Происхождение видов

Прискакав в коттедж, Тора обнаружила, что пришло сообщение от Пурны. Да… импотенткой ее пока что не назовешь – она уже успела провести погружение! Значит – несмотря на то, что фиксация в осознанных сновидениях (ОСах ) ей не даются, процедуру входа она отработала до совершенства – судя по всему, она не просто так сдалась тогда у коммандос. Если она до сих пор – спустя год или два – с такой легкостью может пробежаться по всем этапам входа, то это кое о чем говорит…

«Решила посмотреть – какова ситуация на данный момент. Со входом проблем нет – но в остальном – все как и раньше – осознание улетучивается, хоть ты тресни. Но я буду бороться. Пока не знаю как – но буду. Связалась с центром, договорилась, что прилечу к ним завтра, хочу еще раз в ту атмосферу, познакомлюсь с новичками, может найду кого-то интересного. Прочти – что у меня сегодня получилось – и вот такая каша всегда. И еще – я тебе не говорила… из ЧСУ, конечно… дело в том, что по какой-то причине в моих ОСах часто появляется Бодхи. Наверное, именно это меня и прибило окончательно – мне казалось, что все надо мной смеются – что я вообще такая дохлая, ни черта не умею, но вот когда у меня появляются ОСы, в которых я тоже ни черта не могу, то непременно Бодхи появляется… ни к кому он, значит, не приходит, а ко мне приходит… конечно, это какое-то проявление неискренности – может я все-таки хочу видеть себя очень важной, очень значительной персоной, которая так интересна Бодху, что он к ней припирается. Кстати, я верю, что он существует, а ты? Ну тем не менее – так как мы с тобой будем работать вместе, я от тебя ничего скрывать не хочу. Имей в виду – в моих ОСах он постоянно есть – то есть я буду так их описывать, что он там часто будет появляться. Даже сейчас – из того, как многословно я тебе это объясняю, сразу видно – какое ЧСУ я по этому поводу испытываю. А может – это еще одна из причин того, почему мне не удается фиксировать себя в ОСах? Ведь если я научусь фиксироваться, значит мне удастся провести состыковку, и тогда тот, с кем у меня будет совместный ОС, увидит – нет никакого Бодхи, это лишь мои фантомы, вызванные моей важностью. И может я просто этого боюсь. Так вроде у меня есть Бодхи – фантомный, нереальный, в которого я и сама верю не как в того, кто приходит ко мне в ОСах, а как в того, кто в принципе существует где-то сейчас. А так мне придется с ним распроститься. Хрен знает. Так или иначе – я не хочу больше лелеять этот гнойник – мне очень хочется вместе с тобой заниматься прогрессорством. Дальше – то, что было сейчас в моих погружениях. Путаница страшная.

Выглядело это так, будто я легла, стала выполнять процедуры входа, потом немного полежала и встала, только немного сонная. Я стала ходить по комнате, и из соседней вдруг вышел Бодх. Я в первую секунду, когда стала говорить ему, еще плохо что-либо осознавала. Я бы так и не вспомнила, что я сплю, и что это состояние ОСа для меня чем-то привлекательно. Я сказала: Бодх, я знаю, я знаю, что сплю. В этот момент я уже поняла, что это ОС, но осознание – как всегда – на 2-3, и я как пьяная. Я начала ныть, вроде: Бодх, ничего не получается. Он вел себя так, будто равнодушен ко мне. Потом что-то произошло - кажется, я поняла все это и возникло осознание-10 - будто я прорвалась через прозрачный кокон, который отделял меня от мира. Сразу возникли яркие физические переживания - будто мне под поршнем ввели в тело бодрость, тело переполнилось силой до отказа. Возникли яркие ОзВ - я не помню, какие именно, но я подумала, что переняла их у Бодха, так как непонятно, откуда еще в этом месте может такое возникнуть. Будто до этого я была жалким тараканом, который мог только ныть, а потом это существо вдруг стало безжалостным к себе на 10, испытывающим предвосхищение-7-10: впереди столько тайн, хочется поднять нос по ветру и рыскать в их поисках. Я чувствовала себя наполненной непоколебимой уверенностью в том, что нет таких обстоятельств, которых я могла бы бояться. ОС был сравнительно длинный для меня. Затем я помню, что оказалась в темной комнате. Бодх говорил мне: ищи. Я перебирала вещи, говорю ему: я ничего не вижу. Тут только обычные вещи. Он: ищи, сучка. Я: нет, не вижу.

