Проклятье живой воды
Шрифт:
Девушка залилась краской еще быстрее, чем давеча побледнела.
— Извините, мистер Робинсон. Я…не хотела… И вы сами видели, что я не виновата.
Мистер Робинсон только неопределенно фыркнул.
Виктор вдруг почувствовал стыд. И с чего он так завелся? Ведь нормально же все начиналось.
— Вообще-то, я ремонтников ищу. У нас котел встал, — сердито признался он.
— А-а… — Мэгги заметно смягчилась. — Нет их здесь. В другом месте ищи.
— Ну и пойду, — пожал плечами юноша.
— Ну и иди, — девушка снова отвернулась.
Судя по взгляду мистера Робинсона, это было самое лучшее, что ему надлежало сделать, но Виктор не мог
— Извини, — он порывисто шагнул вперед и взял Мэгги Смитсон за руку. — Я не хотел. Я…
Мэгги как-то странно встрепенулась. Отвернулась было к котлу, но потом оглянулась на юношу. Потом посмотрела на пальцы, стиснувшие ее запястье.
— Ты… у тебя рука горячая, — прошептала негромко.
— Я знаю. Это, наверное, от работы…И от котла жар идет.
Она вдруг потянулась к Виктору, едва не вставая на цыпочки и вытягивая шею. Юноша подумал, что она, чего доброго, подставит губы для поцелуя и попытался ее удержать. Не то, чтобы он был против, просто здесь и сейчас… под осуждающим взглядом мистера Робинсона…Да и чего такого он сказал или сделал, что девушка сама к нему липнет?
Но Мэгги лишь протянула свободную руку и дотронулась до его лба сперва одной стороной кисти, а потом другой.
— Ты сам весь горячий, — произнесла она. — У тебя точно нет жара? Ты не заболел?
— Нет, не думаю. Я… Я последнее время всегда себя так чувствую.
— Странно. Ты все-таки покажись врачу. Мало ли, что…
— Молодой человек, вы будете врача искать или ремонтников? — вклинился в их беседу мистер Робинсон. — Определитесь уже и ступайте работайте. Оба. Живо. А не то все будет доложено старшему мастеру.
— Мы пойдем, — мисс Смитсон отступила, потянула Виктора за собой. — Мне в лабораторию надо. А ему… по другим делам… Да пошли же.
Виктор не сопротивлялся.
Уже выйдя из полумрака цеха на свежий воздух, девушка снова уставилась на юношу.
— Нет, с тобой определенно что-то не так, — заявила она. — Весь бледный, а этот румянец…пятнами… И горячий весь. Определенно, ты простыл. Иди ко врачу.
— Схожу. Потом…Послушай… те, мисс Смитсон.
— Мэгги, — отмахнулась та.
— Мэгги, — послушно повторил он, — м-может, сходим куда-нибудь в воскресенье, а?
Он сам не понял, как вырвались у него эти слова. Успел ужаснуться их смыслу и испытать мгновенное и подлое чувство облегчения, когда девушка покачала головой.
— Не могу. В это воскресенье не могу. Дела. Да и ты… узнай сначала, болен или нет. А потом… ну, скажем, через воскресенье… Почему бы и нет?
— Договорились, — от облегчения Виктор даже почувствовал себя лучше.
— Ну? Я побежала?
Привстав на цыпочки, торопливо чмокнула юношу в щеку, нахмурилась, ощутив горячую сухую кожу, но не сказала ни слова и в самом деле умчалась прочь.
О предстоящем визите было известно заранее — это была не обычная поездка матери и дочери в гости к скучающей приятельнице, когда хозяева и гости чинно сидят в гостиной, пьют чай и ведут неспешную беседу о погоде или обиняком, среди намеков и недомолвок, пытаются выведать скандальные подробности последних новостей. Леди Голдсмит устраивала большой прием, куда были приглашены все, кого она посчитала достойным.
