Проклятье Персефоны
Шрифт:
— Одевайся, жду тебя на палубе, — казалось, что давать подобные приказы было для него в новинку. Колкость, крутившаяся на языке, не успела вырваться, как дверь в каюту захлопнулась с обратной стороны.
Стараясь подавить сомнения, закравшиеся в голову, я мотнула головой и тяжелым шагом направилась в сторону шкафа с одеждой. Слегка пошатнувшись, я окинула взглядом гардероб и ахнула: в нем было не меньше дюжины нарядов, каждый из которых оказался шикарнее и роскошнее другого.
Я долго рылась в шкафу, намеренно ища самый откровенный и вульгарный, но мои поиски не увенчались успехом. Похоже, Уильям позаботился о моей чести, вот только не учел одного: сирена внутри зловеще рычала, требуя мщения, и я с трудом остановила ее, чтобы не показаться перед матросами, в чем мать родила. Желая причинить своему похитителю как
Передо мной стояла белокожая девушка в платье светло изумрудного цвета, слегка прозрачного, с глубоким декольте, длиннющим разрезом вдоль ноги, расшитое бисером по краю подола. Если посудить, хоть и открытое, но вполне элегантное. На спине я почувствовала маленькую застежку и хитро ухмыльнулась Собрав на голове объемный золотисто-рыжих пучок, я еще раз оглядела себя с ног до головы и кивнула своему отражению.
Что ж, планы слегка поменялись, но цель оставалась прежней. Не было смысла торопить события. Я хотела насладиться этим моментом, пока Охотник меня не нашел.
***
Поднявшись на палубу, я первым делом обратила внимание на великолепие самого корабля. За десятилетия пребывания в родной стихии я изучила их все: бриги, «линейники», фрегаты, каравеллы. Каждая сирена, не будь она глупа, должна была знать врага в лицо, а также все его возможные слабые места. Где можно незаметно подплыть, как избежать обстрела из орудий или тайно проникнуть на судно. Трехмачтовый галеон, окрыленный белоснежными парусами, лебедем скользил по водной глади. Двое матросов ослабляют грот-шкот и поднимают паруса. Судя по всему, от берега мы отплыли не так давно, хотя с палубы земли не было видно. Паруса свободно развиваются на ветру, затем кливер надувается, булини корабля натягиваются. Один из матросов немного отпускает линь, и нос корабля берет курс чуть левее. Другой же распускает грот, чтобы его надул ветер, и корабль начинается двигаться под углом, опасно накренившись. Матросы поднимают кранцы и ставят паруса, набирая скорость и выравнивание направление корабля. Течение уносит нас вперед. Судно имело две мачты — фок и грот. Каждая из них несла по четыре рея и четыре прямых черных паруса. Палуба, правый и левый борта окрашены в темную краску, которая местами начинала облазить от долгого пребывания на солнце. На корме расположились бочки с водой и многочисленные сундуки, которые служили стульями и столами для матросов.
Пройдя несколько метров, я увидела на другом конце палубы остальных матросов. Выпрямив спину и подняв подбородок, я глубоко вздохнула, наслаждаясь морским воздухом, манившим меня в свои глубины, к родному дому.
Я заняла эффектную позу. Позже я заметила, что Уильям тоже находился на палубе и, судя по блаженному выражению лица, наслаждался прекрасными морскими видами. Однако, увидев меня, замер на месте. В свете солнечных лучей мои волосы отливали янтарем, матросы тут же стихли, с вожделением оглядывая мое гибкое тело, гулко вздыхая, мысленно уже срывая ткань и беря насильно прямо здесь, на истоптанных сапогами досках корабля. Взгляд Уильяма, полный голода и желания, открыто изучал каждый изгиб, но брови были сведены к переносице: похоже, он совершенно не ожидал подобного бунта на своем корабле.
Скрестив руки на груди, я с вызовом посмотрела на мужчин и громко произнесла:
— Мне может кто-нибудь помочь с застежкой?
Задыхаясь от вожделения и страсти, они продолжали молча в своих мечтах хватать грубыми руками мою грудь, ласкать оголенные бедра, поднимать мои ноги и закидывать себе на плечи, чтобы войти глубже и резче.
Подождав несколько секунд, я раздраженно цокнула языком и нагло щелкнула пальцами:
— Не слышу ответа, — я слегка вильнула бедрами, заставив некоторых сладостно застонать.
— Надо же, песики умеют разговаривать, — проведя языком по нижней губе, я слегка ее прикусила, отчаянно стараясь сдерживать сирену внутри.
Вдруг чья-то рука схватила меня за локоть и потащила с палубы в сторону каюты. Я попыталась вырваться на свободу, пустила в ход коготки, однако силы были не равны, поэтому меня грубо втащили обратно в каюту, закрыв дверь на щеколду.
