Продюсер козьей морды
Шрифт:
Энди и Антонио потопали за ним. Я кинул взгляд в зеркало. Герман! Ну и ну! Лично мне по вкусу более простые имена вроде Петра или Павла. Я поправил волосы, они неожиданно покорно уложились в желаемую прическу. Мне стало весело.
Говорят, сменив имя, человек меняет свою судьбу. Проверим этот постулат опытным путем. Посмотрим, на что способен Владимир-Герман. Но прежде надо расквитаться по долгам Ивана Павловича Подушкина, я не имею права отправлять его в небытие непорядочным мужиком, обманувшим несовершеннолетнюю девушку. Нет, сначала я размотаю клубок до конца, составлю для Элеоноры отчет, оправдаю себя. Я знаю теперь, что в приюте, который содержит мой полный
Основательно позавтракав и велев Морелли репетировать свои номера, я вышел из дома и двинулся к метро. В Центр «Мария» ездить опасно. Следует рыть ход с другой стороны. Павел Иванович Подушкин встретился с Николеттой уже в зрелом возрасте. И у отца и у матери была добрачная жизнь, о которой я абсолютно ничего не знаю. Вполне вероятно, что отец имел связь с женщиной, которая родила ему сына, и мальчик получил имя Иван. У Подушкиных оно родовое и чередуется с Павлом. Вот вам Иван Павлович Подушкин. Почему отец назвал и второго сына так же? Вполне вероятно, что он не знал о первом! Мог разорвать отношения с любовницей, а та произвела младенца на свет уже после разрыва!
Я спустился на платформу и стал ждать поезда. Моя версия трещит по всем швам. Ладно, дама вписала в метрику имя – Иван, отчество – Павлович, но фамилия! Если у новорожденного нет отца, его записывают на мать!
Из тоннеля с ревом вылетел состав, двери раздвинулись, толпа людей вывалилась на перрон, меня внесло внутрь и припечатало к толстой, дурно пахнущей тетке.
Да, фамилию просто так в свидетельство о рождении вписать нельзя. Но зарплата у сотрудников загса всегда была невелика, и в советские времена легко можно было найти чиновницу, которая, получив «барашка в бумажке», нарушила инструкции.
Теоретически я могу понять, как мальчик стал моим полным тезкой. Но мне категорически не нравится, что мой отец выглядит в этой истории некрасиво. Он был на редкость порядочен, знай он об отпрыске, непременно бы признал его и поддерживал материально. Отчего же мать моего «брата» ни разу не объявилась? Не позвонила? Не пришла? Не потребовала алименты?
Ответ прост. Она не рожала дитя от Павла Ивановича, ее ребенок самозванец. Он вырос и сейчас занимается неблаговидными делами. Я обязан найти его и тогда получу ответы на все вопросы, оправдаю себя и обелю память отца.
Слава богу, жива Ольга Рязанова, одна из активисток фан-клуба моего отца. О ней рассказала Софья Борисовна, и она же бросила в разговоре фразу:
– Олечка до сих пор работает в той библиотеке, где мы собирались, чтобы поговорить о Павле Ивановиче!
Думаю, эта дама должна знать кое-что о прошлом моего отца!
Книгохранилище помещалось на первом этаже жилого дома. Я вошел в небольшую прихожую, увидел потертую табличку «Выполни инструкцию перед уходом», вытер ноги о половик, повернул направо и оказался в просторном зале, тесно заставленном стеллажами. Чуть поодаль, у стены, громоздилась стойка, за которой сидела старушка в вязаной беретке, она самозабвенно читала газету.
– Добрый день! – сказал я.
Никакой реакции не последовало.
– Здравствуйте! – чуть повысил
голос я.Библиотекарша отложила газету в сторону.
– Не надо кричать, – сурово сказала она, – что вы желаете?
– Мне бы хотелось…
– Читательский билет у вас с собой? – перебила меня старуха.
– Нет, но…
– Ступайте домой и принесите.
– Видите ли…
– Мы обслуживаем только при наличии документа!
– Я не состою у вас на учете и…
– Паспорт! – категорично потребовала бабка.
Я вынул документ и положил на стойку.
– До свидания, – вдруг заявила библиотекарша, перелистывая странички, – вы не из нашего района.
Бесцеремонность пожилой дамы начала меня раздражать.
– Я не собирался брать книги!
– Если хотели купить колбасу, то пришли явно не по адресу, – схамила бабка, – здесь храм литературы.
– Позовите Ольгу Рязанову.
– Ольгу Ивановну?
– Да, – после некоторого колебания подтвердил я.
– Рязанову?
– Верно!
– А зачем она вам? – вдруг поинтересовалась бабка.
Мое сердце екнуло. Наверное, Ольга скончалась. Если она являлась поклонницей отца и встречалась с ним в, так сказать, дониколеттины времена, значит, была очень пожилой!
– Так что за дело у вас к Рязановой? – насупилась старуха.
– Личное, – обтекаемо ответил я.
– Какое?
– Об этом я скажу самой Ольге Ивановне.
– Говорите!
– И не подумаю, – неожиданно резко ответил я. – Позовите заведующую!
Старуха усмехнулась:
– Она в отпуске.
– Ее заместительницу!
– Это я!
– Очень мило! – пошел я вразнос. – Хорошо же вы встречаете людей! Понятно, отчего тут никого нет! Скорей всего, из-за грубости сотрудников библиотеки народ в нее и не торопится.
– Вы не читатель, – отрезала бабка, – а людей здесь после пяти вечера толпа. Что вы хотите? Скажите конкретно!
– У меня дело к Ольге Рязановой, она на работе?
– Да, излагайте проблему!
– Но почему я должен общаться с вами! Позовите Ольгу Ивановну!
– Хотите воды? – вдруг проявила заботу бабка.
– Я хочу Ольгу Рязанову!!!
Внезапно она рассмеялась:
– Жаль, что я давно перестала интересоваться мужчинами, ваша последняя фраза звучит двусмысленно!
Я потерял дар речи. Эта мумия пытается со мной кокетничать? Впрочем, я и сам хорош! Иван Павлович Подушкин умел беседовать с пенсионерками, а Вова Задуйхвост, похоже, стал хамом. Завел одно и то же. Ладно, начнем сначала!
Я лучезарно улыбнулся:
– Прошу меня извинить! На улице жара, давление скачет, из-за погоды я растерял умение нормально общаться. Разрешите представиться – Владимир, историк литературы, пишу книгу о писателе Павле Ивановиче Подушкине. Я исследователь, архивный червь, человек, пытающийся наиболее полно воссоздать образ великого литератора. Мне стало известно, что ранее в данной библиотеке работал фан-клуб романиста. Посему мне хочется побеседовать с Ольгой Рязановой. Надеюсь, она в добром здравии?
Бабуся вскочила со стула:
– Голубчик! Вот нежданная радость! Книга о Павле! Вы пришли к нужному человеку! Я Ольга Ивановна!
Глава 17
– Почему же вы сразу не представились? – ляпнул я и страшно рассердился на самого себя.
Черт возьми, что происходит? Я стремительно начинаю меняться, причем не в лучшую сторону. Еще неделю назад я был полон почтения к престарелым леди и умел беседовать с ними. А сейчас? Ольга Ивановна меня раздражает, я лишился толерантности и терпимости.