Проклятие визиря. Мария Кантемир
Шрифт:
Кантемир с женой и дочерью также были приглашены на эти празднества.
Мария чувствовала себя не совсем уютно: из памяти не изгладились события, предшествующие этим торжествам...
Во время парадного обеда, улучив момент, к Кантемиру подсел Пётр Андреевич Толстой и показал ему именной указ царя. «За показанную так великую службу не токмо мне, но и паче ко всему отечеству в привезении по рождению сына моего, а по делу злодея и губителя отца и отечества...» — так начинался он.
Царь пожаловал Толстому чин действительного тайного советника и в награду 1318 крестьянских дворов.
Толстой мог хвалиться —
Но самым главным в возвышении Петра Андреевича было то, что он стал фактическим руководителем Тайной разыскной канцелярии. С тех пор как учреждена была эта канцелярия, ведавшая всеми тайными разыскными делами по государственной измене, заговорам и наговорам, Толстой сделался незаменимым лицом в свите царя, и теперь уже косо посматривали на него прежние любимцы и питомцы государя — и Меншиков, и Ягужинский, и адмирал Апраксин.
Толстой продолжал бывать в доме у Кантемиров, и все самые свежие новости Мария узнавала из первых уст.
Правда, Толстой не слишком-то распространялся о своей деятельности, но по отдельным словам, намёкам и вскользь брошенным репликам она многое знала о частной жизни Петра, а владело ею не простое любопытство, а тоска по Петру, страстное желание видеть его, говорить с ним...
Но Пётр после дела царевича редко заглядывал в дома своих приближённых — его ожидали уже новые дела и новые свершения...
А она ждала и ждала, когда же Пётр вспомнит про неё, когда приедет, когда снова возьмёт её на руки и отнесёт в постель.
Никому не сказала она о том, что девственность её сломил Пётр, никто в семье и не догадывался, что Мария страдает по одному лишь Петру.
И только Анастасия изредка взглядывала на Марию и загадочно бросала:
— Что-то с лица спала наша дочурка. Да и не пора ли найти, приискать ей хорошего жениха?
Дмитрий Константинович только отмахивался: девятнадцать, ещё не старая дева, да и найдётся хороший жених — теперь Кантемиры на виду, звание сенатора позволяет князю быть в курсе всех государственных и иных дел. Неужто не отыщется среди молодых людей тот человек, что захочет сделать счастливой такую красавицу, умницу и богатейшую наследницу, как Мария?
Сама Мария бежала от подобных разговоров, как чёрт от ладана.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Моргует [29] она ассамблеями твоими...
Екатерина сказала это словно бы вскользь, сквозь ласковую усмешку, обращённую к Петру, и глядя на маленькую Елизавету, давившуюся куском мяса.
Пётр как будто вспыхнул, но промолчал.
Речь шла об ассамблеях, учреждённых царём при дворе, посещение которых было обязательно для всех знатных молодых людей государства.
29
Морговать — брезговать, пренебрегать, гнушаться.
Вводя их, думал Пётр расшевелить молодёжь, заставить и двигаться, и говорить, и танцевать свободно, раскованно. Да и девочек надо было приучать к танцам на
людях, свободному обращению с кавалерами.Екатерина никогда не настаивала на своём мнении, если что-то ей не нравилось, лишь мимоходом бросала два-три слова и больше не возвращалась к обсуждению затронутой ею темы.
Ей вспомнилось, как добивалась она того, чтобы русский царь больше всех внимания уделял именно ей — целый гарем возил он с собой во все свои походы и каждый вечер брал новую женщину или девушку.
Ласковая и приветливая Екатерина дарила перстни, кольца, серьги, броши за одну только ночь с Петром всем девушкам, которые удостаивались чести быть взятыми на царское ложе.
И оказывалась единственной, кто был в этот вечер свободен, кому не надо было лечиться от постоянного насморка или спёртости в груди.
Так постепенно отвадила она других девиц, бывая всегда нужной и даже необходимой, когда загоралось у царя желание.
И теперь она была уже законной женой, но как мало этого было ей!
Услышав о новом увлечении Петра, она и тут не изменила себе.
Выждала время, поняла, что дело серьёзное, к тому идёт, что стареющий Пётр выберет себе эту фаворитку из главных, но никогда даже не упомянула о Марии, зная, что придёт час и два-три её слова окажут на Петра своё действие.
Случай теперь был удобный. Мария действительно несколько раз уже не приезжала в ассамблеи, отговариваясь то слабостью, то головной болью, то ещё какой-нибудь болячкой.
Пётр и не обратил бы на это внимания, да недремлющее око Толстого, которого Пётр заставил следить за всеми проявлениями дел и мыслей среди знати России, подвигнуло его подать царю список тех, кто не хочет бывать на ассамблеях.
Среди других знатных фамилий упоминалось и имя Марии Кантемир, княжеской дочери, пропустившей уже три ассамблеи.
Вот при этом упоминании имени Марии и сказала вовремя свои два-три слова Екатерина.
Сказала и как будто забыла, начала наставлять Лизоньку не давиться куском большим, а отрезать маленькими кусочками, как и полагается в приличном семействе.
Пётр смолчал тоже и только позже, когда они с Толстым вышли в его кабинет, мрачно приказал Петру Андреевичу:
— Расследуй и доложи...
И выразительно поглядел на начальника Тайной канцелярии — кому, как не ему, следует иметь понятие обо всём в России.
Толстой также понял, что теперь Марии не миновать беды: он хоть и знает Марию с детства и даже считается её крестным отцом, а разберётся досконально, проведёт розыск так, как будто и знать не знает Марию, знать не знает Кантемирово семейство...
Но прежде поехал он к самой Марии, чтобы допросить её не в застенках Тайной канцелярии, а запросто поговорить да и намекнуть на недовольство царя.
Мария с жаром обняла своего крестного, расцеловала в обе румяные пухлые щеки, накормила отменным обедом, а после напросилась на шахматную партию, благо отца с мачехой не было: уехали к родственникам в гости.
Они сели за небольшой столик, за шахматную доску, выполненную ещё царём и сделавшему такой необычный подарок девчонке Марии, рядом стояли напитки, лежали трубки с душистым табаком и неизменный кальян, к которому ещё в Турции привык прикладываться Пётр Андреевич.
Играли они молча, сосредоточенно, и Толстой всё искал повода, чтобы завести разговор об ассамблее.