Сэр Генри Фрамберг был только рад, когда его жена и дочь получили это приглашение. Дам мог сопровождать один мужчина, имя которого в списках не значилось, и сэр Генри какое-то время колебался, стоит ли доверять жену и дочь на попечение племянника. После недавних событий
Джеймс Фицрой вышел у него из доверия. Сэр Генри даже порывался написать сестре гневное письмо, укоряя ее в том, что она не достаточно времени уделяла воспитанию старшего сына и отослать это письмо с самим Джеймсом, намекая, что больше не желает видеть юношу. Однако по зрелом размышлении одернул сам себя — ведь именно отцы по традиции несут ответственность за поведение сыновей, как матери — за манеры и образование дочерей. И если сестра прислала сына к нему, дабы он заменил Джеймсу отца в столь важном деле, значит, упрекать ее действительно не в чем. Елена сделала все, что могла. Кто будет ожидать большего от вдовы?И поэтому, формально простив племянника за тот проступок, сэр Генри решил оставить Джеймса дома, сославшись на то, что на том же приеме будет присутствовать и сопровождавший сестру сэр Реджинальд Мортимер, предполагаемый жених Розы. Присутствие рядом с девушкой неженатого кузена, чье состояние, к тому же, было намного меньше ее собственного, могло невыгодно сказаться на репутации мисс Фрамберг, а Джеймс Фицрой превращался из родственника в охотника за приданым. К тому же, это было бы первое официальное свидание молодых людей. Именно тут их предполагалось представить друг другу в глазах света. Собственно, и прием леди Голдсмит устраивала ради того, чтобы две семьи могли устроить свои дела.
Леди Элинор не находила себе места. Были заказаны новые наряды и новые шляпки. Приглашен парикмахер, призванный уложить волосы матери и дочери согласно последней моде. Духи, помады, фамильные драгоценности, ароматические ванны и извлеченные из бабушкиных сундуков покрытые пылью коробочки с «мушками» — все эти и подобные им немаловажные мелочи были брошены в бой.
Насколько была увлечена и взволнована мать, настолько дочь казалась погруженной в себя, равнодушной и как бы исполненной презрения к тому, что на днях могла решиться ее судьба. Конечно, после знакомства настанет пора визитов и встреч в гостях и в общественных местах, где высший свет мог бы заметить эту пару и как следует ее обсудить. Помолвка и официальное предложение руки и сердца должны были состояться не ранее, чем через два-три месяца, в разгар сезона и тогда же объявлялась дата свадьбы. Но подготовиться надлежало уже сейчас.
— Завтра. — вечером в гостиной леди Элинор не находила себе места. — Подумать только, уже завтра ты можешь стать невестой. А я… — она попыталась всплакнуть, прикладывая платочек к глазам.
— Да, маменька, — сидевшая над вышиванием Роза не повернула головы.
— Ах, моя милая, неужели ты ничего не чувствуешь? — продолжала леди Элинор.
— Нет, маменька, — девушка двумя пальцами держала иголку, медля сделать стежок. — Чувствую. Вы разрешите мне удалиться в свою комнату?
— Как, мисс Роза, вы нас покидаете? — Джеймс, практически прощенный, поскольку в последние дни вел себя подчеркнуто безупречно, выпрямился в своем кресле. — Так рано?
— Я… хотела бы остаться одна, — промолвила Роза, втыкая иголку в ткань.
— Тебе нехорошо? — догадалась ее мать. — Ты заболела?
— Нет, маменька. Просто мне бы хотелось пораньше лечь спать. Завтра предстоит трудный день.
— Пусть идет, Элинор, — на миг отвлекся от вечерней газеты сэр Генри. — Не мешай ей.
— С вашего позволения, папенька, — Роза встала с большим облегчением. — Доброй ночи, маменька. Доброй ночи, папенька.
Леди Элинор подставила щеку губам дочери, но нахмурилась, в ответ коснувшись губами ее лба: