Производственная гимнастика монтажников-высотников

– Вы принимаете какие-либо рецептурные или безрецептурные препараты?

Заключенный вновь качает головой, и я предполагаю, что он способен завершить нашу беседу, не сказав ни слова.

Так и есть. На каждый мой вопрос он отвечает либо кивком, либо покачиванием головы. Однако мне все же удается узнать, что он никогда не сталкивался с необходимостью серьезного хирургического вмешательства, не страдает аллергией, и в его семейном анамнезе нет случаев серьезных заболеваний.

Во время медицинского опроса мне не удается узнать его имя или услышать голос. Однако, как только я дочитываю все вопросы до конца, то перестаю беспокоиться о том, что он может мне навредить. Если бы он намеревался сделать это, то у него было предостаточно времени. Мне не раз приходилось проводить подобные осмотры, и теперь, когда я чувствую себя уверенно, мне проще не обращать внимания на первое впечатление, эмоции и надуманные проблемы. Я действую будто на автопилоте.

– Пожалуйста, встаньте на весы, чтобы я могла зафиксировать ваш вес.

Я расцениваю его хмыканье как знак согласия и киваю в сторону весов, стоящих у двери кабинета. Несмотря на свои внушительные размеры, он двигается с кошачьей грацией. Когда он встает на весы, раздается звон, и я подхожу, чтобы посмотреть показания и внести данные в таблицу.

Когда я снова поднимаю глаза, мне приходится сдержать вздох, потому что он смотрит на меня с поразительной сосредоточенностью. Его взгляд, полный откровенного любопытства, становится острым, и у меня внутри все переворачивается от тревоги и возбуждения. Такого я не испытывала уже много лет. Если я поддамся этой реакции, это может привести к множеству серьезных проблем.

– А теперь давайте определим ваш рост, – предлагаю я, указывая на измерительную ленту, закрепленную на стене.

Он послушно направляется к ней, не сводя с меня удивленного взгляда, будто я – задача, требующая решения. Он покорно следует моим указаниям, пока я фиксирую его параметры. Этот самец ростом шесть футов. Он на целый фут выше меня.

Не задумываясь, я закатываю длинные рукава своей униформы и отмечаю его рост.

Глядя на часы, я с нетерпением отсчитываю время до своего перерыва. Хотя я только пришла на работу, я с нетерпением жду половины одиннадцатого, чтобы провести хотя бы пятнадцать минут в одиночестве.

Внезапно меня охватывает дрожь, и я замираю, словно загнанная в угол жертва. Я не могу заставить себя посмотреть на дверной проем, мое тело словно парализовано, а в душе поднимается острое желание сбежать. Я могу описать свое состояние только так: я ожидаю, что в любой момент в дверях появится Вик, и оглядываю комнату, уверенная, что он где-то рядом. Ждет, когда я совершу какую-нибудь ошибку, например, вздохну без его разрешения. Но вместо того, чтобы встретить взгляд мужа, я осознаю, что причиной моей тревоги стало внимание заключенного, и это оно вызывает у меня панику. Заметив, что он смотрит прямо на меня, и как его мышцы напрягаются, я пытаюсь спрятать свои запястья. На них остались темные синяки от того, как Вик крепко сжимал мои руки в постели сегодня утром. Меня бросает в пот, и в ушах стоит звон. Я стою в растерянности, не в силах подобрать нужные слова, чтобы оправдаться. Хотя он последний человек на свете, перед которым я стала бы объясняться.

После секундной напряженной паузы я перевожу взгляд на его прищуренные глаза, а затем, не говоря ни слова, разворачиваюсь и направляюсь в лазарет, чтобы позвать полицейских, которые отведут его в камеру. В Блэкторне постоянно не хватает сотрудников, поэтому мне часто приходится оставаться с заключенными один на один, в то время как мои коллеги и офицеры находятся в другой части лазарета. И сейчас я мысленно проклинаю это.

Я не успеваю дойти до двери.

Мне следовало быть более осторожной. Когда я вошла в кабинет, все мои инстинкты подсказывали мне, что нужно быть начеку. Мне казалось, что как только я отведу от него взгляд, он нападет на меня. И, к сожалению, именно это сейчас и происходит.

Несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, он стоит совсем близко, я чувствую телом его тепло. А затем неожиданно толкает в спину, и я оказываюсь прижатой лицом к стене. Меня охватывает глубокий страх, и я не могу сдержать хныканье, которое рвется из груди. Он не причиняет мне боли, но угроза нависла надо мной, и он хочет, чтобы я об этом знала. Хотя в этом учреждении он и сидит за решеткой, в данную секунду вся власть находится в его руках.

Когда он впервые начинает говорить, я словно превращаюсь в лед. Я хочу верить в это, иначе почему мое тело так немеет и дрожит.

– Кто-то обидел тебя, мышонок? – его голос такой же безжизненный и суровый, как и взгляд.

Безбрежное море тайн и обмана.

Он переминается с ноги на ногу, все еще не прикасаясь ко мне, а затем наклоняется и делает глубокий вдох.

Он что, нюхает мои волосы?

– Так вот почему у тебя такой вид, будто ты хочешь спрятаться обратно в свою норку.

Кажется, что слова даются ему нелегко, но, похоже, это не вызывает у него беспокойства, и он продолжает говорить.

– Как такая девушка, как ты, оказалась в этом месте?

Он не ждет от меня ответа, и я не пытаюсь его дать, хотя сомневаюсь, что смогла бы, даже если бы попыталась.

Я неразборчиво мычу, а руки сжимаются в кулаки, когда он слегка подталкивает меня в плечо, впервые прикасаясь ко мне, и дает понять: он хочет, чтобы я повернулась. Что я и делаю, стараясь не терять его из виду и сохранять бдительность.

Он поднимает руки, и я вздрагиваю, борясь с инстинктивным желанием защититься. В его глазах мелькает понимание, хотя мне показалось, что моя реакция осталась незамеченной. Он слегка отодвигает нагрудный карман моей формы, и я вижу белое пятно, это он подносит к глазам бейдж с моей фотографией и именем.

– Доктор медицинских наук Т. С. Эмерсон, – говорит он, пристально глядя мне в глаза. – Рад официально познакомиться. Думаю, мы будем видеться довольно часто.

Вероятно, я так себя веду от того, что провела утро под моим вечно ворчащим мужем. Или же дело в самоуверенном блеске глаз этого человека, которое вызывает у меня смешанные эмоции? Однако внезапно меня охватывает безумие. Кожа на лице словно натягивается, и я почти ожидаю, что она вот-вот лопнет. Но этого не происходит.

Вместо этого я выставляю руки вперед и упираюсь ладонями в его грудь. Я сталкиваюсь с его крепкими, словно стена, мышцами и от осознания собственной беспомощности чувствую, как на меня давит отчаяние. Я не могу сдвинуть его мускулистое тело с места. Но потом он смягчается и отступает, предоставляя мне несколько сантиметров пространства, в котором я так отчаянно нуждаюсь. Воздух между нами словно сгущается от напряжения, и я ловлю себя на том, что жадно его вдыхаю. Кажется, моя вспышка гнева доставила этому преступнику лишь удовольствие.

В уголках его глаз появляются морщинки, а губы тянутся в хищной улыбке. Его ухмылка так раздражает меня, что я не выдерживаю.

– Прошу вас отойти, – говорю я, пытаясь придать своему голосу твердость.

Я контролирую ситуацию!

Он поднимает руки, показывая, что готов сдаться, и в ту же секунду в кабинет входят офицеры, точно нарочно выбрав самый подходящий момент. Они переводят взгляд с заключенного на меня и обратно, а после обращаются ко мне.

– С вами все в порядке? – спрашивает один из них.

Я могла бы сообщить о непристойном поведении этого человека, но как только эта мысль возникает у меня в голове, я решаю, что не буду этого делать. И заключенный будто читает мои мысли, его ухмылка становится шире. Только он не догадывается, что если я расскажу о случившемся офицерам, то эта информация дойдет до моего супруга, и мне придется нести ответственность за свои действия. Впервые я так возмущена жизнью, которую навязал мне Вик.

Офицер, так и не дождавшись ответа, раздраженно цокает языком. Этот звук, словно назойливое насекомое, щекочет мою чувствительную кожу, заставляет меня вздрогнуть.