Прогрессоры

– Есть хочу, сестренка, - тихо попросил он сидевшую перед ним на ложе Дару.

Кивнув, Дара встала, а Гуг продолжал размышлять. О нем и его сестрах несомненно позаботились. Значит, после того, как он был ранен, они встретили какое-то, несомненно, сильное племя. Сильное и странное настолько, что стало заботиться о тяжело раненом мужчине и двух бесполезных молодых женщинах. С детства Гуг усвоил, что все непонятное может быть опасным, и поэтому решил при первой возможности расспросить обо всем Дару.

Но в ближайшие полчаса ему было совсем не до расспросов. Вернувшаяся Дара принесла с собой чашу с теплой жидкой едой, которую назвала 'суп' и, тихонько хихикая, принялась кормить своего братца этим 'су-пом' с помощью 'лож-ки'. Гугу хотелось выпить всю чашку разом, чтобы, наконец, заглушить это вечно сосущее чувство голода. Но Дара не разрешила, и приходилось играть по ее правилам.

Поев, Гуг почувствовал себя еще лучше, правда, грудь и нога по-прежнему болели, но зато немного отступила так унижающая мужчину слабость. Дара ушла с пустой чашей, а Гуг снова погрузился в тревожные размышления.

Когда Дара снова вернулась и присела рядом с ним на ложе, Гуг, наконец, смог спросить ее, - Где мы, сестренка?

Пригнувшись поближе к брату девушка шепотом начала рассказывать все по порядку с того самого момента, когда Гуга забодало коровой. Объяснения девушки были настолько путаными и сбивчивыми, что у юноши снова закружилась голова. С ее слов выходило, что племя, которое их подобрало, было немногочисленным, но чрезвычайно могущественным. Наполовину люди, наполовину дневные духи, они творили свои чудеса походя, даже не понимая что переворачивают мир вверх ногами. Прирученный огонь сам загорался у них в руках, вода вдруг становилась горячей, при этих словах девушка хихикнула, а сделанная из дерева пещера плыла по воде туда, куда было нужно этим людям, а совсем не туда, куда текла вода.

Гуг не знал что и думать, когда, напоследок, Дара сказала, что снятые с их голов волосы были отданы духу огня. В доказательство этого девушка провела пальцами по голове брата, и тут он понял, что и он тоже лыс, как колено. Гугу хотелось пойти, и попробовать разобраться во всем самому, но к своему величайшему несчастью он пока не мог встать на ноги.

Дара сидела и шушукалась с братом, до тех пор, пока, к удивлению Гуга, деревянная стена перед ним не раскрылась, и в проеме не появилась Мара с одной из своих малышек на руках. Второй ребенок Мары был в руках у незнакомой Гугу высокой худощавой девушки или молодой женщины из приютившего их племени. Отдав спящую малышку Даре, незнакомка внимательно посмотрела на лежащего Гуга. Тому стало настолько неудобно от этого взгляда, что он даже почувствовал, как краснеет.

По счастью смотрины продолжались недолго и незнакомка, которую Дара назвала 'Ля-ля', вышла из пещеры, закрыв за собой стену, так что Гуг мог снова расслабиться вытянувшись на ложе. Потом на него пришла посмотреть лечившая его Мудрая Женщина, которую сестры встретили почтительными поклонами. Мудрую женщину звали двумя именами. Первое имя было - 'Ма-рина' а второе Гуг не смог бы выговорить, не рискуя сломав язык. Она не только осмотрела Гуга, но и сменила повязку у него на ноге, смазав рану какой-то резко пахнущей мазью, из-за чего ему снова пришлось вспомнить, что такое боль.

Во время перевязки Гуг умудрился, скосив глаза, посмотреть на свою ногу. Сестры не зря кланялись этой Мудрой Женщине. В их племени получившие такую рану охотники очень часто начинали плохо пахнуть, а потом умирали, иногда быстро, иногда долго и мучительно. Рана Гуга, напротив, хоть и болела, когда Мудрая Женщина меняла на ней повязку, но даже на неопытный взгляд молодого охотника она не угрожала его жизни.

