Проект «Геката»
Шрифт:
— Ещё? — спросил Торрегроса, внимательно глядя на Гедимина. — Сержант Юпанки…
— Нет, — выдохнул сармат, недобро щурясь на мониторы. — Не бей меня.
— Я был бы рад не бить вас, — вздохнул капитан, щёлкнув стальной «клешнёй». — Давайте, Гедимин. Подойдите к пульту. Остановите реактор. Когда закончите, вас отведут в камеру. Вам дадут воду и пищу, отведут в душ. Зачем вы тянете время?
Гедимин смотрел сквозь мониторы, не видя показателей. «У них тут Хольгер и Константин. Их сегодня привели сюда,» — думал он. «До сих пор они не раскололись. Я что, буду первым?»
— Ещё, — снова щёлкнул языком Торрегроса.
Второй удар оказался больнее первого. Почти минуту сармат
— Не надо, — прохрипел Гедимин. Его глаза сошлись в едва заметные щели. «Остановить им реактор…» — думал он, глядя на мониторы сквозь рассеивающийся туман. «Понятно. Знаю, как сделать. Не помешают.»
— Ещё? — спросил Торрегроса. — Ну же, Гедимин! Вы вроде как конструктор всего этого. Напрягите память. Всего несколько нажатых кнопок — и вы свободны до утра.
— Хорошо, — отозвался сармат. — Отпусти меня. Я сделаю.
— Отпустить руки, — приказал майор. — Держать за плечи. Внимание!
Гедимин опустил скованные руки, развёл в стороны, — наручники ослабили ещё на двадцать сантиметров. Сармат повёл плечами, глубоко вдохнул и встал к щиту управления.
— Вот этот рычаг, — он притронулся к пульту. — Вниз до половины. Эти кнопки зажать. Потом эту. И вверх до упора.
Монитор вспыхнул красным, под потолком взвыла сирена. Рядом, в активной зоне, разлетались брызгами расплавленные, частично испарившиеся стержни — ирренций и обсидиан вместе с ипроном. Гедимин посмотрел на Торрегросу и ухмыльнулся.
— Теперь повтори.
Бить его начали уже снаружи — далеко от корабля с надрывающимися бортовыми сиренами, от слетевшихся к нему роботов-пожарных, пытающихся залить водой обшивку, проседающую от оплавления внутрь, от космодромной сирены, заоравшей секунды спустя… Его втащили в вестибюль со стеклянной стеной, швырнули на пол и, обездвижив разрядами станнеров, пинали куда попало, пока на охранников не рявкнул опомнившийся Торрегроса. Гедимин был ещё в сознании — как ни странно, ни голову, ни хребет не задели, а вот левая рука, по ощущениям, была перебита в предплечье.
Сармата подняли, переругиваясь и нервно оглядываясь на космодром. Сирена ещё надрывалась. Гедимин попытался ухмыльнуться, но едва ли получилось, — даже дышать было больно. Кажется, ему сломали несколько рёбер; во рту была жёлчь, но крови сармат не чувствовал — ничего внутри не лопнуло. «Жаль,» — думал он, свисая на широко расставленных железных конечностях. «Били бы в сердце. Сразу насмерть…»
— Как жаль, — вздохнул Торрегроса. — Вы совсем не понимаете по-хорошему. В камеру!
Сармат покосился на прозрачную стену. Солнечный свет лился сквозь неё, жёлтыми пятнами падая на пол. По стёклам бежали зелёные блики — по ту сторону стекла виднелось защитное поле, сжигаемое изнутри омикрон-излучением. Гедимина вытащили на платформу; он успел краем глаза увидеть, как купол окружают погрузчики, обвешанные бронёй, и пытаются просунуть под него манипуляторы. «Вот вам флот, hasulesh,» — сармат криво ухмыльнулся. «Вот вам мой реактор.»
24 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро
Шокер обжёг шею. Гедимин уже не чувствовал боли, только с вялым удивлением отметил, что избитое тело ещё способно дёргаться. Разряд встряхнул его, и сармат снова повис, навалившись на стол, насколько позволяли вывернутые за спину руки. Охранник, приподняв ему голову, повернул Гедимина лицом к закреплённой на столе схеме пульта управления.
