Произведение в алом
Шрифт:
Через два дня в другой европейской метрополии состоялась повторная демонстрация, на сей раз публичная.
Вновь затаенное дыхание публики и крики изумления, когда духовная сила брамина материализовала изображение чудесной тибетской крепости Таклакот.
Далее последовали маловразумительные мысленные снимки отцов города, местной профессуры и т. д. и т. п.
Однако тамошние представители медицинского сословия, наученные горьким опытом своих берлинских коллег, были уже начеку и на все уговоры «думать в бутылку» лишь презрительно усмехались.
Но вот приблизилась группа офицеров, и все сразу расступились. Ну, само собой разумеется!.. Защитники Отечества!..
–
– под толкнул своего приятеля лейтенант с напомаженным затылком.
– Я?.. Я нет, пускай штафирки думают.
– И все же я па-апрашу, па-апрашу кого-нибудь из господ...
– надменно потребовал майор.
Вперед выступил капитан:
– Вот что, толмач, а можно мне вообразить что-нибудь эдакое... идэальное?
– Да, но что конкретно, господин капитан?
«Ну-ну, поглядим на этого пижона-идеалиста», - послышалось из толпы.
– Я...
– начал капитан, - ну... я бы хотел поразмышлять о славных традициях неподкупной офицерской чести!
– Гм...
– Переводчик потер подбородок.
– Гм... я... мне кажется, господин капитан, гм... что кристальной твердости офицерского кодекса чести... гм... этим бутылочкам, пожалуй, не выдержать...
Вперед протиснулся обер-лейтенант:
– Позвольте-ка мне, приятель.
– Верно!.. Правильно!.. Пустите Качмачека!..
– загомонили все сразу.
– Вот кто настоящий мыслитель!..
Обер-лейтенант приложил цепочку к голове.
– Прошу вас, - переводчик смущенно подал ему платок, - по жалуйста, помада изолирует.
Госаин Деб Шумшер Джунг в красной набедренной повязке, с набеленным лицом встал позади офицера. Внешность его была еще более устрашающей, чем в Берлине.
Он воздел руки.
Пять минут...
Десять минут - ничего.
От напряжения госаин стиснул зубы. Пот заливал глаза.
Есть! Наконец...
Правда, пудра не взорвалась, но какой-то черный бархатный шар величиной с яблоко свободно парил в бутылке.
– Тару мыть надо, - смущенно усмехнулся «мыслитель» и по спешно ретировался со сцены.
Толпа покатывалась со смеху.
Удивленный брамин взял бутылку, при этом висевший внутри шар коснулся стеклянной стенки.
Трах!
В ту же секунду колба разлетелась вдребезги, и осколки, словно притянутые мощным магнитом, полетели в шар и бесследно исчезли...
Черное шарообразное тело неподвижно повисло в пространстве...
Собственно, предмет совсем даже не походил на шар, скорее производил впечатление зияющей дыры. Да это и было не что иное, как дыра.
Это было абсолютное математическое «Ничто»!
Дальнейшие события развивались логично и с головокружительной быстротой. Все, граничившее с черной дырой, повинуясь неизбежным законам природы, устремилось в «Ничто», чтобы мгновенно стать таким же «Ничто», то есть бесследно исчезнуть.
Раздался пронзительный свист, нарастающий с каждой секундой, - воздух из зала всасывался в шар. Клочки бумаги, перчатки, дамские вуали - все захватывалось вихрем.
Кто-то из доблестных господ офицеров ткнул саблей в страшную дырку - лезвия как не бывало...
– Ну-с, это переходит уже всякие границы, - заявил майор, - терпеть это далее я не намерен. Идемте, господа, идемте. Па-апрашу вас, па-апрашу...
– Качмачек, да что же ты там такого напридумал?
– спрашивали господа, покидая зал.
– Я? Ничего... Вот еще - думать!
При звуке жуткого, все более нарастающего свиста толпа, охваченная паническим ужасом, ринулась к дверям...
Индусы остались одни.
– Вселенная, которую
сотворил Брахма, а хранит Вишну и разрушает Шива, будет постепенно всосана черной дырой, -торжественно объявил Раджендралаламитра.– Брат, это проклятье за то, что мы пришли на Запад!
– Ну что ж, - пробормотал госаин, - всем нам суждено когда-нибудь негативное царство бытия.
КОММЕРЧЕСКИЙ СОВЕТНИК KУHO ХИНРИКСЕН
И АСКЕТ ЛАЛАЛАДЖПАТ-РАЙ
НАПИСАНО В 1912 ГОДУ
Вдали, у самого горизонта, еще только начинали сгущаться темные, зловещие тучи, а господин коммерческий советник Куно Хинриксен, тонкая и деликатная натура которого всегда необычайно чутко реагировала на малейшие изменения погоды, уже давно чувствовал приближение грозы, и, несмотря на то что ему, могущественному шефу преуспевающей фирмы «Всеобщая филантропическая инициатива», занимающейся в основном оптовыми поставками жира, смальца и машинного масла, в общем-то, не пристало обращать внимание на такие пустяки, как неблагоприятные атмосферные явления, тем не менее он был явно не в своей тарелке и возбужденно расхаживал из угла в угол своего роскошно обставленного кабинета. Наконец омраченное тяжкой думой чело господина Хинриксена немного прояснилось - казалось, не находивший себе места предприниматель что-то вспомнил, - унизанная драгоценными перстнями рука скользнула в карман и, нащупав лежащую там брошюрку, которую ему, недавно избранному почетному президенту основанного им несколькими неделями раньше Общественно полезного философского объединения «Свет с Востока», прислали с нарочным, с омерзением скомкала ее.
Возвращаясь с фабрики, господин коммерческий советник бегло пролистал книжонку в автомобиле, чтобы вечером на банкете не ударить лицом в грязь и несколькими к месту вставленными заумными словечками продемонстрировать всем этим спесивым политиканам и хамоватым нуворишам свое всеобъемлющее знание древнеиндийской религии, - он никогда не упускал возможности лишний раз щегольнуть эрудицией и отнюдь не меркантильным образом мыслей, ориентированным, само собой разумеется, на общечеловеческие идеалы, не забывая при этом со свойственным ему тактом подчеркнуть собственное твердое и бескомпромиссное отношение к самым животрепещущим
проблемам науки и философии, дабы и в сих умозрительных областях всегда, по его образному выражению, оставаться «хозяином положения».
И хотя во время чтения этой написанной каким-то неведомым индологом брошюрки снисходительная усмешка нет-нет да и мелькала на пухлых, брюзгливо поджатых губах господина Хинриксена, а при виде таких упорно повторяющихся фраз, как «сам по себе внешний мир не может считаться реальностью, ибо является всего лишь иллюзией, мошеннической подтасовкой человеческих чувств», с них срывались саркастические возгласы: «Во дают!» или: «Эти цветные, как бишь их, индейцы или индийцы, народ, в общем-то, хороший, но уж больно дохлый и беззубый какой-то», - однако вскоре сбитый с толку финансист окончательно запутался и с ужасом почувствовал, что земля ускользает у него из-под ног. Тогда, пытаясь разрушить колдовские чары и обрести утраченную материальную опору, он в каком-то спасительном наитии судорожно вцепился в свой толстый, набитый деловыми бумагами портфель - и дьявольское наваждение сразу исчезло, метафизический туман бесследно рассеялся, а воспрявший духом директор «Всеобщей филантропической инициативы» сунул провокационную книжонку в карман и, вновь ощутив себя «хозяином положения», снисходительно буркнул: