Происхождение мира. Naturalius dogmaticum

Паула стучалась во все двери. Её либо не впускали, либо быстро выпроваживали. Однажды ей повезло: перед молодой дамой отворились двери, и хозяева не настаивали на её уходе. Вместо этого они потребовали от странницы честного и аккуратного выполнения домашних обязанностей в обмен на кров, еду и, конечно же, деньги. Паула охотно согласилась и, хоть и без прежней бодрости, принялась к исполнению озвученных ранее, простых и ясных, указаний.

Так и прожила женщина до конца своих дней, создавая уют и атмосферу безропотности чужого счастья.

Павел Шведский

Павел, друг и союзник шведского короля, с детства был знаком с правителем.

Они играли вместе, и верной дружбе их мог позавидовать практически каждый, тем более, при дворе. Естественно, когда царь вырос, Павел оказался в фаворе, всюду следуя за властителем и оберегая его от напастей.

Второго лунеля (пятого декабря), в возрасте двадцати семи лет, Павел героически пожертвовал самым дорогим на свете - собственной жизнью – ради короля. Он в последний момент успел встать пред монархом, заслонив его своим телом, пока заговорщики замахивались с мечами в руках.

Секст Перуанский

Секст родился вблизи Андских гор четырнадцатого пуасселя (двадцать седьмого августа) - во времена правления славного Льоке Юпанки, - и бытие его с самого зачатка было трудным и безрадостным.

Родители Секста придавались земным наслаждениям. (Так, собственно, и родился мальчик, вопреки уже ненавидевшим его «близким».) Для матери его это была работа, а для отца – способ расслабиться, тогда как в остальные моменты мужчина занимался сплошным рукоприкладством, жестоким и бессмысленным.

Оказавшись на белом свете, Секст тут же стал боксёрской «грушей» для своих отца и матери. На глазах мальчика, пребывавшего что во младенчестве, что уже подросшего, кружились различные ужасы: от ссор, драк и издевательств до развращения собственной матерью.

Когда мальчику исполнилось восемь лет вместо праздничного обеда и слов добра и поддержки, он получил только неожиданный подарок в виде странного пожилого господина, с виду приличного, который оказался самым мерзким и извращённым человеком, какого Секст когда-либо видел на тот момент.

Мальчик часто сбегал из дома. В четырнадцать лет он в очередной раз пропал, однако более не вернулся. Секст был вынужден выживать на диких улицах городка. Как бы он ненавидел свою жизнь и как бы ни бежал от ушедших в прошлое дней и ещё свежих воспоминаний, подростку пришлось пойти по кривой дороге матери, ублажая незнакомцев, у которых было то, что необходимо было каждому – деньги.

Во время рассказов одного из клиентов о том, скольких мальчиков этот тщедушный старичок в молодости и зрелости изнасиловал, повествуемых с вызывающей отвращение гордостью и себялюбием, Секст, не выдержав шквал злости и обиды, захлестнувший целиком сознание бедного парня, накинулся на ненавистного старичка, в глазах которого Секст увидел все совершённые мужчиной преступления, и задушил онемевшего от страха – впервые за всю жизнь – садиста.

Секст, осознав ужас содеянного. Попытался скрыться, но свидетелей того, как парень покидает домик старика, оказалось много. И позже все они указали на Секста, отпечатки пальцев и мелкие вещи которого остались на шее жертвы и месте преступления, соответственно.

В тот же день только начавший жить Секст был обезглавлен острым топором³.

Октавий Эритрейский

Октавий принимал активное участие в войне, проходящей между арабами и местным населением. Именно здесь, в мужском коллективе, среди сотни бравых парней, Октавий почувствовал противоестественное влечение, захлестнувшее его с головой. Но судьба юноши была заранее известна: оскорбления и насмешки, бесконечные отказы и неожиданные согласия.

Не все, кто знал Октавия, мог в состоянии понять его, но каждый уважал мужчину за его смелость, упорство и готовность к самопожертвованию.

Десятого эйлерта (двадцать восьмого июня) Октавий практически в одиночку отбил атаку врага, лишившись своей жизни во благо многих другим мужам и их семьям. Армия беджа горько оплакивала «великолепного Октавия», не взирая на его «неправильность», помня в нём исключительно храброго война, желавшего добра своему народу.

Фотина Кейптаунская

Фотина была внебрачной дочерью шамана, и сама проявляла интерес к врачеванию и колдовству, ритуалам, переплетению доступной ей науки и религии. Так как вождём или шаманом она быть не могла, девушка скрывала свои увлечения, лишь изредка мастерив причудливые маски и украшения.

Вечером, первого ламарта (семнадцатого июля) отец Фотины скоропостижно скончался, несмотря на все усилия девушки реанимировать его и вернуть к жизни. Это явление пронеслось над юной, теперь оставшейся в одиночестве, девушкой, словно ливень и град в ясный и солнечный день.

Красочные, устрашающие маски и неумело вырезанные из сухостоев и деревянных обрубков тотемы раз и навсегда проникли в жизнь шаманки, которая тратила всё своё время на их создание. Фотина не теряла надежды воскресить любимого отца с помощью магии африканских богов. Она перетащила тело мужчины в яму вблизи широкой пёстрой палатки, в которой они с отцом жили и в которой Фотина впоследствии организовала обширный алтарь. Спустя время тело давно почившего отца превратилось в пугающую сухую мумию.

Поведение девушки даже жителям племени казалось диким. Воздух в её палатке всегда был проникнут различными благовониями, так что в ней невозможно было находиться. Хижина изнутри была полностью забита ритуальными предметами, образовывающими собой круг, в центре которого и сидела Фотина не выходила из дому, достигнув истощения и утратив навыки общения. Она выходила лишь ночью, чтобы вкусить пищу и поговорить с дорогой ей мумией, которая, казалось, лучше всех её понимала, готовая смиренно слушать Фотину хоть всю жизнь женщины.

Состояние шаманки с каждым годом всё сильнее и сильнее ухудшалось. Теперь она лежала в обнимку с мумией, шепча внимательному собеседнику заклинающие на вечную жизнь речи.

Население деревушки, в которой творилось нечто странное, было серьёзно озабоченно Фотиной. Застав сцену очередного её общения с разложившемся телом отца душевнобольной женщины, люди, некоторые из которых сами были на грани безумия, погребли Фотину, не сопротивлявшуюся собственной бессчастной участи.

Наталий Ямайский