Устав от этих медицинских процедур и убаюканный беззаботным щебетанием Дары и Мары, Гуг вдруг поддался их настроению, расслабился, почувствовал себя в безопасности и, незаметно для себя, погрузился в глубокий черный сон, на этот раз без кошмаров и сновидений. Все у него было еще впереди...

5 июня 1-го года Миссии. День двадцать второй. Утро. Северные равнины, 300 километров северо-западнее современного устья Эльбы.

Рано утром закончив все свои дела в нынешнем устье Эльбы, по местному Нагары, 'Отважный' отдал швартовы и отправился дальше на юго-запад вниз по течению большой Реки. Именно здесь, они встретили первых местных жителей. Сергей Петрович категорически не желал употреблять модного иностранного слова 'аборигены', подразумевающего в местных жителях людей второго сорта. Нормальные люди, в меру сообразительные и отважные, сражающиеся против диких зверей почитай, что голыми руками.

Кстати, Марина Витальевна внимательно осмотрела не только раненого юношу, но и девочек-близнецов, после чего дала заключение, что физиологически они ничем не отличаются от Лизы, Ляли или Кати. Возраст девочек, назвавшихся Дарой и Марой, был примерно тринадцать-пятнадцать лет. Дару молодежь мгновенно перекрестила в Дарью, или Дашу, а Мару в Марью, или Машу. Единственное, что вызвало тревогу у Марины Витальевны, это было слишком раннее материнство Маши. Сергею Петровичу даже пришлось вносить ясность в этот вопрос. Раннее материнство - это обычное явление, гм, в доисторические времена. И если сию тенденцию в их рядах стоит сдерживать, хотя бы до семнадцати-восемнадцати лет, но ей совсем не стоит удивляться. Тем более что, по словам самой Марины Витальевны, и молодая мать и ее малышки чувствуют себя вполне удовлетворительно, а в новых непещерных условиях жизни их перспективы и вовсе радужные.

Сергей Петрович внимательно осмотрел набор оружия и инструментов, найденных у этой троице. Чистейший средний палеолит, все примитивно грубо и функционально. Копье без наконечника, острие просто обожжено на огне, одежда сшита даже не нитками из сухожилий животных, а тонкими ремешками из сыромятной кожи. Ну, это и понятно, костяная игла тому племени, из которого происходили близнецы и их брат, судя по всему, еще не известна, а с каменным шилом-проколкой, обнаруженным в торбе у девочек, иначе шить и невозможно.

По-хорошему всех удивил Антон Игоревич, оказавшийся еще и неплохим сапожником. Всего за один вечер он шил для Даши и Маши нечто вроде индейских мокасин, использовав для этого свой набор сапожных инструментов и шкуру убитого неделю назад оленя, которую по вечному скопидомству Сергея Петровича не выкинули, а засолили, свернули и сунули в трюм. На подошву же мокасинам пошла сложенная в два раза бычья кожа.

Сами принятые в их компанию девочки, едва лишь только они отошли от шока, возжелали включиться в общий трудовой процесс. Очевидно уроды, способные бездельничать, пока остальные люди трудятся, появились в людской массе гораздо позже этих времен. Правда, единственно, на что были способны близнецы, за исключением, конечно, ухода за своими малютками, была помощь Марине Витальевне в работе на камбузе.

Пятнадцать человек, не считая двух младенцев, работающих в поте лица на свежем воздухе, требовали обильного и разнообразного питания. И едва люди успевали съесть завтрак, как надо было уже готовить обед. Пришедший в себя раненый тоже показал хороший аппетит, что говорило о том, что при нормальном медицинском уходе этот первобытный организм не будет долго валяться на больничной койке.

Правда, фактически все на этом камбузе, начиная от закрытой печи с дымоходом, и кончая заточенными до бритвенной остроты стальными ножами, было для близнецов настоящим открытием. Как они там объяснялись с Мариной Витальевной, бог знает. Наверное, на каком-то своем особом женском языке знаков. Но вскоре обе девицы довольно уверенно тяпали ножами по разделочным доскам, включившись в общую трудовую симфонию на борту 'Отважного'.