Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!
Шрифт:
— Какой эшелон и куда!? Вы работник транспорта, вы можете знать о всех передвигающихся эшелонах! — сплошным косяком пошли неразрешимые, безответные вопросы.
Простое, естественное поведение в такой ситуации — "сдать" того, кто дал спички. Чего терять? Если предал "страну советов", работаешь на врагов, так стоит ли выгораживать какого-то немца? Чужака!? Врага и захватчика, наконец? Старшего напарника по работе? Кто он тебе!? "Отец родной"?
— Батюшка о начальнике Гестапо думал: "ты большой начальник, но и мы не "пальцем деланы". Не думай, что тебе одному решать, кто виноват, а кто — нет! Мы тоже кое-что можем! Твой соотечественник — мой коллега, "брат" по профессии! Какой он мне "враг", если его семья погибла, и он остался в целом мире один! — вот оно,
— Как вы оказались в прифронтовой полосе!?
— Метель была, заблудился… — совпадало, если бы не коробка спичек. "Не простая, а золотая", с деморализующим текстом сообщения из Рейха… Она-то и портила картину отцовой невинности.
На третьи сутки пребывания родителя в Гестапо, туда явилось высокое железнодорожное начальство на "предмет выяснения степени вины их работника". Нужно сказать, что начальство кинулось спасать прислужника незамедлительно, сразу, как только Крайродной уведомил "командиров" о бедственном положении друга.
Начальники двух серьёзных организаций, железной дороги и Гестапо, быстро пришли к выводу, что преступление работника из русских не так и велико. И главное: всё было совершено не по злому умыслу, а по неведению. Лично он не писал на коробке сообщений о бомбардировке англо-американской авиацией городов Германии? Нет, боже упаси, как такое можно допустить!? Или даже подумать!? Как он мог написать "разлагающее и деморализующее германскую армию сообщение" на немецком языке, если не знает языка!? Два, или три бранных слова на языке Гёте не в счёт! Русский работник добросовестный, исполнительный и нужный на вверенном ему месте в столь трудное для Рейха время! — помнил начальник отцовы портфели старинной работы! Вот они, милые "таше" из свиной кожи отечественного изготовления, всплыли! Ничего не проходит в этом мире без следа!
Отца отпустили. Никто не вербовал на работу "во имя безопасности Рейха", хватало и той бумаги, кою отец подписал, приступая к работе. Не было вербовок, обошлись без них, но в Гестапо посоветовали впредь быть осмотрительным при совершении торговых сделок!
Как понимать "будьте осмотрительны", господа оккупанты!? Не менять автоматы "им. Шмайсцера" на самогон и сало? Что могло означать ваше предложение "быть осмотрительным"?
— Бесяра, как думаешь, прилично петь "гимн" тогдашним переводчикам Гестапо? Тем, кто делал переводы с русского языка на немецкий? Об иных органах дознания Рейха ничего не знаю.
— Пой! Всё едино никто не поверит.
Отцовы объяснения на немецкий язык переводила, да будет её душе вечный покой, приятная и обходительная женщина. Очень вежливая женщина, местами даже ласковая. Отец не понял, кем она была: немка, хорошо знавшая русский язык, или русская, в совершенстве владевшая немецким языком? Пожалуй, переводчица была русская, из "немецких прислужников". Возможно, что она была из "фольксдойче". Многие переводчики в советской армии знали язык "идиш", состоявший наполовину из еврейских и немецких слов. Могла переводчица быть еврейкой?
Тогдашние переводчики и следователи представляли "тандем", но главный дознаватель был на вторых ролях: он не знал языка аборигенов и довольствовался тем, что говорил переводчик.
Но всё ли услышанное от допрашиваемых переводчики говорили своим начальникам? Или что-то утаивали?
— Если бы всех, кто сгнил в советских лагерях, допрашивали через переводчиков, то половину допрашиваемых граждан "страны советов" признали бы невиновными. Переводчики у немцев выполняли не только чисто техническую работу "с русского — на немецкий язык и обратно", но часто привносили своё, "редактировали" ответы допрашиваемых. Отцу тогда помогала умная переводчица, она делала смысловые переводы, а не текстовые типа "что слышим — то и переводим". И не всё переводила, что-то несущественное утаивала. Она быстрее начальника поняла, что отцово "дело" выеденного яйца не стоит. Пустяк, ерунда, мелочь! Полное отсутствие криминала! Не думал этот маленький и пожилой человек разваливать Вермахт ужасными сообщениями из Рейха! Коробок злополучных спичек не масштаб для Гестапо, не дело
столь серьёзному учреждению заниматься коробкой спичек!— Рисковала женщина? Каков был размер её авторитета у начальства?
— Как переводчицы — весьма большой.
Были и другие факты ухода советских людей "из лап Гестапо", и таковых знаю два: отец и тётушка. Та, находясь в "логове врага", с помощью Гестапо (!) приструнила хозяина бауэра, когда тот до предела распоясался в презрении к "рабам с востока". Странное дело, но Гестапо встало на сторону "рабыни" и с помощью ужасной организации тётушку с сельских работ у бауэра перевели на шахтный двор. Тётушка просилась на подземные работы, но ей вежливо объяснили, что "в Германии в шахтах женщины никогда не работали". Даже в военное время.
— Чёртовы европейцы!
Третий случай из лагерной жизни тётушки таков: врачом в соседнем, мужском лагере, что находился в Эссене, работала врачом русская, из "немецких прислужников". Врачам всегда было проще: они выполняли "клятву Гиппократа" и было им наплевать кто ты: враг, или друг. Дело врача — исцелить плоть, а всё остальное — дело политиков.
Как и почему враги доверили русскому доктору работать в лагере!?
Комендант лагеря, как любой комендант такого заведения, был страшной скотиной, но кто и когда видел гуманных комендантов лагерей? В те времена в лагере, будь то немецкий, или какой иной, комендант-гуманист применения не находил.
Комендант имел привычку забивать лагерников насмерть. Доставлял себе "удовольствие", но поскольку это всё же Европа, то на каждый случай смерти заключённого составлялся акт с подписью лагерного врача. Нельзя убивать без акта! И женщина взбунтовалась:
— Ты людей убиваешь, а я должна прикрывать тебя липовыми актами? Не будет этого! — время-то военное, а она-то всего врач из русских, сама на "птичьих правах"!
И опять странность: начальник лагеря, этот образец беспредельного могущества и власти во вверенном лагере, это воплощение силы "нового порядка", отступил! Мог комендант применить власть к взбунтовавшейся русской врачихе и что угодно с ней сделать, но почему-то не применил? Приспешница, никто по сути, но комендант ничего с ней не сделал! Испугался? Чего? И в Гестапо не таскали на предмет "усмирения". Вообще никто и ничего не сказал взбунтовавшейся русской медичке по теме её протеста! В паре с ней работал немецкий врач, и настолько пришёл в восторг от смелости русской коллеги, что, не раздумывая, предложил ей "руку и сердце"! Она не отказала, и всё это случилось в Руре в "грозном пламени войны".
Что сегодня думаю о Гестапо? Рядовая организация, но дураки там не держались.
— Главное: они туда не попадали. Убивали в Гестапо? Убивали! Сегодня в рядовом отделении вашей милиции могут убить проще и скорее, чем в Гестапо времён войны.
— А что делать? Пьяная сволочь из "своих", изрыгающая хулу на милицию, не должна рассчитываться за хамство рёбрами?
— Пустое и бесполезное занятие: бить пьяных дураков. Они даже не осознают, что они дураки, психика у них "сдвинута". И те, кто бьёт "сдвинутых" — не лучше. Картина "двойного заболевания".
— Как это понимать: "двойное заболевание"?
— Просто: пьяная скотина изрыгает хулу на защитников порядка? Изрыгает! А это болезнь. Когда получает от работника "сдачу" — и это заболевание. Что в итоге?
— Ничего! Взаимное удовлетворение.
— В "воспитательных целях" хулителям отбивают бока, а в итоге все довольны…
Глава 94.
Городской сквер зимой 43 года.
Прогулку в зиму сорок третьего мне хочется закончить грустно и с последствиями: как-то вырвавшись из домашнего заключения, а это было солнечным утром, радуясь жизни и, естественно, не задумываясь, я двинулся в город. Улица, по которой меня несли ноги, была с уклоном в город, поэтому процесс несения тела собственными ногами был лёгким и свободным. На ногах были валенки сестры. Она сидела дома потому, что курс обучения грамоте в школе закончился, и валенки на тот момент ей были не нужны. За одно проводились "ходовые испытания" нового зимнего пальто из немецкого шинельного сукна, но на русской вате.