Проклятье горничных

– А что думаешь ты сам? – Эмили не удержалась от вопроса.

Лорд Гренвилл слегка растерялся. Он оглядел лавандовое платье жены, отделанное тонкой полоской кружева, и в легком раздражении пожал плечами:

– Мне, право же, все равно. Ты никогда не выглядишь глупо или вульгарно, и для меня этого достаточно. Но мы должны проявить уважение к бабушке, в конце концов, я – ее единственный наследник.

– Боюсь, мне не идут яркие цвета, – попыталась возразить Эмили.

– Уверен, ты что-нибудь придумаешь. – Лорд Гренвилл явно счел разговор законченным. – Я поеду к Мортему и останусь там обедать.

– Почему твоя бабушка сама не сказала мне все это? – Вопрос остался без ответа, Уильям уже решительным шагом двигался по дорожке, ведущей к конюшне.

Эмили вздохнула. Необходимо поторопиться. Леди Гренвилл не может заказывать платья у швеи в Торнвуде, значит, надо приглашать модистку и ее помощниц в Гренвилл-парк.

Она поднялась и медленно побрела к дому. Нужно сейчас же написать модистке и сообразить, сколько платьев они успеют сшить. Глупо затевать все это ради одного туалета.

До вечера Эмили успела сделать все необходимые распоряжения, написать модистке и поставщику тканей, дать указание миссис Даррем приготовить комнаты для миссис Мюриэл и девушек-швей, которые приедут вместе с нею, а также освободить комнату для рисования под мастерскую. Оставалось надеяться, что уже послезавтра миссис Мюриэл будет в Гренвилл-парке.

Перед тем как лечь в постель, Эмили достала из потайного ящичка ключ от отделения бюро, в котором хранились ее драгоценности. Хетти прослужила в доме еще слишком мало времени, и миссис Даррем настаивала, чтобы леди Гренвилл не спешила доверять новой горничной заботу о своих украшениях. Эмили, не склонная проявлять недоверие без причины, вынуждена была подчиниться заведенному порядку, не желая оспаривать власть экономки там, где миссис Даррем могла на нее рассчитывать.

Со дня рождения Эмили не надевала, не рассматривала и даже предпочитала не вспоминать о подарке мужа. Если бы это было что-то другое, выбранное именно для нее, безделушка или даже книга, она берегла бы и ценила такой подарок, но бриллианты… Дань вежливости и необходимость оправдать ожидания соседей, ведь лорд Гренвилл не может подарить жене что-то несущественное.

Она сняла с полочки оклеенную бордовым бархатом плоскую коробку и раскрыла ее. Внутри на атласе того же оттенка, что и бархат коробки, одиноко лежал браслет.

Несколько мгновений Эмили озадаченно рассматривала украшение, не в силах понять, что кажется ей неправильным. И лишь чуть позже догадалась. Бриллиантового колье в коробке не было.

– Как странно… – пробормотала леди Гренвилл. – Я хорошо помню, что не доставала колье, хотя кто-то из подруг просил показать его уже после дня рождения. Наверное, это была Дафна. Или Сьюзен. Милая Джейн обладает большим тактом, она сразу поняла, что мне неприятно вспоминать об этом подарке… Так где же все-таки ожерелье?

Эмили неторопливо доставала из ящичков шкатулки и коробочки, в которых хранились другие ее украшения. Она никогда не видела нужды держать драгоценности в банке и забирать их оттуда только для того, чтобы надеть на какой-нибудь особенно грандиозный бал, как это делала леди Пламсбери.

Да и нельзя сказать, чтобы у нее было так уж много украшений. Драгоценности Луизы хранились в покоях лорда Гренвилла, как и многие другие вещи, напоминающие ему об умершей возлюбленной. У Эмили было лишь то, что принадлежало ей самой – несколько ожерелий и браслетов, доставшихся от бабушек, подарки отца и матери ко дням рождения, а также свадебный подарок леди Пламсбери – изумрудное колье и подходящие к нему серьги. Уильям подарил ей на венчание жемчуг, ценимый ею более всего, и украшения из него Эмили носила так часто, что не считала необходимым запирать на ключ. Все они хранились в шкатулке, стоявшей на ее туалетном столике.

