая, покрытая сухой травой, насквозь пронизанная нетронутыми корешками.
– Это вы сделали? – спросил Костя Клавдия Степановну.
– Я. Надоели эти червонцы – одна беда от них. Как Шнурков их сюда притащил, так и пошла заваруха. Не думай о золоте - это тлен. Это земля, прах, труха. Да ты сам сейчас щепкой ковырял и видел.
– А что не тлен?
– Тебе было здесь
страшно?– Конечно, было, когда эти трое… Если бы не вы…
Она молчала: ждала, пока Костя не оторвётся от разглядыванья травы и земли, которые скрыли ящик с золотом.
А он всё не мог поверить своим глазам. Что, если монеты и сейчас там? В глубине, под путаницей корней?
Клавдия Степановна смотрела на него с улыбкой. Её улыбка слагалась из тонкого узора морщин. Ветра не было, но седые волосы старухи, выбившиеся из-под платка, были так легки, что колыхались в ответ совершенно неощутимым движениям воздуха.
Она спокойно сказала:
– Ну, что ж, вот теперь ты мой.
Глава 10
– Ваш? В каком это смысле? – удивился Костя.
– В обыкновенном. Жить со мной будешь.
Костя плохо ещё соображал после того, как Толька передавил ему шею своей ручищей.
Поэтому он спросил:
– Жить? Как это?
– А то ты не знаешь! Как все мужчины с женщинами живут, - спокойно ответила Каймакова.
– Но это невозможно!
От такого поворота событий Костя мигом забыл и о кладе, и о бандитах. Во рту у него пересохло, мысли спутались.
– Ну нет! Я очень вас уважаю, но это нонсенс, - тупо бормотал он, тут же пугаясь, что за намёк на возраст Клавдия Степановна напустит на него кусачих мух, как на Тольку.
– Почему ж нельзя? – нахмурилась старуха Каймакова. – А с кем тогда можно? С Ленкой, что ли, Шапкиной?
– Да я и с Ленкой не хочу, - вздрогнув, ответил Костя; от одного упоминания аптекарши на него будто повеяло болотной водой. – Вы только не обижайтесь, Клавдия Степановна! Мне сейчас вообще не до этого. Я писатель, работаю над новым произведением.
– Враньё, - не поверила Каймакова. – Ни над чем ты не работаешь. Разве ты не думаешь обо мне днём и ночью?
Костя замялся:
– Вы, наверное, что-то не так поняли! Мне внучка ваша нравится, Инесса. Правда, я видел однажды во сне, как…
– Сна такого ты не видел, и никакой внучки у меня нет. Пошли в деревню!
Костя машинально переступал ногами по мягкой прелой листве. Тело его медленно шло рядом с Клавдией Степановной, и в то же время он чувствовал, что висит в воздухе вверх тормашками, как муха в паутине.
«Так значит, это был не сон? И красавица Инесса – эта вот старуха? Быть того не может… Нет, не так! Всё как раз наоборот! Сон – этот вот лес, и покойники, и Кирюшка Колдобин, и дачи, и Копытин Лог… Сон! Даже Колчак тут спал. Интересно, что ему снилось? Мне – всякая ересь, но я живу в Нетске, работаю в фирме «Нео», мою маму зовут Татьяна Леонидовна Гладышева, и если всё это я забуду, то я совсем пропал!»
Он откашлялся и начал осторожно:
– Я надеюсь, Клавдия Степановна, вы погорячились, когда сказали, что я с вами жить буду. Это шутка?
– Любовью не шутят, - строго ответила старуха Каймакова.
– Но я вам совсем не подхожу! Даже у Мадонны с сопляками ничего не получается. А я ведь в сравнении с вами сопляк, чего скрывать. И свет на мне клином не сошёлся! Наверняка в округе имеются более достойные вас кандидаты. Более близкие вам по духу, интересам…
– Кто? Пни эти трухлявые?