Проделки на Кавказе

— Станичный начальник! Вели перестать звонить. Черт побери! Заглушили!—закричал полковник офицеру, идущему за ним. Колокола замолкли. Старик отдал при­казание всем собравшимся офицерам с точностью, кото­рую одна опытность может вселить. Несколько раз по­вторил он им, что коль скоро кто завидит неприятеля — тотчас начинал бы бой и открывал перестрелку, дабы ос­тальные сотни могли слышать, где неприятель. Капитану повторил уже сказанное днем, а Пшемафу велел скакать по кордону, чтобы открыть переправу хищников и их сле­дить.

Александр Петрович подъехал к сотне, спросил у стар­шего урядника, где команда, отсчитанная для Пшемафа, и приказал последнему принять ее. Потом он обратился к своим казакам, велел назначить урядника и с тылу рас­торопного приказного, чтоб не позволял людям отставать. Сделав эти распоряжения, он скомандовал:

— Смирно! В два коня направо рысью, марш! Правое плечо вперед, за мною!—И на рысях отправился к Ку­бани.

Переправившись за речку, частью вброд, частью вплавь, он уже на противоположном берегу закричал:

– Пошел!—И все поскакали. Несшиеся всадники без дороги, по степи, часто падали в ямы вместе с лошадьми; но так как ушибов по штату не полагается, то каждый упавший, проклиная темноту ночи и товарищей/которые наскочили на него и, пока он еще не успел встать, поряд? ком помяли, опять садился верхом. Пустогородов не из­бегнул общей участи; он падал и был смят. Проскакавши верст около пятнадцати, он повел своих казаков шагом, чтобы дать вздохнуть лошадям, и тихо доехал, до брода чрезвычайно топкой речки. Это задержало его немного; но потом он опять пустился вскачь, дабы успеть к рассвету приехать к броду другой речки. Основываясь на словах лазутчиков, приезжавших в тот день к полковнику, дума­ли, что хищники чрез нее переправятся.

Но возвратимся в станицу. Едва выехали все команды, как с хуторов, лежащих верстах в пятнадцати от полковой штаб-квартиры, прискакал казак к полковнику, который

ходил по площади. Услышав конский топот, он громко спросил:

— Кто там едет?

— Казак, ваше высокоблагородие!

— Откуда?

— С хуторов.

— Что там у вас?

— Все хутора забрали, зажгли строения.

— Велика ли партия?

— Более тысячи черкесов.

— Что ты врешь, дурак!

— Ей-богу, ваше высокоблагородие! Нас было шесть конных казаков на хуторском посту; пятерых изрубили, мой добрый конь один ускакал— долго за мною гнались.

— Вот что значит добрая лошадь! А вас — черт возьми— еще не уверишь, что тот казак и молодец, у которого добрый конь. Станичный начальник! Велите запрячь орудие, хоть оба пускай будут готовы! Да резерву прикажите иметь лошадей в руках и не расходиться.—Полковник продолжал ходить.

Все женщины окружили приезжего казака и расспрашивали в один голос о Яковлеве, Петрове, Федорове, Николаеве, Сидорове и пр. и пр.

Прошло несколько времени, прискакал другой казак. Полковник спросил:

— Кто там и откуда?

– Казак, ваше высокоблагородие! Корнет Пшемаф приказал просить орудие. Он переправился через Кубань у поста *** (казак произнес какое-то варварское на-

звание), открыл черкесов и начал перестрелку, только их больно много.

— А сколько примерно?

— Не могим знать, ваше высокоблагородие,— темно, земля гудет от конского топота.

Старик закричал:

— Резерв на конь! Оба орудия садись! — Потом, обратясь к станичному начальнику, сказал:—Вы ступайте скорее с этим резервом к Пшемафу и вступите к нему в команду. Поезжайте на брод***,— и назвал пост варварского имени.

– Слушаю!—И старик хорунжий вскочил на лошадь, скомандовал:

– Пошел за мною!