Я не знала, чего искала. Предвкушение было на 10, и было впечатление, что эту задачу я не могла пройти уже не в первый раз. Когда я еще раз четко себя осознала - он сам ко мне развернулся. Потом он будто вытолкнул меня куда-то после того, как я ничего не нашла, и я оказалась в состоянии парения, а мимо меня проносились разные пейзажи, + там были фоторяды или обрывки документальных съемок. Я не могу описать, как это было расположено в пространстве, я не понимаю, как такое можно было создать. Грубое отдаленное описание: гора, а в ней в разных местах мониторы.

Пока я все это рассматривала и парила, возникли переживания - незнакомые и интенсивные на 10.

Еще особенность этого ОСа - я была в нем не Пурной, а какой-то другой девочкой, которую тоже раньше видела в ОСах. Мне кажется, я иногда вспоминала что-то из моей жизни, как само собой разумеющееся, но основные воспоминания были не мои. Та девочка менее склонна к довольству, как мне показалось, в ней нет жалости к себе, она увереннее, упрямее - была какая-то ситуация, в которой Бодх посылал меня на хуй. Никаких признаков жалости к себе не возникло + было упертое состояние: я не уйду, пока не пойму.

Переживания возникали в этом месте и сменялись, казалось, без моих или чьих-то усилий. Когда это происходило, я думала о том, что ничего более грандиозного со мной произойти не могло, что это все, чего я хочу, и при этой мысли тоже возникала упертость-10. Иногда они были такими интенсивными, что казалось, меня разрывает от напряжения, но страха не возникало ни разу - было полное доверие к ним. Фоторяды, которые я видела, все казались на одну тему - разрушение. Я помню сначала до конца только один: яркий солнечный день в горах, бурые горы, кусок пейзажа, на котором виден только крутой склон и начало каменного моста. Вверху падает шар - непонятно, из чего он, может быть из пирита, золотистый, ярко блестит. Он чуть задерживается, потом скатывается вниз и происходит громадный взрыв - это была бомба. Я не знала в тот момент, как это интерпретировать, но была уверенность, что это не хаотические образы, что это что-то означает.

Потом кусок не помню вообще, может быть был Бодх и яркая нежность.

Я парила под стеклянным куполом, внизу много людей. Переживания были на всем протяжении ОСа. Казалось, что они как топлива - из-за них и был такой длительный и яркий ОС – возможно, сказалось то предвкушение, которое я стала испытывать после нашего с тобой разговора. Мне захотелось вылезти из-под купола и посмотреть - что там. Я пробралась через стекло, к моему удивлению, с трудом. Когда я выбралась, мне показалось, что на меня обрушилась бетонная плита. Я чувствовала, что холодно, но не замерзала - чувствовала огромное давление, которое может разорвать меня на клочки, но оно не разрывало. Я огляделась и поняла, что я на другой планете. «На самой красивой, что мне только доводилось видеть...» - подо мной развернулся фантастический пейзаж – то есть не похожий ни на что на Земле. Я его тоже не запомнила, но интерпретировала это как проявление симпатии «моей» Земли (то есть вроде как «Земля меня сюда послала»). Я пялилась на все это, потом забралась обратно - из-за давления я почти не могла двигаться, мне скорее хотелось вернуться в привычное состояние. Я стала терять контроль над ОСом, попала в толпу, все эти люди казались мне агрессивными и опасными – как люди из прошлых веков. Я стала пытаться выбраться из ОСа – редкое для меня состояние – обычно все наоборот – не удается задержаться. Удавалось очень сложно, как при внетелесном восприятии - машешь руками, но ничего не происходит. Наконец мне удалось открыть глаза, и я увидела рядом с собой ту девочку из ОСов - я ухватилась за кусок какой-то черной ткани, который был повязан у нее на бедрах, притянула к себе и прошептала (хотела прокричать): ты меня слышишь. Она будто прислушалась, и сказала (я удивилась, что так громко): еще очень плохо. Я совершила еще усилие и спросила ее нормальным голосом. Я встала, а она легла спать. Та же комната, с которой все началось. Я пошла к Бодху. У него был выключен свет, он валялся на кровати - будто спал. Была нежность к нему и желание рассказать все, записать. Я тогда больше помнила событий из ОСа. Стала искать тетрадь - была только тетрадь Бодха. Сказала, что возьму у него. Он сказал: если ты не можешь позаботиться о том, чтоб у тебя были тетрадь под рукой для записи ОзВ, то мне нечем тебе помочь. Жалости к себе не возникло. Дальше я просто вывалилась обратно в бодрствование.»

