Проект «Юпитер»

Марти делал вид, что полностью поглощен нарезкой лимонов.

— Но ты по-прежнему согласен, что сделать это надо?

— Что-то делать надо. Пару дней назад мы все еще прикидывали наши возможности. А сейчас мы как будто бежим по скользящей навстречу дорожке — и остановиться не можем, и вперед никак не продвинемся.

— Согласен, но вспомни, мы ведь вынуждены были так поступить. Джефферсон подтолкнул нас к краю дорожки, а Инграм запустил машинку на полные обороты.

— Ага. Моя мама говорила: «Делай хоть что-нибудь, даже если это неправильно». Наверное, мы сейчас как раз в такой ситуации.

Марти отложил нож и посмотрел на меня. — На самом деле все не так. Не совсем так. У нас есть еще одна возможность — сделать все достоянием гласности.

— О проекте «Юпитер»?

— Обо всем. По всей вероятности, правительство скоро прознает, чем мы тут занимаемся, и раздавит нас. Этого можно избежать, если мы успеем оповестить общественность.

Странно, что я даже не принял во внимание этот вариант.

— Но мы никак не можем рассчитывать на стопроцентный успех. Возможно, примерно половина людей и согласятся на такое. И окажутся в воплощении кошмарных грез Инграма — стадо овец, окруженное волками.

— Все даже хуже, чем ты думаешь, — признался Марти. — Кто, по-твоему, держит под контролем средства массовой информации? Не успеем мы завербовать первого добровольца, как правительство представит нас в таком свете, будто мы — чудовища, моральные уроды, которые добиваются мирового господства. Пытаются контролировать сознание людей. На нас объявят охоту, нас линчуют.

Марти покончил с лимонами и налил равные количества сока во все три кувшина.

— Понимаешь, я думал об этом целых двадцать лет. Эту головоломку невозможно распутать: для того, чтоб кого-нибудь гуманизировать, надо вживить ему имплантат. Но как только кто-нибудь из нас подключится в полном контакте, тайна сразу же будет раскрыта. Если bi у нас была прорва времени, можно было бы попробовать устроить это по типу сектантских ячеек, как у светопреставленцев. Поработать над модификацией па-яти всех наших последователей, кроме тех, кто окажется на самой верхушке пирамиды, так чтобы никто не знал ни про меня, ни про тебя. Правда, для модификации памяти необходимы специальные навыки, оборудование, время. И эта идея с гуманизацией военнопленных отчасти поможет предотвратить преследования со стороны федеральных служб, по крайней мере на время Мы могли бы представить нашу методику как новый способ удерживать пленных под контролем — а потом надо было бы подстроить так, чтобы средства массовой информации «случайно» узнали, что с этими пленными произошли некие гораздо более значительные изменения. Бессердечные убийцы обратились в святых.

— А тем временем мы проделаем ту же процедуру со всеми механиками. По одному циклу за раз.

— Точно, — подтвердил Марта. — Все за сорок пять дней. Если, конечно, у нас получится.

Арифметика была проще некуда. В армии имелось шесть тысяч солдатиков, каждую машину обслуживало три смены механиков — по десять дней дежурства, двадцать дней отгулов. Оставить каждую смену в подключении на пятнадцать дней подряд — и через сорок пять дней мы приобретем восемнадцать тысяч сторонников плюс тысяча или две тех, кто управляет летающими и плавучими боевыми машинами — их тоже надо будет пропустить через процедуру гуманизации.

Генерал, приятель Марта, должен был сделать — или попытаться сделать — следующее: повсеместно распространить приказ — якобы по инициативе разведывательного отдела — некоторым боевым группам оставаться на смене одну или даже несколько лишних недель.

Так мы получили бы добавочные пять дней на то, чтобы «обратить в свою веру» механиков. Но после этого их нельзя будет просто отпустить по домам. Перемены в поведении будут слишком заметны, и, как только первый же обращенный механик с кем-нибудь подключится, наш секрет сразу перестанет быть секретом. К счастью, уже во время первого длительного подключения механики осознают, что им необходимо пока держаться подальше от прочих людей, — а значит, у нас не будет никаких проблем с тем, чтобы удержать их на базе. Кроме обеспечения кормежки и размещения всего добавочного персонала, который генерал — приятель Марти — сумеет собрать на дополнительные учения. Но вряд ли солдатам будет в тягость пожить одну-две недели в походных условиях.

Тем не менее в средствах массовой информации сперва должны появиться сообщения о «чудесном перевоплощении» пленных повстанцев, чтобы подготовить общественность к восприятию следующего известия.

Самый удачный, совершенно бескровный вариант представлялся Марти так: пацифисты захватывают власть в армии, потом армия подчиняет себе правительство. А потом народ — какая радикальная идея, а? — возьмет на себя функции правительства.

— Марти, но все это зависит от одного-единственного человека, не знаю — мужчины или женщины, твоего таинственного генерала, — сказал я. — Который может перетасовать как угодно медицинские данные или дать новые назначения нескольким солдатам и офицерам. Или раздобыть по-быстрому нужные нам тягач и автобус. Ладно, все это еще куда ни шло. Но провести общеармейские учения механиков, да еще под эгидой разведывательного управления! Если он способен такое Устроить, значит, он уже захватил власть над всей армией.

Марти медленно кивнул.

— Ты не собираешься разбавить лимонад водой?

— Пока нет. Утром. Это секрет, — Марти сложил руки на груди. — А что касается другого секрета — личности моего генерала, — то ты его уже почти разгадал.

— Так кто это? Президент? — Марти рассмеялся. — Министр обороны? Начальник Генерального Штаба?

— Ты мог бы вычислить его, зная то, что ты знаешь, просто прикинув раскладку командных структур. И это для нас большая проблема. Сейчас мы слишком уязвимы — до тех пор, пока не подправим немного твою память.

Я пожал плечами.

— Двадцать рассказали мне насчет таблеток для самоубийства.

Марти осторожно откупорил коричневую бутылочку и вытряхнул мне на ладонь три тяжелые капсулки.

— Раскуси эту штуковину — и через несколько секунд твой мозг умрет. Нам с тобой надо держать эти капсулы в стеклянном зубе.

— В зубе?

— Это старая шпионская легенда. Но если они захватят тебя или меня живыми и заставят нас подключится — нашему генералу конец и всей затее тоже.

— Но ты же не можешь подключаться в полном контакте?

— Значит, в моем случае вместо подключения будут пытки. А вот с тобой… Ты знаешь о нем уже так много, что можно просто назвать тебе его имя.

— Кто это — сенатор Дайетс? Папа римский? Марти похлопал меня по плечу и повел обратно к автобусу.

— Это генерал Стентон Роузер, ответственный секретарь Командования Вооруженных Сил. Он один из Двадцати, из тех, которые считаются умершими, и у него теперь другое имя и внешность. Сейчас у него отсоединенный имплантат, но, несмотря на это, он все равно навсегда крепко-накрепко связан с остальными Двадцатью.

* * *

Переезд в Мексику был тем еще приключением. Горючее в тягаче заканчивалось так быстро, что приходилось останавливаться на дозаправку каждые два часа. Они не доехали еще и до границ Северной Дакоты, как шили остановиться и потратить полдня, но переделать систему питания тягача так, чтобы он мог потреблять энергию непосредственно от генератора нанофора. Потом у них поломался автобус — полетела коробка передач. А собственно, герметичный цилиндр из прессованного порошкового железа испортился от действия магнитных полей. Двое из Двадцати, Хановер и Лэмб, немного разбирались в устройстве автомобилей, и совместными усилиями они докопались до причины неисправности. Оказалось, что-то не ладилось с программой переключения скоростей. Когда вращающий момент достигал определенного порога, поле на мгновение отключалось, чтобы переключить машину на более низкую скорость, а когда вращающий момент доходил до следующего порога, оно должно было переключиться обратно. Но программное устройство разболталось, его чувствительность нарушилась — и оно пыталось переключать поля сотню раз за секунду, а цилиндр из порошкового железа не мог долго выдерживать такие нагрузки. Как только они выяснили, в чем проблема, дело пошло на лад — как оказалось, параметры переключения скоростей можно было устанавливать и вручную. Правда, пришлось все время следить за этим и заново менять всю настройку каждые десять-пятнадцать минут, потому что автобус не был рассчитан на такие перегрузки. Но тем не менее они продвигались на юг по тысяче миль за день и строили планы.

Перед тем, как въехать в Техас, Марти связался с Доктором Спенсером, у которого была своя клиника в Гвадалахаре, где делали операцию Амелии. У них состоялись некие таинственные переговоры. Марти не сказал, что у них есть собственный нанофор, но сообщил, то имеет ограниченный, но неконтролируемый доступ такой машине. И пообещал сделать доктору все, что дно — конечно, в пределах разумного, — что машина может сотворить, скажем, часов за шесть. В качестве доказательства он послал Спенсеру алмаз в две тысячи двести карат, который весил целый фунт. На одной из граней этого алмаза было выгравировано имя Спенсера В обмен на шесть часов работы нанофора доктор Спенсер пообещал на неделю предоставить в полное распоряжение Марти и его людям отдельное крыло своей клиники, предварительно удалив оттуда весь свой персонал и оборудование, и разрешил воспользоваться помощью нескольких технических работников. Подробности они должны были обсудить позже.