Полковой командир провожал их словами:

– Ну, с богом, хлопцы! Смотри, молодцами!

Все в один голос отвечали ему: «Рады стараться, ваше высокоблагородие!» Вслед за тем послышался конский то­пот, шлепанье казачьих плетей и гул катящейся артилле­рии.

Солнце взошло, когда прискакал еще казак с извести­ем, что недалеко за Кубанью слышна сильная пальба из орудий. Часа полтора спустя приехал черкес из мирного аула к полковнику с вестью, что весь плен у хищников отбит, что сами они прогнаны, и понесли большую потерю, между тем как несколько казаков ранено, что владетель мирной деревни выезжал со своими подвластными на тре­вогу, дрался с, хищниками, и что, наконец, капитан Пус­тогородов с казаками и отбитыми пленными отдыхает в их ауле. При вопросе, в каком числе был хищнический от­ряд, черкес отвечал: более двухсот человек!

Часов в одиннадцать утра прибыл урядник, присланный от Александра Петровича объявить полковнику, что хищники прогнаны, а он идет назад с ранеными. При рас- просе о последних узнали, что их порядочное количество и что из офицеров ранен один он только.

Добрый полковник пошел тотчас на квартиру Алексан­дра Петровича предупредить Николашу, что брат его ранен, и предложить ему, вместе с тем, отправиться в коляс­ке навстречу капитану, которому спокойнее будет доехать в экипаже. Николаша, несмотря на то, что не кончил еще туалета, с радостью принял предложение. Верстах в две­надцати он встретил Александра Петровича, бледного, окровавленного, однако едущего верхом. Александр не хо­тел согласиться пересесть в коляску, ссылаясь на неваж­ную рану, и предложил брату заводную лошадь. Они еха­ли рядом. Казаки, следуя, пели песни; двое из них наиг­рывали на камышовой дудке арию волынки; между тем несколько человек, спешась, выплясывали по дороге рус­ского трепака, а иногда что-то вроде лезгинки. Один из телохранителей капитана, подъехав к нему, сказал:

– Ваше благородие! Не угодно ли будет видеть Алима?

– Согласен.

Два казака подъехали; один, корча горца, мастерски пе­редразнивал звуки черкесского языка; другой, искусно коверкая русский язык, представлял переводчика.

– Здорово, Алим! Откуда явился? — спросил Александр, улыбаясь. Казак поклонился по черкесскому обычаю, пробормотав какие-то черкесоподобные звуки.

Мнимый толмач перевел их так:

– Алим сказал —из немецкого окопа.

– Откуда?

– Моя не знает. Алим сказал—из немецкого окопа.— Тут он начал корчить, будто бы говорит с товарищем по-черкески; потом, обратись к капитану, молвил: — Ваше благородие! Немецкий окоп то, что ваше изволит называть Прочный Окоп.

Александр, смеясь, заметил брату вполголоса:

– Какие шельмы! Ко всему приложат; в Прочном Окопе все немцы, как и по всему нашему флангу.—Потом обратился опять к переводчику; — Ну, а генерал-то здоров?

Доволен ли нашим сегодняшним делом?

Толмач передал слова капитана Алиму; последний пробормотал что-то. Переводчик сообщил это следующим образом:

– Алим говорит, генерал сказал —казак хорош дрался; черкес подлец! А на капитан очень сердит; покажет ему своя дружба!

– За что же? — спросил Александр.

После обыкновенного повторения он получил в ответ;

– Алим говорит, генерал сказал — о капитан! Все свой казак любит! Все черкесская шашка, отбитая им, отдал, а был славный шашка и ружье! Что бы мне прислать! Моя все-таки один целков иль пол цел ков дал бы, да казак в придач крест навесил —тот казак молодец, который отбил оружие! А капитан им плеть даст, говорит: «Подлец, а не казак, сзади мертвых грабил!» Генерал сказал, этот капитан ничего не понимает.