Продюсер козьей морды

– Печальная история, – сказал я, – хотя если Алине так легче переживать горе, то, наверное, это правильно. Не мне осуждать мать, лишившуюся дитяти!

Глава 16

Утром всех разбудил Энди.

– Смотрите, – заорал он, врываясь в спальню, – про нас написала газета!

Мара вскочил с кровати.

– Где?

– Во, – ответил брат, – читай!

– «Юбилей ректора превратился в базар, – озвучил текст акробат, – публика, собравшаяся на концерт, была шокирована антрепризой коллектива «Горелли». В спектакле приняла участие Алина Брин, малоталантливая…» Что? Нас ругают?

– Спокойно, – усмехнулся я, – лучшая реклама – это ругательная заметка в прессе. Отчего-то злобно настроенные журналисты считают, что материал, щедро политый желчью, должен навредить герою публикации. Ан нет, ситуация развивается с точностью до наоборот! Чем злее эпитеты, употребляемые автором, тем больший интерес вызывает объект его критики. Сообщи борзописец, что представление прошло великолепно, актеры талантливы, а пьеса гениальна, и в зале останется половина свободных мест. Но коль писака указал: герой-любовник удрал с зоны, он уголовник со стажем, исполнительница главной роли отбила мужа у сценаристки, а во время действия с нее падает платье, и по этой причине представление не сегодня завтра прикроют, – вот тогда будет полный аншлаг!

– Но нас обозвали Горелли, – обиженно протянул Энди.

– Неприятно, – согласился я, – но хороший продюсер обратит в плюс любой минус. Сколько мы вчера заработали?

– Имейте в виду, выдали вам только на еду! А то еще решите напиться, как в тот день, когда выигрыш в карты спустили! – запрыгал Мара.

– Нет, нет! Все равно вы получите только на необходимые расходы, – пообещал я и пошел в ванную, оставив Энди, Мару и Антонио перечитывать рецензию.

Встав под душ, я призадумался. Пока что ясно одно: ни к Николетте, ни к Элеоноре я не вернусь. До недавнего времени секретарь общества «Милосердие» мирно жил по правилам, которые в раннем детстве внушил ему отец. Павел Иванович был человеком на редкость благодушным, даже жена-актриса, дама крайне истеричного нрава, не могла похвастать тем, что способна довести мужа до состояния аффекта. Я никогда не задавал отцу вопрос: «Почему ты живешь с моей матерью?»

Как все дети, я был эгоистичен и глуп. Но после смерти отца начал задумываться: а что связывало семью Подушкиных? В отношении Николетты понятно: она не сделала яркой карьеры на сцене, а роль жены писателя в советские годы была престижной. Власть любила литераторов, если те, конечно, не диссидентствовали и не пытались открыть народу глаза. Мой отец никогда не был ни борцом, ни революционером, он писал исторические романы о Древней Руси, этакую смесь из быта, приключений и любви. Хороший язык, крепкая сюжетная канва, яркие характеры. Творчество отца имело успех, жаль, что сейчас оно забыто.

Будучи реализован творчески, в семье Павел Иванович ушел в так называемую внутреннюю эмиграцию. Ему было сложно затевать развод с вздорной женой, да это и не одобрялось тогда. Думаю, немалую роль в сохранении союза с Николеттой сыграло наличие сына, то есть меня. Отец, дворянин в десятом поколении, был озабочен продолжением рода, и он не уставал мне повторять:

– Ваня, иногда обстоятельства бывают сильнее человека, не следует с голыми кулаками идти на танки. Лучше тихо переждать, пока адская колесница, грохоча железом, прокатит мимо. Сохранишь таким образом душевное спокойствие и репутацию.

Под военной машиной отец явно имел в виду Николетту. Если жена начинала летать по дому на реактивной метле, папа незамедлительно покупал ей подарок и обретал временный покой. Но порой Николетта закусывала удила, и тогда отец съезжал на дачу, там он пережидал бурю.