Тора встала, прошлась по веранде. Как ни странно, несмотря на всю ее уверенность в том, что она обязательно добьется своего, что она создаст группу и они займутся тем, что им будет больше всего интересно, тем не менее первый же практический шаг Пурны вызвал в ней легкое смятение – уже завтра она полетит в какой-то из центров, уже завтра она начнет поиск интересных новичков! Когда думаешь об этом отвлеченно, как о том, что ты будешь делать – это одно, а когда ты начинаешь в самом деле делать – это, оказывается, совсем другое… казалось бы – очевидно, но самые очевидные вещи зачастую кажутся очевидными лишь до тех пор, пока не соприкасаешься с ними непосредственно, а реальная жизнь всегда окрашена таким количеством непредсказуемых реакций, событий, деталей, что все становится совсем не так уж и очевидно, ведь приходится каким-то определенным образом вести себя во всех этих ситуациях, каким-то образом оценивать их, искать эффективные ходы, принимать решения и исполнять их – и зачастую выявляется полная беспомощность, совершеннейший инфантилизм в, казалось бы, самых простых ситуациях. Тора уже имела такой опыт, и воспоминания о нем были скорее неприятны. Да, скорее неприятны! Уже одно это само по себе оказалось для нее удивительным – она жила, будучи совершенно уверенной в том, что ей тогда удалось безупречно устранить всепоглощающее чувство безысходности, пораженчества. Значит – не удалось… Черт возьми… после того, как она покинула школу, несколько раз она словно просыпалась, отдавала себе отчет в том, что постепенно, шаг за шагом, неудержимо сползает в невнимательность, несобранность, тупость… Она пыталась спазматическими наскоками вернуться в то состояние, в котором она, фактически, была вынуждена жить в школе, но это удавалось лишь на полчаса, на час, на два, и постепенно наступило забытье, постепенно даже сам факт этого сползания в мутность покрылся пылью. И это при том, что весь последний месяц их учили именно этому – как эффективно бороться с откатом, который возникнет неизбежно после того, как они окажутся наедине с самими собой, в окружении обычных людей, которых вполне устраивает озаренный фон, более или менее яркие озаренные восприятия и лишь спорадические вспышки экстатических ОзВ, а то и вовсе без них. И тому, что возникнет отупение их учили, и тому, что возникнут спазматические попытки вернуться обратно, и что они потерпят поражение, и как все-таки выбираться из этого. Но их учили также и тому, что все изучаемые ими методы – лишь инструмент, который сам по себе ничего не стоит, пока не оказывается в руках того, что хочет – именно хочет с помощью этого инструмента что-то созидать. И что по-настоящему человек проявляет себя не тогда, когда он находится в школе, когда он подвергается чрезвычайно интенсивному влиянию, а тогда, когда он остается наедине – именно тогда и происходит настоящая селекция – именно тогда и становится ясно – кто ты – человек, обостренно и яростно стремящийся к искренности, ясности, искоренению омрачений, или лишь беженец – человек, которого вполне устроит средней силы озаренный фон. Тогда они были удивлены – им казалось, что они чуть ли уже не кандидаты в коммандос – они закончили школу, сумев преодолеть и приступы отчуждения к инструкторам, и чувство безысходности от невозможности совершить сверхусилия, и прочее и прочее. А оказалось – отбор даже еще не начинался – отбор будет позже – собственно – неизвестно когда – в некотором неопределенном будущем, когда они покинут школу и будут жить сами по себе. И по мере того, как эта самостоятельная жизнь набирала обороты, по мере того, как продвигалась ее работа в институте, сама страсть к тому, чтобы быть как коммандос, постепенно мутнела, запыливалась, вспоминалась все реже. Потом возникали мысли, что это, наверное, не совсем для нее, что экстатические озаренные восприятия могут быть достигнуты и более постепенным, плавным путем. Иногда вдруг возникало яростное несогласие с таким соглашательством, и тогда Тора превращалась в маленький ураганчик – она наскакивала на своих коллег, на всех, кто попадался ей на пути, уличала их в неискренности, тупости, замечала бесчисленные проявления бытовых маразмов, и в какой-то момент вдруг понимала, что все эти наскакивания на других во-первых малоэффективны, если вообще хоть сколько-нибудь эффективны, а во-вторых, проистекают по большей части из того, что она не может, не способна обратить все это стремление к искренности на саму себя. Одно дело – уличать в неискренности других, и совсем другое – безжалостно разбирать себя саму, любимую. Тогда ощущение вселенского дерьма, в котором она погрязла, отравляла самый воздух, которым она дышала, и в такие моменты она могла заниматься формальными практиками по 16 часов в сутки, с остервенелым упорством и брызгающим предвкушением заниматься физическими упражнениями, одно за другим проводить исследования, бескомпромиссно преодолевать паразитические привычки. А потом – потом все равно – медленное сползание. Когда она задумывалась – к чему же приведет ее все это – эта периодическая способность проводить штурмы – к постепенному наращиванию интенсивности жизни, или к постепенному сползанию – она не могла уверенно ответить на этот вопрос. Сейчас – прямо в этот момент, ей стало ясно, что как минимум одно серьезное упущение она сделала совершенно точно – она оторвала практику от своей практической деятельности. Ее работа в институте, и особенно ее деятельность у Менгеса – все это казалось чем-то самодовлеющим, чем можно заниматься, почти не обращая внимания на то – кто именно этим всем занимается – в каком она состоянии, такой ли она человек, каким хочет быть. И сейчас – когда она соприкоснулась с возможностью совместить исследование, изменение самой себя и самую что ни на есть приземленную деятельность со множеством приземленных аспектов – создание новой базы, именно сейчас она почувствовала, словно рождается заново – словно все, что было постепенно подавлено и утрамбовано, снова выплеснулось наружу – и страх изменений, и смятение от встречи с возможностью самой изменять мир вокруг себя, и яростное предвкушение, и сильнейшие радостные желания, от которых даже трудно заснуть.

