Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

Но есть и утешение: "я — первый, кто с минимальны знаниями о войне пытается что-то о ней сказать! Как генерал "от инфантерии" напишет в мемуарах о том, что при "подавлении группировки врага под городом "N" баталеры гаубичного полка под его командованием, заодно прилично "обработали" и позиции своих войск? Нет, конечно, не станет генерал писать такое! Это явная и непростительная дурь для генерала: лупить со всей мочи по своим воинам! Шестьдесят лет назад отличиться стрельбой по своим — как бы и ничего, такой "ляп" и на разведку свалить можно: "неточные данные дала!", но ошибиться пером на бумаге сегодня — этому и названья нет! Это — слишком, большим лишком! На чём-то одном нужно остановиться, что-то одно выбрать! Расчихвостить свои позиции тогда было проще, чем сегодня об этом рассказать. Ну, как же: "герой! герой!", а когда копнули — совсем не таким оказался: какой ты "герой", если по своим позициям из всех орудий лупил!? Совсем, как гол в свои ворота на чемпионате мира? О всяких там ошибках, что случались в прошлом и от которых мы не избавлены в будущем — молчать!

Ещё ни один, из писавших о войне, ничего не сказал о том, где находится Доблесть во время наступления. "Логика войны" гласит:

"Если наступают те, то Доблесть находится при их "штабе", но когда всё меняется, и в наступление переходят эти — Доблесть переходит к ним и не покидает до конечного результата. Когда те и эти стоят в обороне — Доблесть не оказывает внимания ни "тем" и не "этим", как гулящая девка, но отдыхает от них и набирается сил".

Нахожусь ниже всех знаний о войне. Те, что известны и кои видел сам — так, мелочь, крохи, кои "не представляют ценности", а местами и "умаляют честь и достоинство советских людей". Но и я берусь заявить, что середина лета 43 года в монастыре была "нервная". Нагнетание нервной обстановки началось с того, что одна из насельниц "проникла в военную тайну врагов" и вынесла оттуда ужасную информацию для остальных обитателей. Как проникла в секреты врагов — держала в тайне. Никто и не пытался расспрашивать её об источнике сведений, но если бы и вздумал такое сделать, то получил бы самый демократический ответ:

— а шёл бы ты на….

Но сначала немного о самой вестнице:

Она, разумеется, имела как и все "советские" люди "фамилию, имя и отчество", но обитатели монастыря, большие любители кратко выражать мысли, называли её коротко и понятно: "Губастая". Второй "губастой в монастыре не было.

Любимое наше занятие — взаимное награждение прозвищами. Мы их сочиняем просто и с наслаждением: если окружающие видят что-то необыкновенное в моём облике — по такому признаку и "окрестят".

Прозвищами пользуемся "за спиной", не в глаза. При общении "глаза в глаза" — величаем по имени и отчеству, но "за глаза" — отыгрываемся всласть!

Губы у женщины были такие, какие сегодня "носят" две, или три "звезды" заокеанского кинематографа.

— Так это в Холливуде и сегодня, но не в монастыре времён оккупации сорок первого — сорок третьего года! Не следует делать такие разбросы во времени и местах!

По присваиванию кличек мы держим первое место в мире среди народов. Как клички рождаются? Поскольку мы — "простой народ", то особых трудностей в изобретении прозвищ не испытываем.

Если я появился в свет с большим носом, то и прозвище получу единственное и понятное: "Нос". Если появится отпрыск, то о нём иначе, как "Носов сын" не скажут. Истинную фамилию сыну не видеть, ему "на роду написано" прозываться моим большим носом. Со временем "сын" выбрасывают, не произносят по привычке сокращать, и остаётся одно слово: Носов. Фамилия готова. Так велось с древнейших времён.