Ну и что же получилось в конце концов? У маменьки возник стойкий рефлекс: если затеять бучу, тебе принесут коробку конфет. Кто виноват в том, что Николетта такова, какова она есть? Генетика? Дурное воспитание? Или позиция мужа, предпочитавшего заткнуть рот истеричке шубой, колье или поездкой в Карловы Вары?

Я взял полотенце, завернулся в него и уставился в облупившееся по краям зеркало. Кто сделал маменьку таковой, какова она есть? Не знаю, но только не я. Хотя ваш покорный слуга тоже внес в это свою лепту: после кончины отца я служил Николетте и кошельком, и мальчиком для битья, и джинном из лампы. Я, как и отец, при первых звуках скандала втягивал голову в плечи, прижимал уши, опускал хвост и полз в магазин за презентом. Шубы, машины, бриллианты я покупать не мог, но приносил конфеты, духи, косметику, чем вызывал на свою голову град упреков в скаредности. Я считал, что такое поведение матери естественно, и никогда не пытался бороться. Ну разве можно идти на танк с голыми руками? Ванечка, памятуя совет отца, отсиживался в кустах, считал трусость и неумение постоять за себя проявлением интеллигентности. А теперь что-то во мне сломалось, я более не хочу приседать и закрывать голову руками.

Внезапно на ум пришло воспоминание из детства. Отец съездил в ГДР и привез мне чудо-машинку, седан, управляемый на расстоянии. Я пару месяцев забавлялся с игрушкой, а потом уронил ее. Машинка не перестала ездить, нет, она по-прежнему бойко носилась по квартире, вот только уже не подчинялась командам с пульта. Если я пытался направить модель вправо, она, будто назло мне, ехала налево.

Похоже, нечто подобное случилось на днях и со мной. Я, может, и хочу вернуться к Элеоноре в свою уютную комнату, к книгам, хорошему коньяку, налаженному быту, приятной работе и достойному окладу, но не могу! Механизм сломался, он более не подчиняется приказам других людей. Странно, что этот казус случился со мной только сейчас, а не много лет назад.

Мне придется остаться у Морелли и начать жизнь с нуля. Личина Владимира Задуйхвоста, наверное, лучшая в такой ситуации. Иван Павлович Подушкин должен исчезнуть, господь с ним, никчемный был человек.

Я попытался уложить мокрые волосы. Хорошо, буду заниматься делами Морелли, посмотрим, удастся ли мне вытащить их из болота на вершину шоу-бизнеса. Теоретически я понимаю, как следует действовать, практически же никогда не пробовал заниматься ничем подобным. Но роль продюсера кажется мне интереснее, чем выполнение поручений Норы под аккомпанемент ее ехидных замечаний вроде: «Не жвачься, Ваня!»

Я еще раз посмотрел в посеребренное стекло и тихо сказал:

– Здравствуй, Володя! Жизнь дала тебе шанс, используй его. Все плохое, что с нами случается, в конечном итоге идет нам же на пользу. Для каждого звучит труба судьбы, но только не всякий слышит ее звук! Ничего не бойся, верь в себя, и непременно добьешься успеха.

– Эй, Ваня! – заорал Мара, всовываясь в ванную. – Ты прямо как Жозефина, целый час марафетишься! Яичницу будешь?

– Да, – кивнул я, – знаешь, зови меня лучше Володей, а то может возникнуть непонимание у посторонних. По паспорту я Владимир!

– Ерунда, – отмахнулся акробат, – если кто удивится, ответишь – это псевдоним.

– Ему ни Ваня, ни Володя не подходят, – вдруг влез в разговор Энди, – не его это имена.

Мне стало интересно.

– А какое же, по-твоему, мне подходит?

– Алан, – заявил он.

– Не, – фыркнул Мара, – Конрад.

– Вы чего, – заржал Антонио, – лучше Герман.

– Супер! – подскочил Энди. – Оно самое!

– Не скажу, что я в восторге, – возразил я.

– Ой, яичница, – спохватился Мара и убежал.