Проклятые туманом

Воздух обжигал своим холодом. Грей наклонился, посмотрев на небо.

— Снимки с луны…

— Ты любишь астрономию? — спросила я.

Он даже не оглянулся. Его слабая улыбка искривилась усмешкой.

— Мне нравится любой вид, кроме этого.

Позади лязгнули шестеренки и маяк ожил. Первоначально тусклый свет разгорался все ярче. Я удивилась от того, как много тепла исходило от него — спину обжигало.

— Все не так уж плохо, — тихо сказал он.

Грей посмотрел на мой город. Проследив за его взглядом, я не поняла, что он там увидел и почему он посмотрел в ту сторону.

Но мне нравился вид. И тут мое сердце сжалось от грусти — странная тоска по дому. Отсюда все выглядело идеальным. Не о чем беспокоиться, будучи на такой высоте, да и в этом маленьком городке никогда не случалось ничего плохого. Лодки возвращались домой с полными приманками. Все, что планировали эти люди, сбылось. Грей положил руку мне на спину. Его холод прогнал жар от света.

— Уилла?

— Да что ты вообще знаешь? — спросила я.

Грей сжал губы и сел на перила. Он потянулся ко мне своими тонкими пальцами и нежно взял меня за подбородок. Он по-прежнему был серого оттенка, но в глазах появился свет.

Наконец он прошептал:

— Я знаю, что ты не одна.

Его прикосновение осталось на моей коже — проникло сквозь и обернулось вокруг костей, словно их сжали в кулак. Возвращаясь домой, я не оглядывалась. Я чувствовала, как Грей наблюдает за мной. Знала, что там он может меня видеть.

Этот маяк, нет ничего между ним и океаном. А магия выполняла желания Грея. Я зашла в тихий дом и направилась на кухню. Там я хотела бы поесть индейку вместе с Леви, сидящем напротив в кресле. Но на кухне было холодно, темно и тихо.

В окнах виднелись густые облака. Открыв холодильник, я застыла. Достав из кармана телефон, я отправила сообщение Бейли, но она не ответила.

Взяв холодной курицы и вчерашний картофельный салат, я прихватила тарелку и села за стол в одиночестве. Решила просмотреть почту — счета сразу отбросила в сторону, ведь больше это не моя забота. Не было ни купонов, ни каталога для одежды.

Мое внимание привлёк конверт от страховой компании, обнаруженный в самом низу стопки писем. Внутри находился документ, где большими буквами было написано: «СОГЛАШЕНИЕ ПРИЛАГАЕТСЯ». Когда я вытащила квитанцию, прикрепленную к письму, она всколыхнулась — в ней значилось имя Леви Мэтью Диксона.

Мне стало дурно. Неудивительно, что отцу не нужны мои деньги. Я убила его сына, который заплатил за все счета своей жизнью.

И я поняла, почему отец не может на меня смотреть.

Я выкинула тарелку в мусорное ведро и собиралась покинуть кухню, но через заднюю дверь вошел отец. От него веяло океаном — запах впитался в одежду. А также горьковатый дым сигарет, который волочился за ним подобно плащу.

Сняв шляпу, он посмотрел сквозь меня.

— Стоишь тут в темноте?

— Я шла в комнату.

— Твоя мать купила тебе платье.

Дата суда близко. На мои плечи навалилась еще большая тяжесть. Какая разница что я надену? Неужели я не могу прийти хоть раз в жизни в джинсах и толстовке?

Папа направился к лестнице.

— Если хочешь поспорить, можешь подождать ее.

— Я ничего не говорила.

Оглянувшись, он вздохнул.

— Держись подальше от лодки. На этот раз я говорю серьезно.

Конечно же, он знал. Я не совсем точно забросила приманки. Старалась попасть в те же места, чтобы не было отличий. Чуть промахнулась, и ловушка оказалась ближе к другой.

Я могла бы опровергнуть его слова — лгать. Но он не глуп и не собирался меня наказывать. После суда я не смогу больше заходить на борт «Дженн-а-Ло», если там будет снаряжение. Береговая охрана заберет все — лодку, снасти и улов. Они отберут у отца лицензию.

— Твой мальчик заходил.

— Он больше не мой мальчик.

Папа закатил глаза, он даже не пытался это скрыть.

— Я просто ставлю тебя в известность.

Схватив бутылку с водой, я со злостью открутила крышку. Нет, не просто. И так ясно, о чем он думает. Считает, что у меня талант все портить. Горло сжало в тугой ком, вызывая тошноту. Картина отца и Сета сидящих вместе в машине встала перед глазами. Плечи опущены, кепки съехали назад — переговариваются тихими короткими фразами, обсуждая меня.

Схватив со стола телефон, я вышла во двор, чтобы подышать свежим воздухом и написать Бейли. Снова нет ответа. Я написала маме, спрашивая, где платье — тоже тишина.

Одна в темноте — одинока. Вспомнив про телефон, я набрала номер, но остановилась. Я не буду бегать за Сетом. Боль обжигала, проникая под кожу.

Натянув капюшон, я зашагала в сторону причала. Луч света пронесся надо мной, такой плотный — интересно, смогу ли я обуздать его и дойти по нему к Джексон-рок.

С берега океан был другим — твердая земля, скалы и камни подталкивали меня сзади. Я могла бы зайти в воду, но она не окружила бы меня. Я бы парила над волнами.

На острове Грей, вероятно, ужинал. Просил о современных книгах, айпаде в придачу к его чудаковатому интернету. Музыкальные шкатулки… его мир состоит из покоя и уюта, окруженный морем. Он получал все, что желал. И я завидовала.

Грей

Кухня пуста. На лестнице тихо. Моя гостиная похожа на музей. На ужин у меня чашка бульона и два ломтика хлеба. Я так и не дотронулся до еды — размышлял о своей жизни.

Иногда понимаю, что все обман и я не существую. Мое тело состоит не из плоти и крови. Мне не нужно есть, бриться и спать. Когда я подстригаюсь, туман лишь приобретает новую форму. Когда я вздрагиваю в присутствие Уиллы, вру себе, что мои эмоции — это ощущения. Я только перестраиваю туман, который формирует меня.

Прикасаюсь к ней, веря, что моя рука лежит на ее плече. Если бы я прижался к ней и провел руками по тому свету, где должны быть ее волосы, поверил бы.

И она тоже. Это восприятие магии. Все что я делаю — остатки моей человечности. У меня есть привычки, потому что я все еще считаю себя человеком.

Но сейчас… я так близок к тому, чтобы снова стать реальным. Мечты никогда не становились более существенными. Я вижу свою тюрьму — туман находится везде.

Вот почему в маяке видна лишь одна комната — там, где нахожусь я.

Лестница то появляется, то исчезает, только когда я поднимаюсь наверх. Потому что я считаю, что спальня должна выходить на кухню.

Теперь я ощущаю присутствие Уиллы в каждой комнате. Я слышу ее голос в скрежещущих шестеренках лампы. Я вижу мерцание меди на кухне; ее стул не спрятан под столом. Он стоит под углом, точно так же, как она его и оставила.