Продавец снов

– Юсь!
– крикнул хрипло.
– Давай!

– Давай же, - заторопил дед.
– Не бойся грех на душу брать, не человек он, не человек! Нечисть поганая! Очищающее пламя да молитва - и домой, в ад его! Гори, девочка!
– завопил безумно.
– Гори!

И я вспыхнула. Осень стояла сухая, и старый деревянный дом враз занялся, как хворост. Викешка крестился и читал молитву за молитвой, продавец бился в крепких руках и визжал, а сосед... сиял. И его мертвая сила больно била по глазам фарами дальнего света.

В новомодном комплексе, почуяв дым, забегали. Резко вспыхивали, одно за другим, окна, кто-то что-то кричал, во дворе залаяли собаки, вдалеке завыла пожарная сирена. Тот, кого называли Федором Платонычем, обмяк, будто лившись чувств, а огонь жадно лизал стены, вцепился в крышу, чадил едким черным дымом.

– Назад!..
– дед перекрестился и схватил меня за плечо.
– Живо-живо, не то за собой утащит!

– А Егор?
– возмутилась я.
– Егор, выходи! Мы здесь!

Он не видел. Отшвырнул неподвижное тело к горящей стене и, спотыкаясь и шаря руками вокруг себя, пошел на мой голос, а я орала, срываясь и не затыкаясь ни на секунду. И, когда за его спиной шевельнулась огненная тень, едва не перешла от страха на ультразвук:

– Егор, бего-о-ом!..

Сосед вывалился из стены огня, и я обхватила его за талию, оттаскивая от дома. А перед объятой огнем фигурой смело встал Викешка. Вынул из-за пояса деревянный самодельный крест и забормотал что-то иностранное, не то на латыни, не то... Продавец зарычал, дед вскрикнул раненой птицей, и... дом рухнул.

– Викентий Игоревич!..
– я рвнулась к нему, но Егор вцепился в меня мертвой хваткой и потащил прочь, хрипло шепча:

– Не лезь, Юсь! Это уже не наше смертное дело! Пусть высшие силы сами друг с другом... как-нибудь...

– Ты что, хочешь сказать, что наш дед...
– я запнулась, замолчала.

Пламя на секунду сменило цвет с рыжего на белый и погасло. Лишь рухнувшие останки дома дымились и чадили, мерцал красно-розовым, потрескивая, уголь, да ветер разносил по улице пепел.

– Я не знаю, кем был наш Викентий Игоревич, - тихо ответил мой спутник и задумчиво прищурил глаза: - Может быть, блаженным и намоленным, а может быть...

– Может быть...
– эхом повторила я и почему-то перекрестилась.

Подъехала, ужасно вопя, пожарная машина, а следом за ней нагрянули любопытные - кто халатах, а кто едва ли не в трусах. Егор обнял меня за плечи:

– Пойдем отсюда, Юсь. Идем же... Идем.

Я позволила себя увести, но, уходя, то и дело оглядывалась. Пожарные заливали дымящиеся обломки белой пеной, а ведь я так и не...

– А я вспомнил, - сообщил сосед.
– Я должен племяннице собаку. Она два года просила пса, и я обещал ей на семилетие подарок. День рождения у нее седьмого сентября. Как думаешь, сегодня какое число?

Я рассеянно нахмурилась:

– Примерно... шестое... или пятое.

– Где бы ее еще взять, эту несчастную дворнягу...
– Егор шумно и недовольно вздохнул.

– Мало ли их по подворотням... Отловим. Доставим. Силы пока есть, - и я вдруг поняла.
– Дом... отпустил. Ведь отпустил же, да?

Сосед кивнул, пошарился в кармане шортов и протянул мне багряный пузырек:

– Вот. Спер со стола. Видимо, для тебя заготовленный стоял. Он, сволочь, издали чуял, зачем к нему придут. Наверно, безопасно теперь, когда его... нет. Может, и домом он приманивал и связывал, кстати.

– Не домом. Памятью, - я повертела в руках пузырек.
– У нас же такое детство было, там каждый кирпичик памятен... Жаль, если дом снесут и магазины построят, деревья вырубят, двор под парковку в асфальт закатают...

– А нам-то что до этого?
– философски заметил мой спутник.
– Нас тут уже, считай, нет. А вернемся - все забудем.

– Ты реально веришь в эти перерождения?
– я глянула на него с любопытством.

Очухался он очень быстро. И глаза и видели, и вспыхивали то и дело мертво-серым неоном.

– Верю, - ответил серьезно.
– И в то, что вернемся, и в то, что еще увидимся. Общие дела и переживания крепко связывают. И вот тогда, - он обнял меня крепче, - я тебя уже точно не пропущу.

Я заулыбалась. Если есть смерть после жизни, то должна быть и жизнь после смерти. И - да!
– мы еще увидимся. И попрощаемся, мамуль... И, надеюсь, ты простишь свою упрямую и непутевую дочь, которая из-за обиды и ревности, из-за неприятия твоей новой семьи и твоего счастья... угодила в такую нехорошую историю...

– А что, я не против. Ищи. Лови. Глядишь, и повезет. А пока - пошли искать твою собаку. Племянница-то в этом городе живет?

– Угу. В соседнем дворе. Сестренка вышла замуж, не поверишь, за кого. Помнишь Веньку, рыжего такого, веснушчатого? Он лет с пятнадцати ходил в нее влюбленный, а Надя его динамила упорно. Но - молодец, парень, настырный, знал, что ему нужно, и дождался.

– А ты говоришь, двор не жалко, - упрекнула мягко.
– Не нам с тобой, так другим - столько памяти...

– Ладно, - Егор ухмыльнулся, - уговорила. Пошли, спалим эту контору, которая по слухам откупила землю. Или хотя бы договоры на нее. А что? Мы мертвые, и нам все можно. Уничтожим документы, припугнем владельцев... Отстоим родной двор. А потом уйдем и бабу Катю с собой захватим. Она же тоже?.. Но сначала - контора. А потом собаки, прощания и...

...и мы уйдем, чтобы вернуться. В другое место, в другое время, в другие тела и жизни... Но мы еще увидимся.

Обязательно.

Сентябрь, 2016 г.

25