Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

— А патриотизм!?

— А был ли он? Если и был, то к сорок первому крепко покачнулся… "выветрился"!

У советской власти ума не было, но хитрости — в избытке. Когда видела приближение момента заполучить по морде, то немедленно вспоминала о "родине" и о начинке: рядовых тружениках. Родины без народа не существует, но кто постоянно напоминал, что народ "всячески обязан любить и защищать родину" — и этого мне не дано было понимать. Перед "родиной" отступали закоренелые предатели: "как против родины идти"!?

Расчёт выл верный, но исполнение — не всегда: у меня и у секретаря обкома на тот момент была "одна родина", но с разницей: секретарь любил её "беззаветно", то есть без оговорок, а я вспоминал о родине тогда, когда забывал о секретаре. Любить родину и секретаря обкома в родине никак не получалось!

И ещё была разница между моей любовью к родине и любовью секретаря обкома: он мог "именем родины" от меня избавиться, а я от него — нет. Когда происходило "очищение" от меня — естественно, "очищалась" и родина.

Но бывало итак, что родина очищалась и от секретарей. Было, было такое. Если кто-то очищал отечество и от него, то такое могли совершить только "враги отечества".

Было и третье отличие, но не основное, не главное: секретарь обкома одну сиську у родины сосал, а за другую — держался, предлагая остальным гражданам любоваться "картиной величия родины":

— …как велика и прекрасна она! — закончил бес главу сиськами родины.

Глава 66.

Продолжение тишины.

С учётной бумажкой в кармане оккупанты позволяли перемещаться по городу в светлое время сколь угодно. До комендантского часа враги к оккупированным советским гражданам претензий не имели, враги страдали меньшей подозрительностью, чем нынешние "работники правоохранительных органов" стольного града. Bite, "шпацирен", гуляйте, то есть, по улицам родного города!

Нужда в хождениях по городу появилась с первых дней оккупации и называлась "волка ноги кормят". Древнее, никогда полностью не исчезавшее название. Оно, с перерывами различной длительности, всегда приводило нас на базар. Это в других местах и в иное время "все дороги вели в Рим", а у нас в оккупацию все дороги сходились на базаре. Во все смутные времена, будь то оккупация, или перемена строя, все наши дороги вели на базар.

— Базар — основа человеческого существования! Его Величество Рынок!

— Набрал "Его Величество Рынок" и первые буквы складываются в название современной валюты Европы. Как называется такое явление? — "Абвеатура".

— Это что же проглядывалось в оккупацию!? Если захватчики чтили и уважали рынок, то и захваченные не менее захватчиков ценили его!? Или больше? Потому, что изголодались по рынку? И те, и другие понимали, что рынок — "основа цивилизации" и пропитание военными действиями не заменишь! Пропитание не требуется мёртвым, а живые хотят выполнять "питательный" ритуал три раза в сутки, но поскольку время военное, то о каком трёхразовом питании речь вести"?! Хватит и двух! Но желательно — каждый день! И только "мудрая" советская власть не могла понять столь простой истины…

— Всё она понимала, сука, знала, что такое "рынок", но понимала и то, что если дозволить рынку "поднять голову", то ей немедленно придёт конец. Советская власть погибла от рынка, что и случилось в известные времена.

Выполнение чужого приказа о регистрации, убежавшая "советская власть" считала не менее тяжким преступлением, чем встреча врагов хлебом/солью. Хлеб и соль стояли на первом месте в длинном списке предательств, и были наиболее тяжким. Далее следовала "выдача советских патриотов" оккупантам, "служение врагам с отягчающими обстоятельствами". Пожалуй, никто более жестоко не отягчал личное будущее, как полицаи.

Каким, по тяжести, было преступление отца, когда принимал участие в перевозе "военной техники и живой силы противника по захваченным железным дорогам страны советов" — не берусь судить. Ясное дело, что мне хочется "реабилитировать" отца, но бес сказал:

— "Реабилитации" не будет, не требуется ему таковая! В других сферах пребывает родитель твой, а там на всякие здешние "реабилитации" помочиться хотел! Правда, нечем ему мочиться. Желание обелить прошлое отца у тебя по причине. Полное сходство со случаем, когда у начинающего что-то соображать молодого человека умирает близкий и любимый человек. Пребывая в горе, коему страдающий не может дать объяснения, юноша клянётся стать "светилом медицины" и "отныне и до скончания века" не допустить ни одной смерти близких ему людей! И с тобой такое творится, но с небольшой разницей: если молодой клянётся стать "светилом медицины", то ты почему-то взялся за "отмывание" отцовых грехов в конце своей жизни.

— Сегодня самому жесткому убийце дают адвоката, так почему прошлых предателей нельзя "реабилитировать"? Не дело! Надо уточнить и разобраться в поведении бывших предателей народа! С кого начать?

— Разумеется, не с тех, кто "просрал войну", как соизволил выразиться "вождь и учитель всего советского народа" в первые минуты после получения вестей о войне. "Вождям ваша адвокатура" ни к чему, они никогда в разряд "предателей" не войдут. Как "дураки и мерзавцы" — да, пожалуйста, сколь угодно, можно в эту категорию их занести, но как предатели — нет и нет! В число предателей не входят и "вращатели гузном". Их считают "честными исследователями Истории".

— Что это за категория?

— Самые нужные вам люди! Из тех, кто всегда и всё знает. Всё, что непонятно одним — известно только им. "Просвещать темных" они начинают так:

— А вы знаете!? А вы понимаете!? — и после такого вступления начинаются сказки, сочинённые не ими, но "вышестоящими товарищами". "Вращатели гузном" — самая отвратительная порода, худшая, чем любой предатель. И ещё раз запиши: "предать можно то, во что верил и чему поклонялся"…

Глава 67.

Размножение вражеских прислужников.

Любого умершего можно поминать каждый день… или два раза на день…

Самоубийц (суицид), и людей, взятых водой, огнём и петлёй, православная вера разрешает поминать один раз в году. На "фоминой неделе". Канон церковный такой, "правИло веры". Но в "каноне" нет ни единого слова о том, можно ли поминать повещенных и расстрелянных "по приговору советского суда".

В "казни через повешенье" без верёвки не обойтись. Справедливо я был повешен, или по ошибки меня лишили жизни? "Раба божьего" можно отпевать? Нет ясности: как быть сегодня с церковным отпеванием останков убитых шестьдесят лет назад воинов? Вынули кости, отпели и опять в землю под "символ победы", красную звезду закапывать? Или менять "опознавательный знак"? А вдруг кости были "комсомольские"!? Атеистические? Как жить далее, если и до сего дня кладбища, наши "места печали и скорби" делятся на "воинские" и "цивильные"? На воинском кладбище крестов не ставят, хоть десять панихид по убиенным отслужи:

— "Воинским уставом советской армии крест не положен"!

Где сегодня похоронены предатели — никто не знает, не уделяют могилам предателей внимание…

— Ни одни предатели лишены внимания, у вас и герои неизвестно где лежат…

Первыми в списке предателей помяну граждан города, кои удумали встречать вражеского коменданта "хлебом/солью". Не знаю имён и фамилий, но уверен: "их имена, проклятые всем советским народом" будут храниться вечно! Нет, не в "памяти народной", а в спецархивах. Нынешним гражданам города память о качестве поднесённой немецкому коменданту ковриги хлеба не нужна.