Значит, те воспоминания неприятны… отлично – значит есть ясность в том – где нарыв, что устранять, над чем работать. Харви говорил им, и не раз, что безнадежен тот человек, который считает себя совершенством, ведь его жизнь отвратительна, а менять ему нечего – что можно изменить в том, кто уже совершенен? Но кто воспринимал его слова, как относящиеся к самому себе? Только сейчас Тора с ужасом поняла, что Харви говорил не просто некоторые абстрактные истины – он говорил о них, он говорил о ней! Например, она уверена в том, что у нее куча интересов. А что это за интересы? Если составить список интересов – сколько там будет позиций? Насколько страстно она реализует эти интересы? Когда она последний раз задавалась этим вопросом? Так приятно думать о себе, как о развитом человеке с кучей интересов. Так же – почти незаметно для самой себя, она считает себя человеком, достаточно самостоятельным, способным вести практическую деятельность, а откуда тогда это почти паническое состояние от первых шагов Пурны? Откуда тогда то невероятное количество мелких тупостей, бытовых маразмов, рельсовостей, которые она без труда замечала в себе во время штурмов? Опять таки – так приятно думать о себе как о собранном, толковом человеке. А что в итоге? В итоге так и есть – она может вслух говорить что угодно, она может даже сколь угодно критически думать о себе, но тем не менее она живет, будучи уверенной в том, что она – совершенство. А значит – она загнала себя в безнадежный, безвыходный угол. Совершенство не может меняться – оно может только загнивать. У того, кто уверен в своем совершенстве, нет выхода. Удивительно лишь то – насколько омраченные, тупые, несамостоятельные люди могут жить так, словно они совершенны. Она живет именно так. Она почти умерла! Тора вздрогнула. Она почти умерла и едва сумела это заметить. А если бы ее не взяли к Менгесу? Если бы ее не взяли в эксперимент? Если бы ей не предложили создать группу, и если бы Пурна оказалась бы более вялой? Могло ли так произойти, что она бы так и угасла постепенно? Это невозможно представить. И тем не менее такое могло произойти. Или не могло? Хрен его знает. Во всяком случае та позиция, при которой ты считаешь, что такое возможно, более эффективна, так как оказывает отрезвляющий эффект.

Тогда – в школе коммандос, они отрабатывали навыки совместных действий, работы в команде. Занятия вел тот же Харви, и сейчас Тора без труда вспоминала основные тезисы, которыми он предварял каждый выезд «в поле», будь то восхождение на восьмитысячник или погружение на сто пятьдесят метров на сжатом воздухе или участие в восстановлении почвы и т.д. – любой из практикумов, когда их – группу стажеров – бросали кучей на какое-то задание, оставляя на их полное усмотрение – как сорганизоваться, как максимально эффективно построить свою деятельность. В основном все сводилось к тому, что эффективно работающая команда должна уметь совмещать демократию и лидерство, доминирование одной личности над другими, даже тиранию. Раньше – столетия назад – полагали, что демократия – это путь к социальному преуспеванию. Доходили до полного абсурда. Например – до утверждения, что любая домохозяйка может управлять государством. Ничего удивительного, что на практике ничего толкового из этого выйти не могло, поэтому демократия становилась лишь картонкой, прикрытием тирании. Так и получалось, что там, где больше всего кричали о демократии, там скорее торжествовала тирания, тоталитаризм. Соответственно, разочаровавшись в демократии, народ обращался в сторону сильного лидера – и снова попадал в ту же самую задницу – ничего толкового не могло выйти, когда один человек или одна группа людей сосредотачивала в своих руках огромную власть. Алчность и желание удержать эту власть любой ценой, заграбастать все больше и больше в итоге приводили к такому заворачиванию гаек, что в конце концов массы восставали и наступал хаос, т.е. та же самая «демократия». Так – от одной крайности к другой, от одного кошмара к другому – люди и жили до тех пор, пока мир не перевернулся. После того, как окончилась Большая Детская Война, и к власти пришли те, кто в качестве основополагающей ценности видит озаренные восприятия, а остальные попросту вымерли – от вооруженных столкновений или попросту от старости, то есть от своих же негативных эмоций, после этого в мире установился порядок, который был довольно быстро выработан методом проб и ошибок. В те времена еще не было уверенности в том, что люди, испытывающие ОзВ, могут эффективно управлять не только собой, но и всем обществом, всем миром – ведь у них не было такого опыта. Тора читала воспоминания тех – первых, кто стоял у истоков нового порядка – им тоже были свойственны и неуверенность, и опасения, но все же опыт доказал – люди, испытывающие ОзВ, стремящиеся к искренности и ясности, приходят к оптимальному результату в обустройстве социальной сферы в сто, в тысячу раз быстрее, чем люди, испытывающие негативные эмоции и живущие догмами.

В конце концов, все оказалось намного проще, чем представлялось сначала, ведь у практикующих уже был накоплен огромный опыт проживания в мордо-поселениях, насчитывающих порой несколько тысяч обитателей, и когда, по сути, весь мир превратился в одно огромное мордо-поселение с расширенным составом, в который входили не только практикующие, но и сочувствующие практике достижения ОзВ и устранения омрачений, то накопленный опыт удалось применить почти полностью, взяв за основу то, что уже было наработано ранее. Идеальным устройством общества, идеальной основой для любой совместной деятельности оказалось совмещение демократических и диктаторских принципов: для того, чтобы решить определенную задачу, демократическим путем, т.е. всеобщим индексированным голосованием, принималось решение о выборе человека или группы людей, которые бы обладали расширенными, порой диктаторскими полномочиями во всем, что касалось порученного им вопроса. Удивительно, но раньше демократию понимали так примитивно, что даже не делали различия между людьми! То есть человек, всю жизнь просидевший в тупости у кухонной плиты, имел голос того же веса, что и тот, кто тренируется, учится, развивается. Удивительная тупость – как вообще человечество не вымерло… Сейчас каждый голос имеет свой индекс – свой умножающий коэффициент. Хочешь всю жизнь культивировать суеверия, ничему не учиться, не получать навыков? Нет проблем, сиди и тухни. Твой индекс при голосовании по любому вопросу будет равен единице. Хочешь влиять на общество? Отлично – поднимай свою задницу и увеличивай свой индекс – выучи иностранный язык, посиди в тестовой тюрьме недельку, прочти те или иные книги, разберись в том или ином вопросе, поучись в школах и т.д. Не стоит и упоминать, что и «диктаторство» раньше было не тем, что сейчас – тем же осталось лишь слово, содержание его, естественно, категорически изменилось в связи с тем, что диктатором становился человек, стремящийся к ОзВ.

