Проклятие китайского колдуна

– Потому что на его телефоне сел аккумулятор, – ответила Даша, – может быть, именно поэтому тот, кто свистнул бумажник, на мобильный не покусился. Подумал, что – неисправен…

– Может быть, – согласилась я, – не важно… Слушай, знаешь, что сделай сейчас – зайди в ближайший сервисный центр мобильной связи и попроси, чтобы тебе зарядили аккумулятор. А после возвращайся ко мне.

– Хорошо, – ответила Даша, – Васик не звонил?

– Нет еще, – сказала я.

– Значит, позвонит попозже, – обнадежила она меня.

– Хорошо бы, – сказала я.

* * *

Большая черная машина остановилась у двора милицейского отделения.

– Во двор заезжать не буду, – хмуро проговорил шофер, – не знаю, как у вас, а у меня совсем нехорошие ассоциации с этим местом.

– Придурок, – хмыкнул Никодимов, открывая дверцу, – давно пора бы от предрассудков избавиться. Кого я набрал в свое охранное агентство – сплошные бандиты. Ментов боятся, как черт ладана. Никак вам не втолкуешь, что если дела делать аккуратно и дружить со всеми… нужными людьми, то никого бояться и не придется. А вы… Вот наша фирма зарегистрирована как?

– Как охранное агентство «Черный обелиск», – ответил шофер.

– А на самом деле мы чем занимаемся? – снова спросил Никодимов и, не дожидаясь ответа, ответил сам, – вот то-то… С одной стороны все по закону, а с другой… Уметь надо!

Он вылез из машины и уверенно направился к проходной, сказав еще на ходу:

– Через пять минут буду. Приготовьте место для нашего пассажира.

* * *

Спустя десять минут план у Толстяка был готов. Он закрыл глаза и представил себе мозг боксера-Фраера. Без труда обнаружил тот участок мозга, который отвечает за болевые ощущения.

По желанию Толстяка раскаленный уголек упал обнаженный участок мозга – Толстяк даже услышал тихое шипение обугливающейся плоти.

Потом он открыл глаза и увидел, как Фраер, выпучив глаза и открыв рот, медленно сползает с нар на пол, не в силах – от охватившей его невыносимой боли – издать даже малейший звук.

– Дежурный! – немедленно позвал Толстяк. – С этим мужиком совсем плохо!

Полусонный дежурный открыл глаза и с минуту тупо смотрел на хрипящего и извивающегося на полу Фраера.

– Чего это? – зевая, спросил дежурный.

– А я знаю? – отвечал Толстяк. – Сидел-сидел и упал… Видно, приступ какой-то…

Еще минуту дежурный размышлял – как ему в данной ситуации поступить, но потом все-таки поднялся со своего места, вздохнул и, гремя ключами, медленно повлекся к двери в обезьянник.

Повозившись с замком, он открыл, наконец, и, не обращая никакого внимания на смирного толстого мужчина, спокойно сидящего на грязных нарах, склонился над полуживым от страшной боли Фраером.

– Эй, мужик! – позвал дежурный. – Ты чего? Плохо, что ли тебе? Или…

Что еще предположил бы по поводу состояния одного из своих подопечных ленивый дежурный, так никто и не узнал. Толстяк – серым комом метнувшийся к нему, стиснул жирными лапищами шею милиционера и с силой крутанул.

Раздался хруст и уже мертвый милиционер с тихим стоном упал на пол обезьянника.

Толстяк мгновенно освободил своего слугу – Фраера – от ужасных страданий и одним движением руки стер все последствия своего жестокого эксперимента – Фраер поднялся на ноги, недоуменно ощупывая голову.

– Что-то мне было как-то… – начал говорить он, но договорить не успел.

– Иди вперед, – без слов приказал ему Толстяк, – быстро!..

Фраер послушно вышел из обезьянника и прошел несколько шагов по коридору.

«Сейчас поворот, – лихорадочно размышлял Толстяк, – там еще один дежурный милиционер и два автоматчика. Но автоматчики на крыльце, дежурного, который сидит на вахте, им не видно. Ладно… Ладно… Попробуем»!

– Иди вперед! – снова приказал Толстяк своему слуге. – Если вдруг тебя спросят о чем-либо, скажи, что тебя отпустили…

Фраер повернул за угол и пошел по направлению к выходу. Дежурный на вахте поднял голову от своих бумаг и окликнул его. Толстяк напрягся.

– Эй, парень! – крикнул дежурный. – Времени сколько скажи, а то у меня часы стали…

– Меня отпустили, – не дав ему договорить, механическим голосом произнес Фраер.

Дежурный открыл рот и замер.

Толстяк вышел из-за угла и пошел вслед за своим слугой.

– Вы куда? – окликнул и его изумленный дежурный. – Кто вас отпустил-то? Мне формы для протоколов еще не приносили, а вас уже…

Он замолчал, встретившись взглядом с пылающими глазами Толстяка – и через две секунды опрокинулся на спинку кресла. Тело дежурного конвульсивно выгнулось, он широко распахнул рот, сделав глубокий вдох – последний.

Автоматчики курили на крыльце. Один из них брезгливо держал Фраера за пуговицу на куртке и спрашивал:

– Пропуск твой где? Где твой пропуск, алкаш проклятый… Про-пуск?

– Нас уже отпустили, – повторял Фраер, глядя пустыми глазами в какое-то одному ему ведомое измерение, – нас уже отпустили…

– Мы пропуска сдали дежурному, – поспешил сообщить Толстяк, появляясь на крыльце, – спросите у него… Мы же не знаем, кому пропуска отдавать…

И Толстяк шевельнул пальцами, концентрируя в них энергию. Однако автоматчик выпустил Фраера и сказал, вытерев руку о бронежилет:

– Зла на вас нет никакого… Что заберут пьяных, что выпустят… Он же вообще ничего не соображает! Талдычит одно и то же… Пропуска они не знали кому сдавать. Можно подумать, блядь, первый раз тут…

«Все правильно, – подумал Толстяк, – мы же всего-навсего алкаши. Таких за день до сотни через отделение проходит. Так чего с нами церемониться? Пропуска какие-то… Не так-то уж было и трудно сбежать отсюда… Вот только два трупа там… внутри…»

– Ладно, – проговорил автоматчик, – чего встали? Пошли отсюда, синеморы!

– Уже уходим, – сказал Толстяк, мыслью, вооруженной магической силой перерубая телефонные провода и блокируя радиоволны раций.

* * *

Николай Николаевич поднялся из-за своего рабочего стола, когда часовая и минутная стрелки прочно стакнулись на самом верху циферблата. Николай Николаевич зевнул и с хрустом потянулся.

Потом снова нахмурился. Сегодня после обеда ему позвонили из Китая – из Гонконгской гостиницы Хуньжоу – сообщили, что постояльцы отбыли в Россию и осведомились о том, что делать с оплаченными еще на несколько дней вперед номерами.