Прогнозы изменения законов природы
Шрифт:
На столе я допил за кем-то холодный чай. Завтраков у нас не было, это стало привычным, что-то ухватить или просто попить сладкого. Сочок я тоже взял, положил на дно портфеля, под учебники. Выпью потом по дороге из школы.
– Максим, телефон у тебя заряженный? – спросила мама.
Увидев, что заряда осталось совсем мало, соврал, что да, заряженный. В суете я часто забывал поставить телефон. Он не занимал у меня столько жизни, как у одноклассников, пользовался я им редко.
– Ну, иди, дорогой, – мама поправила мне шапку и слегка подтолкнула в спину.
Я вышел один. У меня был огромный портфель, в который помещалась даже сменная обувь. Мне нравилось таскать такую ношу: я был одновременно как почтальон и космонавт.
Сегодня было не очень холодно, поэтому ждать школьный
В утреннем тумане машины появлялись интересно: фары вдруг загорались сразу рядом с остановкой, висели сами по себе в воздухе, и только потом появлялся автомобиль. Над улицей висел постоянный шум, и звук отдельных машин сливался с жизнью города. Выделялись только грузовики, их фары были выше других, а звук напоминал трубу без мелодии.
Автобусы без конца приходили и уходили, люди вращались вокруг остановки. Старшие ребята тоже садились в городские маршрутки и быстро уносились вперёд. Я решил тогда не дожидаться школьного автобуса, боялся, что опоздаю на уроки, и что нас, не успевших вовремя, построят на первом этаже, наругают и потом дадут тряпки и вёдра, чтобы мы не болтались попусту, как говорил завхоз, а приносили пользу, мыли полы и стены. Трудиться мне нравилось, но я не хотел подводить маму и стыдиться перед учительницей, которая и так была ко мне очень добра, за новое опоздание. Тем более я опаздывал сегодня не нарочно, опаздывал не я, а автобус. Это в прошлый раз я специально прыгнул в полынью, чтобы не ходить на контрольную. Пытаясь нагнать товарища, я сел вместе со старшими в обычный транспорт.
Дядя водитель что-то у меня спросил, я не расслышал. Я подошёл к нему ближе.
– Деньги есть у тебя? Тридцать рублей, – он говорил со мной, не поворачивая головы, мне была непонятна его речь. – Где твои родители?
– Давайте я заплачу за пацанёнка, – сказал кто-то из пассажиров, и мне стало за такое неудобно.
Я привык ездить на бесплатном школьном транспорте, поэтому не всегда брал с собой деньги. И сегодня я по привычке сложил оставленные мне мамой монеты в свою коробку. Там было уже почти пятьсот рублей. Может даже я их отдам родителям. Они всё спорят, как отдавать кредит. Хотят взять ещё кредит, чтобы расплатиться с нынешним. Говорят, что все так делают, и гори всё огнём. Странное выражение.
Чтобы не объяснять дяде эту длинную историю, я вышел на следующей остановке. Куда идти я примерно знал. Вот берег речки, овраг. Расстояние оказалось больше, чем я ожидал. Перешёл через мост. Хорошо, что туман стал рассеиваться. Я понял, что уже точно опоздал. Увидел магазин, подошёл к витрине, но денег всё равно не было, а заходить, чтобы продавец о чём-то начала спрашивать, я не хотел. Ещё скажет, что прогуливаю, а я не прогуливал. Зашёл, постоял между дверями, погрелся. Но надо было торопиться.
Когда я вышел на дорогу, до ближайших домов надо было идти ещё столько же. В этом районе я никогда не был. Даже дойти в соседний двор и потом вернуться я мог не всегда. «Как там сейчас мама? Надо ей позвонить, чтобы не переживала за меня».
Телефон замёрз, и сигнал долго не проходил. Потом несколько минут мама не отвечала на звонок. Телефон сел.
Я срезал дорогу, пошёл по сугробам. Вот тропинка. Я уже потом понял, что это были чьи-то звериные следы. Потому что на каждом шаге проваливался, когда по колено, когда больше. А зверёк пробежал совсем поверху, едва задевая порошу. Мне нравились старинные слова. Я их специально заучивал, бывало, приходилось повторять по много-много раз. Я шептал в основном незнакомые слова, но некоторые я специально запомнил. Помимо разных названий снега мне врезалось в память «веремя» – это по-старинному время. Веремя – от смысла «вращение». Я сейчас так же вращался как это самое время, но найти дорогу не получалось.