— Что это? Для чего
нужно? — повторил Торрегроса. Гедимин смотрел на схему и видел размытые цветные пятна, перечёркнутые стальным указателем. Он молча оскалился.— Ещё, — устало приказал Торрегроса. Запахло раскалённым металлом и жжёной Би-плазмой. Гедимин дёрнулся, хотел крикнуть, но только захрипел, роняя на стол розовую пену.
— Что это? Этот рычаг? — Торрегроса взял стонущего сармата за подбородок, развернул к себе. — Вчера ты нажал его. Что это?
Запах окалины стал острее — к боку сармата снова прижали раскалённый штырь. «Грёбаная регенерация,» — обречённо думал он, изображая презрительную гримасу. «Макака бы давно сдохла…»
— Слизь!
Майор разжал «руку» и брезгливо отстранился.
— Кончать? — оживился кто-то из охранников, обступивших сармата.
— Нет, — угрюмо ответил Торрегроса. — Юпанки, займись. До вечера он твой.
26 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро
— Has-su-lesh…
Гедимин попытался перевернуться на бок. Несколько секунд он корчился и шипел от боли, затем ему всё же удалось привстать на руках, а потом и сесть. Руки тряслись. На полу засохли пятна крови — одно под животом, другое, более светлое, — под головой, из прокушенного языка. Он и сейчас с трудом ворочался во рту, сильно распух и болел. Говорить сармат теперь не мог — даже при очень большом желании. Он криво ухмыльнулся и поморщился от боли. «Юпанки — идиот,» — он мельком взглянул на своё тело и сердито сощурился. «Но стара-ательный…»
Пальцы ног, распухшие и побагровевшие, гнулись в разные стороны. Сегодня они, по крайней мере, не болтались, — осколки фаланг всё же срослись и кое-как держались друг за друга. По бокам сармата, от подмышки до бедра, протянулись параллельные багровые рубцы, покрытые кровавой коркой. Там заживление шло быстро — эти раны выглядели страшнее, чем ощущались, но постоянно зудели, и сармат старался прижаться ими к полу. Одновременно лечь на два бока он не мог, и это сильно раздражало.
Он сел, согнув одну ногу в колене и отставив как можно дальше, и взглянул на то, что позавчера можно было назвать паховыми органами. Сейчас это были бесполезные кровавые ошмётки, очень болезненные и крайне мешающие. «Ну вот,» — сармат криво ухмыльнулся. «Теперь самку можно не искать. Незачем.»
Он глубоко вдохнул, задержал дыхание, привычно отключаясь от разбитого, наполненного болью тела, и прикрыл глаза. Синевато-зелёный свет тёк под веками, то пульсируя, то разбиваясь бликами. «У меня был реактор,» — думал он. «Я его построил. Так, как задумал. Я его запустил. Никто не повторит. Никто не заберёт себе…»
Металлическая пластина на двери заскрежетала, отодвигаясь.
— Эй, слизь, — послышался угрюмый голос Вудса. — Говорить будешь?
Сармат презрительно ухмыльнулся и изобразил плевок. Плевать в прикрытое окошко было бессмысленно, да и нечем — воды Гедимину опять не давали. Вудс, выругавшись, вернул пластину на место.
Сармат закрыл глаза. Его дыхание послушно замедлялось, пульс затихал, — надо было попробовать «уйти», ещё раз, пока Вудс не спохватился и не сунулся в камеру, — «уйти» навсегда или на время, чтобы отсутствие кислорода успело разрушить мозг, и сознание окончательно погасло вместе со всеми воображаемыми свечениями и трёхмерными чертежами. Сердце билось всё медленнее, и с каждым ударом картинка перед глазами становилась ярче, — реактор под гранёным куполом, очертания градирен за ним. «Ирренциевый… зачем… градирни…» — вяло удивился полуотключённый мозг. «И так… температура… невелика…»