Тора вспомнила – как все это отрабатывалось на тренировках. Так как среди участников группы были не очень опытные альпинисты, то для тестового восхождения был выбран сравнительно простой маршрут на южное седло Эвереста, и у Торы была возможность полностью сосредоточиться на отработке командных действий. Группу забросили в поселок Лобуче, где они совершили марш-бросок на вершину Лобуче-Ист (6119 метров). Вплоть до скального ребра, ведущего прямо вверх, у Торы хватало сил, чтобы бежать, но на камнях она быстро выдохлась. После ложной вершины ее обогнали трое, и Тора отдала себе отчет в том, что испытала разочарование – значит в ее мотивации присутствовала и омраченная составляющая. На предвершинном скальном взлете она еще раз задержалась, чтобы помочь перевязать рану Юльке – та поскользнулась на наклонной каменной плите и разодрала бедро, и ее обогнали еще двое. В тот момент возникло слабое НО к ним за то, что они воспользовались ситуацией, и гордость за то, что она такой вот классный товарищ – остановилась, помогла с перевязкой, устранила НО к обогнавшим. Устранив и эту гордость, Тора вдруг различила, что в ее действиях была и омраченная составляющая – была забота о Юльке. С чего, собственно, она бросилась ей содействовать в перевязке раны? Она что, была опасна? Да, крови было много и это производило несколько устрашающий эффект – возможно, именно вид крови привел Тору в невменяемое состояние, и она отметила в своем дневнике, что необходима тренировка к виду ран и крови. Юлька и сама прекрасно бы справилась, так что это была в чистом виде паника и забота. Различив все это, Тора почувствовала всплеск торжества, наслаждения, и на вершину она уже забралась в экстатическом опьянении. Стащив с себя шорты, трусики, топик и майку, она валялась голой на вершинке, поросшей сухой травой – вокруг снег, а тут – на вершине – сухо и жарко! Она даже не открыла глаза, когда кто-то раздвинул ей ножки, лег на нее, горячий и голый. Толстая, упругая головка нетерпеливо раздвигала письку, и эта нетерпеливость сильно возбуждала, хотелось, чтобы ее изнасиловали. Сжав бедра, она стала отталкивать парня, шептать «нет, пожалуйста» - это «пожалуйста» сразу же открыло ее намерение – ее желание играть в изнасилование. Кто-то еще сел ей на лицо и стал тереться яйцами о нос, губы, щеки, коленями прижав ее предплечья к земле. Вдыхая возбуждающий запах и продолжая сжимать бедра, Тора сопротивлялась, хотя головка уже тыкалась в письку. «Только не бейте меня, пожалуйста!», прокричала Тора. Возбуждение резко усиливалось по мере того, как она продолжала кричать громче и громче – «не надо, ребята, не ебите меня, я вам отсосу, пожалуйста, только не ебите, не бейте меня!» Крепкие пощечины – одна за другой – затем шлепки по попе, снова пощечины – от каждого удара возбуждение подстегивалось, натиск ребят усиливался. Наконец оба засунули – один в письку, второй в горло, так что она могла только мычать изо всех сил, делая вид, что отчаянно сопротивляется. Хуи трахали глубоко и сильно, и наслаждение растекалось по телу волнами от обоих, встречаясь где-то в районе живота, так что через несколько минут в животе стали возникать сладкие спазмы, наслаждение стало невыносимым, и Тору унесло куда-то – на несколько секунд даже пропало зрение, память, различение своей личности – просто волны наслаждения, радости, живого предвкушения неизвестно чего. Вспомнила, как в школе с девчонками обсуждали тему предстоящего урока по сексу – «фантазии об изнасиловании». Им было лет по девять. Для них для всех стало открытием, что они все мечтают о том, чтобы сильные, страстные мальчики или парни или мужчины поймали их в темном уголке, затащили куда-то в укромное место и стали бы делать с ними всякие разные развратные штуки. И чтобы их было много, и чтобы трахали, несмотря на их просьбы отпустить. Тот урок был запоминающимся… как отличить ситуацию, когда девочка в самом деле не хочет, когда говорит «не надо», от ситуации, когда она лишь играет. Как в процессе самой игры управлять друг другом, не выходя из сценария изнасилования. Как несильная боль может добавлять остроты наслаждению. Как играть в сложные сценарии… - много всего. Игра в изнасилование – одна из любимых у всех девчонок, да и парней, кстати, тоже – и когда насилуют они, и когда насилуют их. Изнасилование мальчиков также осталась одной из самых возбуждающих ситуаций для Торы – компания парней и девчонок ловит зазевавшегося малолетку, или наоборот – компания малолеток ловит зазевавшегося взрослого парня… пацаны по очереди ебут его в попу, быстро, сладострастно, как кролики, а он делает вид, что вырывается, и в какой-то момент его вздутый член не выдерживает и начинает спускать… в первый раз Тора и сама кончила, когда схватила ртом член насилуемого парня, из которого выплескивались фонтанчики спермы. Держать во рту спускающий член парня, смотреть в упор на то, как другой парень со стонами спускает ему в попу… ну кто тут удержится от оргазма!