— Да что ты себе позволяешь?! Я только начала! —
я настойчиво потянулась к ручке, но Уильям перехватил мою руку и, протащив за собой по всей каюте, сел на стул, заставив плюхнуться к нему на колени. Все мои попытки вырваться не увенчались успехом: стоило мне лишь на сантиметр оторваться от тела мужчины, как он силой усаживал меня обратно, кидая предостерегающие взгляды в мою сторону. Глаза Уильяма будто заледенели как в тот раз, в лесу, когда я пыталась от него убежать, грудь высоко взымалась от волнения, злости… и страсти.— А я еще не начинал, так что будь добра, заткнись.
Растерянно моргнув, я не сразу нашлась что ответить, сжимая кулаки в безмолвной злобе. Казалось, Уильям был не в меньшем шоке от подобной выходки, поскольку его щеки покрылись легким румянцем, и он перевел взгляд на мою ключицу. Прищурив глаза, я усмехнулась и провела по платью руками, еще больше приоткрыв вырез на груди, и поерзала на коленях, усаживаясь поудобнее, от чего дыхание Уильяма сбилось. Что ж, соблазнение — это единственное, что я могу сделать мастерски в этой ситуации. Довольное урчание сирены говорило о том, что она разделяет мои чувства. Закинув ногу на ногу и откинувшись спиной на подлокотник, я взглянула на мужчину и коснулась его лица подушечками пальцев. Наклонившись ближе, почти касаясь губами мочки уха, я тихо прошептала:
— Ты забываешься, капитан.
Мужчина шумно выдохнул и кротко кивнул, стараясь скрыть свое возбуждение, граничащее со смущением. Приоткрыв завесу истинной сущности, я мысленно пустила в сердце Уильяма красные нити, наполненные порочностью и страстью. Глаза мужчины, которые мгновение назад казались льдинками, загорелись диким пламенем. В следующее мгновение его рука, которая лежала у меня на талии, опустилась к ноге и медленно начала подниматься вверх вместе с подолом платья. Как только я попыталась воспротивиться, играясь, Уильям завел мои руки за спину и обхватил тонкие запястья своей огромной ладонью. Тем временем вторая ладонь замерла на бедре, слегка поглаживая мою кожу большим пальцем. Прикрыв глаза, я на мгновение дала волю сирене, которая чувствовала себя увереннее и раскрепощеннее в море, нежели на суше. Стоило мне лишь ощутить приятную негу в теле, как Уильям прислонился своим лбом к моему, не прекращая поглаживать бедро, и тихо произнес:
— Неужели ты совсем меня не помнишь, Эмилия?
Резко распахнув глаза, я шумно вдохнула, стараясь подавить болезненные воспоминания, горечью и обидой отзывающиеся в сердце. Стараясь придать лицу растерянный вид, я лишь кротко помотала головой, прикусив нижнюю губу так сильно, что из нее медленно начала сочиться кровь.
Какого черта ты говоришь мне о том, помню ли я тебя, когда наступил такой интересный момент?! Я что, за все эти годы в человеческом теле растеряла сноровку?!
Лицо Уильяма словно окаменело, когда он понял, что все его надежды всколыхнуть прошлое обращаются в прах. Поэтому он встал, заставив меня поступить также, и бережно коснулся ладонью. Затем, развернувшись на пятках, мужчина быстрым шагом покинул каюту, закрыв за собой дверь и оставив меня наедине со своими беспорядочными мыслями и тяжелыми воспоминаниями.
Волны, укачивая корабль будто младенца, дарили мне чувство покоя; вездесущий шум моря звал домой. Сама того не заметив, я легла на кровать свернулась калачиком и погрузилась в беспокойный сон.
УИЛЬЯМ
Встав до первых лучей солнца, я начал изучать карту, которая была беспорядочно исписана пером. Спустя несколько часов глаза начали болезненно саднить, и я решил, что необходимо взять перерыв и выйти подышать на палубу.
Солнце ярко светило над горизонтом, корабль быстро, но плавно скользил по волнам, карма рассекала гладь моря. Спрятав ладони в карманах, я стоял у борта и наслаждался чудесным пейзажем
С самой нашей встречи Эмилия вела себя более чем высокомерно, отчего мне становилось неуютно: я чувствовал себя буньопом, которому которого швырнут на сушу за первую провинность. Эти двухметровые твари жили во всех озерах, ручьях, реках и их руслах. Внешне чудовище представляли собой смесь лошади и моржа: с ластами, острыми зубами, лошадиным хвостом. Несмотря на всю свою кровожадность и внушительные размеры, буньопы были преданы сиренам и Посейдону, отчего исполняли любое поручение, лишь бы уважить господина.