После того как леди Гренвилл убедилась, что ни в одной из шкатулок нет бриллиантового ожерелья, она так же тщательно сложила все обратно, задвинула ящички и задумалась.

Необходимо было признать – ожерелье исчезло. Если бы оно как-то выпало из коробки в тот вечер, когда она с досадой небрежно засунула ее на верхнюю полку бюро, украшение уже было бы найдено. В ее комнате с тех пор уже раз двадцать проводили уборку, и никто из слуг не сообщил о находке.

– Тогда где же оно? – Леди Гренвилл провела пальцами по мерцающим звеньям браслета, как будто оставшаяся драгоценность могла открыть ей секрет своего собрата. – Неужели украдено?

Эмили почувствовала дурноту. Подобное ощущение она испытывала всего лишь один раз, когда приняла слишком много лекарства… С того дня прошли годы, но она до сих пор помнила этот привкус во рту и липкую влагу на лбу.

Поверить в то, что в Гренвилл-парке появился вор, было так же трудно, как представить, что леди Пламсбери заключит помолвку с доктором Вудом. Трудно, но не невозможно.

– Кто бы это мог быть? – прошептала Эмили, обращаясь к браслету. – Миссис Даррем права, я удивительно небрежно отношусь к вещам, представляющим ценность. Даже если они не дороги для меня, для какого-нибудь бедняка любая из этих вещиц – целое состояние. Но среди нашей прислуги нет ни бедняков, ни недовольных своей участью… А чужой не смог бы проникнуть в дом и уж тем более найти ключ и открыть бюро.

Было уже поздно предаваться размышлениям, в это время Эмили обычно старалась заснуть, но сегодня она понимала, что сон не поспешит принести ей успокоение. Впервые она сталкивалась с чем-то подобным не на страницах газеты или книги, а в своем собственном доме.

Эмили убрала браслет на прежнее место, заперла бюро и спрятала ключ. Потом позвонила и попросила явившуюся на ее зов служанку принести травяного чая. Хетти, наверное, уже спала в своей комнатке, но она бы и не сумела помочь своей госпоже – в день рождения Эмили ее еще не было в Гренвилл-парке, а Фанни, увы, уже не сможет ответить ни на один вопрос.

Устроившись в кровати, Эмили взяла в руки чашку чая, согревая о теплый фарфор холодные пальцы. Летняя ночь была душной, но Эмили еще не отошла от давившей на нее слабости, сопровождаемой легким ознобом. Следующие четверть часа она могла думать только о том, как поскорее избавиться от этого мерзкого ощущения.

Наконец чай помог, и леди Гренвилл заставила себя улечься поудобнее и закрыть глаза. Ее молитвы сегодня сводились к одной просьбе – пусть утром она проснется и обнаружит ожерелье завалившимся за обивку кресла или еще где-нибудь, где его не смогла обнаружить горничная. Но, прежде чем проснуться, нужно было уснуть, а это никак не удавалось. Где-то далеко, в гостиной, старые часы пробили сперва час, потом два и три, а Эмили все думала о том, куда делось колье и что ей теперь делать.

«Если бы только Уильям не попросил меня надеть эти украшения! – думала она. – Вернее, если бы леди Пламсбери не пришла охота устраивать этот ужасный бал, где она будет представлять меня старым матронам, которые не встречали меня раньше, если такие еще живы, и с извиняющимся видом говорить, что я – всего лишь вторая леди Гренвилл, ведь бедный Уильям не мог оставаться вдовцом всю свою жизнь. А мне придется стоять рядом и изображать блестящую молодую леди. И назавтра нога разболится так, что я не смогу поехать кататься в колясках вместе со всеми, и доктору Вуду нужно будет заранее запастись очередной порцией своего притирания».