Тогда я решил идти домой. Я озяб, пальцы рук перестали слушаться, пришлось сжать их в кулаки и греться об себя.
Вроде бы показались знакомые дома. Я подошёл, но это был тот же чужой район. Все большие дома в городе были одинаковые. Вдалеке
виднелись другие высотки. У нас в городе много рек, и даже взрослые не знали всех названий. Но эту речку, которая протекала между этим районом и нашим, я знал: у неё было забавное название – Канава.Мимо проходили люди, все спешили по своим делам, кто на работу, кто отводил малышей в детский сад. Я никогда не ходил в детский сад, наверное, там хорошо, много ребят и много игрушек. Говорят, можно спать днём.
– Мальчик, ты заблудился? – спросила проходившая мимо женщина.
Я отстранился и ничего не ответил: мама запрещала разговаривать с чужими взрослыми. Подождав, пока тётя уйдёт, пошёл вдоль реки. Тротуары петляли вокруг домов, и по ним трудно было найти правильную дорогу. Вдоль реки было наверняка. Да, хорошо, скоро наступит весна, и по Канаве можно будет пускать кораблики. Тем более хорошо, что кораблики никогда не кончались – досочек и веточек из-под снега торчало множество, как будто они сами просились в долгое плавание, где из одной реки можно попасть в другую, а там, совсем далеко, море. Вот бы побывать на море – вырасту, обязательно поеду на море.
И тут я провалился в речку. Лёд же должен быть толстый: зима морозная. Но, наверное, я стал весить больше, мама иногда говорила, что вот, растёт маленький кабанчик. Вода обожгла холодом. Провалился только по пояс. Портфель в воду не попал. За мокрые учебники и тетради могли сильно наказать, например, лишить прогулок с Альмой. Выбрался я быстро. Отошёл от реки и побрёл вдоль склона. Я шёл и прятался от людей, чтобы не заметили мои мокрые брюки.
«Как сейчас мама? Грустно ей или весело? Когда столько счастья, столько нас, как можно грустить? И скоро Новый год. Пусть мама всегда будет счастлива!» – я думал всё медленнее.
Потом я уже не знал, думаю или нет, стал приходить сон, в нём начиналось лето, вода в речке становилась тёплой. В какой-то момент, который я уже не чувствовал, но был в нём по-детски счастлив, я, Максим К., умер.
Уха с молоком. Подаяние себе
Автостанции маленьких городов и посёлков отличаются от своих крупных собратьев. В мегаполисах все – люди, автобусы, машины, даже собаки – проносятся сквозь или мимо, каждый по своим делам, стараясь не соприкасаться с другими. В маленьких городах любая станция – свой мир, который вбирает не только тела и корпусы, но и души. Даже если ты проходящий автобус, остановившись здесь на несколько минут, ты не можешь не прикрыть в расслаблении глаза-фары, не можешь не попытаться найти родственную сущность.
Я оказался на станции Шалабов по отпускным обстоятельствам. Торопиться было некуда и приходилось маяться от своего постороннего присутствия в местной жизни. Раньше привыкать было легче, но весна двадцать второго значительно отличалась ото всех других, подстилая другие смыслы и состояние.
В городе стало приятнее, несколько чище и добавилось пространства от стоявших много лет, а сейчас ликвидированных развалин. Грибницы новой жизни пробивались пока несколькими целышами (это по-старорусски молодой гриб). Само же местоскопление людей, это, как и все другие, назвать целышом никак не получалось: в другом значении «целыш» – неповреждённое. Повреждение, оскудение, обесценивание стали настолько привычными, что люди перестали обращать внимание на эти явления, и, как защитная реакция, появлялось примирительное одобрение. Всеобщее понимание выражалось в молчании – боялись сказать такую же, как у всех, мысль, но другими словами. Иная формулировка нарушала коллективное и индивидуальное спокойствие, и если в иные времена круги по воде пусть долго, но расходились, то в нынешние волнение могло множиться, наслаиваться само на себя, обретать перпендикулярные последствия. Даже не в моменте, а в непредсказуемой перспективе. Поэтому часть молчала от боязни жить, часть – от бесполезности усилий.