Но есть и необъяснимые ситуации:

Жители сельской местности никогда не употребляют истинное название молочной железы: "сиська". Молочные железы особей женского пола, как у животных, так и у людей, называют иначе: "вымя" — у скотов, "грудь" — у людей. Сосок животных, из которого добывается основа жизни младенцев, как людских, так и скотских, сельские жители называют "дойкой". Для женщин, ввиду мало размера указанной части вымени, название "дойка" не применяется.

Как появилась фамилия "Седойкина" — правильного научного объяснения ни бес, ни я дать не можем. Догадок — сколь угодно, но точного толкования у нас нет. Но пробуем:

— "Седойкин" родился так: однажды некий глава семейства очень удивился, увидев процесс кормления отпрыска:

— Лихо сиську доит! — так и появилась фамилия "Сиседойкин". Но, понятное дело, носить "сиську" в фамилии никому не хотелось, вот и прибегли к изменению буквы "И" на "Е" и к сокращениям. Так и появился "Седойкин".

А моего "Додонова" сократили в "Додон". Если кому- то из нас кажется, что ума у него на стакан больше, чем у меня, то он немедля позволяет играться с моей фамилией добавив лишнюю букву: "даЛдон"! Взлетев — парит над всеми иными человеческими ничтожествами!

"Долдон" созвучен с именем сказочного царя Додона, коего "прославил" великий российский поэт. Да, было такое, есть чем гордиться, но славой позорной: как известно из сказки, царь Додон был подловат, неумён, и "отдал концы" от одного удара в темя клювом Золотого петушка.

— Хорошо, что не от "жареного" петуха! — ехидно добавил бес.

Такие губы, какими мать-Природа наградила Губастую, во Франции ценились бы высоко; в Холливуде они бы принесли обладательнице мировую известность и большие миллионы американской валюты, их бы называли "шикарными" и "чувственными", но в реквизированном советами женском монастыре военных лет обладательнице они дали прозвище: "Губастая". И ничего сверху.

Это была худая, высокая и смуглая женщина неопределённого возраста. Её разлучили с супругом в тридцать седьмом памятном году за какой-то пустяк, который "потянул" на отсидку по статье "политическая" сроком на десять лет. Десять лет изоляции в диких местах обширного отечества нашего. На момент вынужденной разлуки супруг оставил на попечение Губастой двух дочерей. Грустная, но не единственная история из времён нашего "прекрасного прошлого".

Характер у Губастой" был тяжёлый, мрачный. Мои нынешние объяснения мрачности Губастой такие: женщина, мать двух малых детей, помрачнела стараниями "народной власти" после того, как супруга упрятали на десять лет "без права переписки". Смертник, значит.

В любое время года "Губастая" ходила в галошах "Красный треугольник" на босую ногу. Иной обуви на её ногах никто и никогда в монастыре не видел. Говорила редко и низким голосом. Монастырские бабы постоянно "шпыняли" Губастую разными способами, известными только женщинам. Повторяю: мы — "простой народ", и всё делаем "просто". "Запросто" можем сделать любую взаимную пакость и всегда — "друг — другу"!

— Мальчик, зачем разбил лампочку? Зачем изгадил подъезд родного дома!?

— Просто так… — "простой" мы народ! Знаем, что "простота — хуже воровства", но продолжаем оставаться "простыми".

Бабы "доставали" "Губастую" хотя и "просто так", но с наслаждением, а та огрызалась, как могла. Огрызалась талантливо, на уровне лучших актрис мира. "Огрызания" Губастой были образцом высокого актёрского мастерства для скучающих монастырских женщин. Пожалуй, Губастая огрызалась куда талантливее, чем актёры больших и малых театров "страны советов"! Монастырским "актрисам" ролей не писали и Губастая о великих драматургах мира ничего не знала, но содержанию её словесных отпоров позавидовали бы многие актёры "больших" и "малых" столичных театров. Присутствовал в игре русский мат — не знаю, но "под занавес", в финале "пиесы", как зрители, так и "актриса" оставались довольны. Правда, криков "браво!" и аплодисментов не было…