Проклятие древних жилищ(Романы, рассказы)

Вошла Хеллен. Ее коротенькое платьице из крепдешина цвета шампанского светилось в лучах заходящего солнца.

— Дорогой, — произнесла она, — мой дорогой.

Аромат ее духов — мускус, желтые розы и мятые травы — опьянил меня.

— Я на всю ночь принадлежу тебе. Генрих уехал. Ты возьмешь меня.

— Возьму тебя, Хеллен?

— На вечернюю прогулку, сегодня на озере Мюгельзее отходит Пароход в лунном свете.

Я знал про эти странные ночные развлечения на воде, затрагивающие душу немцев.

Пароход, потушив все огни, скользит по темному озеру. Сквозь прибрежные заросли ив триста или четыреста пассажиров любуются восходящей луной.

Судно замедляет ход, машины перестают ворчать, слышно лишь жужжание шмелей.

Иногда тишину разрывает жалобный стон гавайской гитары. Он похож на звяканье кристаллов или старинную итальянскую баркаролу, родившуюся в зеленой ночи. Но обычно царит тишина, и слышны только вздохи. Мимо дрейфующего судна проплывают бледные кувшинки.

И только подойдя к Мюгельвердеру, крохотному плоскому островку, спящему посреди озера, видишь свет фарфоровых ландышей и китайских фонариков трактира, откуда доносится легкий барабанный шум. Модные американские песенки из дансингов, жалобные стоны гармоник и тихий шорох кустарника одновременно взрывает лунную ночь.

— Этим вечером мы с тобой вдвоем на озере, — шепчет Хеллен.

Я скорбно улыбаюсь, принося жертву меланхоличному божеству германцев.

В полночь такси привезло нас на пирс, где уже пыхтел широкий пароход, освещенный розовым лучом прожектора.

В котельной звякнул тихий звонок. И пирс вместе с бледным городом отступил от кормы.

Прожектор закружился, излучая желтый, зеленый, фиолетовый, кроваво-красный свет, и погас. Тучи накрывали берега с ивами. Луны не было.

Молчаливый кельнер с карманным электрическим фонариком, пришпиленным к его жилету, принес кружки с горячим грогом. Из машинного отделения донесся голос механика, который просвистел несколько тактов парижского модного танца. Рулевой проорал в мегафон несколько ругательств.

Человек замолчал, а из трубы вырвались красные искры.

Соседи зашуршали промасленной бумагой. Разнесся запах мясной гастрономии. Послышалось чавканье жующих челюстей. Луны не было. Вдали краснела хижина ресторана!

* * *

Рядом с Мюгельвердером уже дымил другой Пароход в лунном свете. Шум разнузданного праздника доносился до нас, его эхо раззадорило пассажиров.

Над неподвижной водой неслись разухабистые песни. Невидимая толпа суетилась среди розовых и зеленых фонариков, несколько римских свечей глухо ухнули в туманном воздухе.

— Добро пожаловать! Добро пожаловать! — доносилось из ярко освещенного трактира.

Мы заметили, что это была обычная компания людей в масках, которые приглашали нас. Все, забыв о романтическом часе, вопили, словно стая диких зверей, вырвавшихся на свободу.

Эта банда пьерро и мандаринов потащила нас к трактиру, где в бокалах пенилось слишком розовое шампанское.

Один ковбой обхватил Хеллен за талию и увлек ее в деревенский танец, сотрясавший доски пола. Какой-то персонаж, загримированный и наряженный в опереточного Мефистофеля, толкнулся своим бокалом о мой бокал.

— Прозит!

Здесь мне приходится сделать усилие и напрячь память, чтобы четко припомнить строгую последовательность часов этой ночи.

Прежде всего, Хеллен время от времени подбегала, чтобы осушить бокал шампанского, протягивала мне пальчики для поцелуя и снова уносилась танцевать.

После ковбоя был шотландец, корсиканский бандит и толстопузый Будда, которые подводили ее к нашему столику и уводили обратно.

Я вам говорил, что не танцую? Память о пуле. Затем хороводы стали беспорядочными, превратившись, в конце концов, в мелькание разноцветных одежд.

— Ускорим движение, — хохотнул какой-то студент за моей спиной, — и все превратится в белый диск, как в опыте Ньютона.

Потом было упрямое стремление Мефистофеля напоить меня, но все тосты его были безмолвными. Иногда он останавливал разносчика и хватал с подноса сигареты.

Хеллен не возвращалась.

Мне казалось, что уже очень поздно.

Вдруг я заметил, что танцы закончились, все сгрудились вокруг столиков. У гуляк были изможденные, бледные лица.

Один из пароходов взревел сиреной.

Хеллен не вернулась.

Толпа хлынула к открытым дверям. Сходни освещались ацетиленовыми лампами. Помнится, я звал Хеллен и видел хохочущих людей.

Мой сосед сказал мне:

— Она не вернется.

Я злобно глянул на него.

Вокруг столиков толпилось еще с полсотни пьяных, которые требовали шампанского и кричали, что у них еще куча времени.

Хеллен среди них не было.

У меня в горле образовался комок смутного беспокойства. Вдруг я увидел часы. Меня поразило, что они показывали утренний час.

— Она не вернется, — сообщил мне сосед в маске.

— Откуда вы знаете? — ответил я. — И во что вы вмешиваетесь?

Кажется, я сказал и выслушал несколько слов, но, в конце концов, прислушался к беглецу из Блокберга, который предложил мне отыскать ее с помощью «Магии, присущей ее персонажу».

Остатки разума позволили мне выговорить:

— Вы совершенно чокнулись!

Он стал вызывающе отвратительным и принялся громко призывать тех, кто еще замешкался вокруг столиков.

— Идите и посмотрите на господина, который потерял свою женщину! Идите, спектакль бесплатный!

«Я ударю его», — подумал я, но не ударил.

Несколько пьяниц и посетителей трактира подошли, жадные до последней капли ночных развлечений.

— Поскольку я дьявол, то верну ее вам в обмен на ее душу.

— Женщина за душу, не дороговато ли? — спросил кто-то.

— Хочешь мою благоверную за неопалимую купину? — икнув, произнес пьяный молодой человек.

— Старая шутка, — зевнул мужчина, задрапированный в красный плащ, — я пойду.

Пьяный молодой человек предложил обменять свою душу на стилограф или на ходики из галалита.

Мефистофель даже не глянул на него. Он потрясал настоящим пергаментом.

— Подпишите, — проорал он, демонстрируя все признаки полного опьянения. — Подпишите, и я ее вам верну.

— Подпишите, доставьте ему удовольствие, — сказала какая-то женщина. — Не раздражайте его.

Вокруг нас все веселились.

— Подпишет! Не подпишет! Подпишет…

Я попробовал рассмеяться, хотя находился в ужасном состоянии.

— Давайте, — сказал я, — посмотрим, что получится.

Пьяница протянул мне крохотную дамскую ручку так внезапно, что оцарапал мне руку.