Профессор Хьюз
Шрифт:
Я попрощалась и поспешила в спальню к окну. Распахнув его, я стала ожидать, когда выйдет мой возлюбленный.
Да, я влюбилась в этого человека, вот что за чувство овладело мной. Он был совершенен, и я хотела всю жизнь прожить рядом с ним.
Другое дело, что я не интересовала его.
Когда он вышел из дома, то оглянулся на окно. Мы махнули друг другу, а потом он поймал такси и укатил.
Я прошла в комнату, усмехнувшись, посмотрела на «гнездо филина» и предалась мыслям, усевшись на диван и разглядывая окружающую меня обстановку. Я представила, как этот элегантный и опрятный человек ступит на порог моей комнаты. Я ведь могла себе позволить снять одну крохотную каморку, да и то под самой крышей. Обои там во многих местах отходили,
Бедняга Хемиш, что он подумает обо мне!
Я стала переводить взгляд с одной вещи на другую, поражаясь цветовой гамме. Жёлтый, коричневый, красный, бордовый – вот какие цвета различал мой глаз. Я подумала, осталось ли всё это от прежних хозяев или же Хемиш всё обустроил по своему вкусу. Я подошла к книжным полкам, чтобы что-нибудь выбрать и отвлечься. Я вообще никогда не сидела без дела.
У Хемиша было множество книг, названия которых я не понимала. Скорее всего, это были его учебные книги. Он так и не сказал, что конкретно преподаёт, но, должно быть, это очень сложная дисциплина, раз я совсем в ней не разбираюсь. Художественная литература занимала всего две полки. Для меня это уже была целая библиотека, но для здешней комнаты – как иголка в стоге сена.
Что ж, я выбрала «Айвенго» и уселась читать. Эта книжка полностью захватила меня, и я вернулась в реальность, только когда хлопнула входная дверь. Я поспешила встретить хозяина.
Все мои вещи уместились в небольшой чемодан и сумку, которые Хемиш поставил у вешалки.
– Всё в порядке, – кивнул он, когда увидел меня. – Вещи забрал и заплатил.
– Она ничего обо мне не говорила? – поинтересовалась я, пожирая Хемиша глазами, пока он снимал своё пальто.
– Миссис Ральф, когда узнала, что я твой кузен и пришёл отдать долг, была очень довольна. Мне показалось, она обрадовалась, когда я сказал, что ты больше не будешь у неё жить. Я ей очень понравился, кстати.
– Извини, что я попросила тебя сходить в такое место. Ты прежде, наверное, никогда не бывал в таких убогих домах, – я забрала чемодан и сумку и направилась в спальню, чтобы заняться вещами.
– Ничего страшного, – прозвучали слова мне вслед.
По крайней мере, он не пошёл за мной следом. Мне и так было неловко от того, что ему стало известно обо мне кое-что неприглядное, то, что я хотела бы скрыть.
И ещё эта его щедрость.
На глаза навернулись слёзы из-за почти незнакомца, который был так добр ко мне.
Я стала раскладывать свои вещи, которые уже не надеялась когда-либо увидеть, ибо они были свидетелями моей неудавшейся жизни. Я решила оставить только одежду и необходимые мелкие женские вещи, а всё остальное выкинуть, чтобы не предаваться дурным мыслям, которые ведут к меланхолии, которая приводит к желанию умереть.
И тут я наткнулась на розовые ленты, про которые вовсе забыла. Они так и остались не пришитыми к балетным туфлям. Туфлям, которые я должна была надеть и выйти под огни рампы в день своего дебюта. Но прежде случилось то, что перечеркнуло всю мою жизнь.
Слёзы потекли из моих глаз, когда я положила ленты в кучу других вещей «на выброс». Я не хотела думать о прошлом, но картины вставали перед глазами, и мне стало дурно. Я старалась сдерживать рыдания, чтобы великолепный Хемиш не заметил моей очередной слабости, но, как назло, он постучался в дверь спальни.
– Входи, – я как могла утёрла слёзы и притворилась, что погружена в разбор вещей.
– Тебе не нужна помощь? – спросил он, и его взгляд остановился на лентах. Конечно, он не мог не поинтересоваться. – Ты балерина?
– Нет. Теперь я никто, – ответила я, крепясь, чтобы не разрыдаться.
Глаза защипало, и я принялась часто моргать.
– Агнес, тебе станет
легче, если ты всё мне расскажешь. Ты говорила, что у тебя нет родных, но ты можешь довериться мне. Что бы ни было, мы найдём выход вместе.Он подошёл ко мне и положил руку на плечо.
– Я видел следы от ожогов на твоих ногах. Я знаю, что тебе пришлось нелегко. Я чувствую, как ты мучаешься, хотя не могу объяснить почему, ведь мы так мало знаем друг друга. Доверься мне. Я помогу справиться с прошлым.
Таким словам я не могла противиться, я вообще не могла сопротивляться своим усиливающимся тёплым чувствам и признательности.
Поэтому я начала свой рассказ.
– Своего отца я не знала, а моя мать была прачкой, но жили мы в городе. У меня был брат Филипп, на пять лет старше меня. Возможно, моё детство было счастливым, несмотря на бедность. Я помню, как весело играла с братом на улице, мы были горазды на выдумки и всякие шалости.
Я улыбнулась при воспоминании о Филиппе. У него тоже были бесцветные глаза и простые коричневые волосы. Все в нашей семье такие, по словам матери.
– Я всегда относилась к брату, как к своему защитнику, да он таковым и являлся. Когда он подрос, то отправился юнгой в плавание. Корабли полностью захватили его, как и дальние страны. Я же всегда любила танцевать, поэтому, когда мне исполнилось девять, мама отвела меня в Королевскую академию.
Моё дыхание участилось, и я немного помолчала, чтобы прийти в себя.
– Несмотря на некоторые трудности при вступительных испытаниях, меня приняли. У меня были идеальные данные для танцовщицы, что встречается редко. Я училась в Королевской академии классического танца с удовольствием, не испытывая трудностей от ограничений, необходимых для жизни танцовщицы. Не огорчалась, когда у меня что-то не получалось, и не уставала, когда всё тело ужасно болело. Мама тоже была довольна, что оба её ребёнка пристроены, да ещё и получают удовольствие от работы. Да, мой ежедневный экзерсис доставлял мне большое удовольствие, и, когда другие хныкали от усталости, я с улыбкой выполняла дополнительные движения. В танцах была вся я, в танцах был смысл моей жизни.
Я покачала головой и вздохнула.
– Когда началась война, я ещё продолжала учиться, но уже выходила на сцену в качестве корифейки, потому что многие взрослые артисты либо ушли на фронт, либо разбежались кто куда по провинциальным театрам. Помню свой первый выход. Я была Белой Кошечкой из «Спящей красавицы». Никогда не забыть мне огней рампы, аплодисментов, повторного вызова и цветов от незнакомца, которые я обнаружила в гримёрной. В семнадцать лет я закончила обучение, но по правилам Академии не могла покинуть школу ещё год, но я знала, что через этот год мне могут дать место прима-балерины. Я уже обладала уникальными данными, отточенной техникой и образы давались мне с лёгкостью.
Я снова замолкла, чтобы собраться с силами для заключительного этапа моей трагедии.
– В этот дополнительный год я не сильно была занята, мне больше не нужно было посещать занятия по общеобразовательным предметам, поэтому я приняла решение помогать в военном госпитале. Мой брат был младшим офицером на одном из кораблей, вот и я не могла остаться в стороне. Через пару месяцев я узнала, что он погиб. Его корабль был в эскадре, которую атаковали подлодки противника. Мама не перенесла этого. У неё и так ухудшилось здоровье из-за войны, а тут ещё и гибель любимого сына, потому что, я знаю, его она любила немножечко больше. Я осталась сиротой, но смогла это пережить. У меня были танцы и большое будущее впереди. Ничего, что в мамин дом попала бомба. Пока я жила при Академии у меня была крыша над головой, а много личных вещей я никогда не имела. Это случилось в конце весны. Кто-то забыл вытереть насухо пол, а пожилая женщина поскользнулась и упала. В руках она несла кастрюлю, которая, упав, обожгла мне ноги кипятком. Адские муки терпела я в течение многих месяцев, пока моя плоть заживала. Ты видел шрамы, ты знаешь.