Проект «Геката»
Шрифт:
Он сидел на полу минуты две, а может, три. Ладони болели так, будто с них содрали кожу, голова раскалывалась, перед глазами мелькали фрагменты чертежей. «Гедимин, ты идиот,» — он с трудом, опираясь о контейнер, поднялся на ноги, дошёл, пошатываясь, до рычагов, на ощупь отключил электромагнит. «Сломал, наверное,» — промелькнуло в голове. «Где мея?»
Когда ладони побагровели от дезактивирующего раствора, а боль утихла, сармат рискнул поднести обожжённую руку к глазам. Возможно, краситель скрыл настоящие ожоги — но ладонь была равномерно розовой. Гедимин потыкал пальцем в видимые припухлости, но боли не почувствовал. «Фантом,» —
Он достал ампулу флония, неловко воткнул иглу в предплечье и поморщился от сильного жжения. Вещество быстро уходило в кровоток, отмечая свой путь ощущением жара. Во рту мгновенно пересохло, и Гедимин потянулся за фляжкой.
— Джед, твою мать! — от вопля Кенена зазвенело в ушах. — Ты где?!
— В центральном канале, — с трудом ворочая распухшим языком, проговорил Гедимин. — Подожди, я сейчас…
С третьей попытки засунув руки в перчатки, он сполз на пол и перевернулся набок. Левую руку жгло, зелёный свет перед глазами то вспыхивал, то гас. Он попытался встать, но руки дрожали, и опереться на них не получалось.
— Джед! — Кенен материализовался над ним, дёрнул за плечо, переворачивая на спину.
— Он ввёл себе флоний, — пробубнил кто-то над головой сармата. Гедимин обнаружил, что его держат за голое запястье, и запоздало дёрнулся.
— Я держал ирренций в руках, — прошептал он и усмехнулся. — Горячо.
Кенен, со сдавленным стоном приложив ладонь к лицевому щитку, быстро отдал приказы, и несколько секунд спустя Гедимина взвалили на самоходную тележку — уже без скафандра, с кровезаборником на правом запястье и кислородной маской на лице. Когда её надели, сармат не помнил — сознание то гасло, то возвращалось. «Странный эффект,» — думал Гедимин, вглядываясь в зелёный свет, сквозь который проступали очертания твэлов. «Раньше такого не было. Надо поспать. Когда проснусь, флоний подействует. А ведь оно там, как и говорил Хольгер. Всё ещё там. И оно меня узнало…»
18 мая 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк
«А снаружи покрыть обсидианом. И проложить слоем металлического урана или плутония. Тогда процесс пойдёт…»
Гедимин шевельнул левой рукой и почувствовал слабое жжение. «Запястье прижёг,» — с досадой подумал он. «Только где? Работал в скафандре…»
— Ну что, очухался? — сердито спросил, наклонившись над ним, Иджес. Он сидел на полу рядом с матрасом; за его спиной виднелось полузнакомое помещение, в котором Гедимин после недолгой заминки узнал «лазарет» — отсек на жилой палубе, куда сносили легкораненых и облучённых сарматов. «А здесь я что забыл?» — подумал сармат, недовольно щурясь. «Это из-за руки? Такой серьёзный ожог?»
Развернувшись на правый бок, он посмотрел на больную руку и удивлённо мигнул — ожога не было, лишь красноватое кольцо вокруг микроскопического прокола, уже практически зажившего.
— Рука цела, — сказал он вслух. — Зачем меня тут держат? Иджес, ты не видел моего скафандра?
— Лежи, псих с радиацией, — Иджес толкнул его в грудь, намереваясь припечатать к матрасу, но сармат только удивлённо хмыкнул и даже не качнулся. — Ничего не помнишь из вчерашнего?
— А что… — начал было Гедимин, но тут зелёный свет снова всколыхнулся под веками, и сармат зажмурился. — Да, верно. Ирренций… Какой я всё-таки идиот…
— Редкостный, —
подтвердил Иджес, накрывая сармата одеялом. — Лежи. Ты хватил хорошую дозу — вон, все руки серые.Гедимин недовольно шевельнул плечом, сбрасывая мартышечью тряпку.
— Не надо. Лучше дай мне бумагу и ручку.
Иджес мигнул.
— Это тебе на кой?
— Чертёж, — отозвался ремонтник. — Нет бумаги — тогда слушай, потом сам нарисуешь.
Иджес проворно вскочил на ноги, уклоняясь от протянутой руки. Гедимин и не собирался его ловить — и спокойно вернул руку на матрас.
— Я думал о синтезе, — сказал он, разглаживая мятый обрывок бумаги, выуженный Иджесом из мусоросборника. — Там очень простая схема.
Почти уже закончив чертёж, он остановился и задумчиво сощурился — что-то не сходилось. Иджес молча принёс ему ещё несколько листков, уже не таких мятых. Забрав с матраса отложенную схему, он куда-то ушёл и через пять минут вернулся с Кененом.
— Ну как ты, Джед? — спросил Маккензи, нервно усмехаясь и комкая незаконченный чертёж в руке. Гедимин неопределённо пожал плечами.
— Обсидиан лучше брать без тория, но с железом, — пробормотал он, ненадолго выныривая из мыслей о синтезе ирренция. — Для равномерного распределения… Тебе есть где достать обсидиан?
Кенен кивнул, пристально глядя на сармата.
— Смотри, — Гедимин показал ему окончательный вариант реакторного стержня — сложной девятислойной конструкции с четырьмя съёмными элементами. — Если выдержать толщину, попутный газ будет выходить, не разрушая слой. Это для жёсткости…
Он остановился, встретившись взглядом с Кененом. Тот смотрел округлившимися глазами и, кажется, забыл дышать.
— Ну чего? — Гедимин сердито сощурился. — Ты хотел помощи с ирренцием?
— Д-да, — Кенен неуверенно кивнул. — Но я не думал, что… Ладно! Это всё здорово, Джед. Посчитай, сколько чего нужно на эту штуковину. Не всё в этом городке можно быстро достать. Вот с обсидианом, например, всегда проблемы…
Кенен ушёл. Гедимин, отложив листки, вытер испарину с лица и лёг на матрас. «Что там положено за подпольный синтез ирренция?» — подумал он и еле слышно хмыкнул. «А интересно, только кагетский металл менял свойства — или синтезированный тоже? Надо будет проверить критическую массу…»
В дальних коридорах что-то задребезжало. Иджес, покосившись на часы, вполголоса помянул размножение «макак», но не двинулся с места. Через несколько минут дребезжание смолкло, и в коридоре послышались шаги. «Кенен,» — определил на слух Гедимин. «И кто-то ещё. Лёгкий, но неуклюжий. Странно ставит ступни…»
В отсек, сердито оглядываясь через плечо на Кенена, придерживающего его за шиворот, вошёл Харольд Уотерс.
— Hasulwa! — выдохнул Иджес, поднимаясь на ноги. Харольд сузил глаза.
— И что?!
Кенен, выпустив его плечо, проворно подобрал оброненные Гедимином листки и, свернув, сунул в карман. Ремонтник запоздало вспомнил, что такие вещи в самом деле нельзя держать на виду. «За синтез ирренция полагается расстрел,» — напомнил он себе, но сейчас, когда зелёный свет стоял перед глазами, об опасности думать не хотелось. «А то за ураниумские опыты мне полагалась медаль. Не расстреляли же…»
— Ты чего пришёл? — спросил он, прислоняясь спиной к стене. Харольд, молча разглядывавший его шрамы, вздрогнул и испуганно мигнул.