Проклятый лес

— Псы! — безразлично произнес мой противник, бросив короткий взгляд мне за спину и чуть опустив руки. Вот их только не хватало! Я купился, чуть отступил и кинул взгляд за спину. Он бросился вперед, выкрикнув какой-то клич. Я ударил без замаха, но он уклонился, атакуя сам коротким поперечным взмахом. Клинок мелькнул перед глазами, а я выпустил топор и перехватил его кисть. Затем добавил ногой, целя между ног, но попал по бедру. Мне удалось вывернуть ему руку, и нож выпал, а щербатый бросился за ним на землю, надеясь поймать или схватить первым. Я не стал ему препятствовать, а ударил коленом, сильно и точно попав прямо в скулу. Он взвыл от боли, но ухватив-таки нож, ткнул мне в живот снизу вверх. Я отбил его руку в сторону, а сам, выхватив свой клинок, вбил его противнику под лопатку. Он рухнул и затих, а я опустился на колени, тяжело дыша и сплевывая набежавшую кровь. В схватке у меня об зубы разбилась губа, наполняя рот солоноватым вкусом.

Трофеи…

Сапоги пришлись впору, а портянки я сделал из тряпок, которых теперь хватало. Примерился к щиту, но отбросил эту идею. Тяжеловат, мешает скрытно перемещаться, да и арбалетную стрелу не удержит. А что кистень? Хорошая штука, длинная, удобная. Кивнул сам себе, а топор закинул подальше в траву, под дерево.

Напоследок обработал мазью запястье и перевязался — не дело, чтобы рана кровила.

Глава 3

Жажда…

Вот, что меня беспокоит. Пока еще не сильно, но уже чувствительно. Наверное, вода есть в центре. И ведь придется туда идти, ничего не попишешь.

Бросив хмурый взгляд на холмы, я сплюнул и стал пробираться дальше в низину. Вскоре большие деревья сменились тонкими и лиственными, появилось больше кустов, сквозь которые не было видно вообще ничего. Здесь я наткнулся на мертвое тело, у которого была разворочена грудная клетка — как будто тараном ударили.

Продравшись сквозь заросли, я оказался на опушке леса, а передо мной расстилалось изрезанное мелкими овражками пространство, в центре которого громоздился большой двухэтажный дом с несколькими хозяйственными пристройками. В обычном селе это могло быть жилище зажиточного крестьянина или даже целой общины. Но никакой скотины тут конечно не было — это Арена Двух Дюжин, а не случайная деревенька в лесу. Здесь умирают, а не растят хлеб и детей.

Память по-прежнему не вернулась, но в моих мыслях устойчиво болталось понимание, что просто так сюда не попадают, такую «честь» надо заслужить. Так чем же я выбил это право для себя?

До невысокой изгороди всего шагов двести, а до стен еще сотня. Пространства большие, но и подобраться проще. Стелясь будто древесный уж по грязному оврагу, я прополз большую часть пути, почти к почерневшей стене одного из сараев. Немного выждал, а потом коротким рывком переместился под саму стену и привалился к ней, готовясь к следующей перебежке. Знаю, что рисковал и в любой момент мог поймать арбалетный болт. Обошлось.

Отсюда зеленая стена листвы, опоясывающая поляну выглядит очень плохо — кажется, что за мной наблюдают отовсюду, и я как на ладони.

Держа кистень наготове, я высовываюсь за угол, ожидая нападения, но никого нет. Этот сарай крайний, из-за угла видна еще пара строений и угол центрального дома.

Отступаю обратно и проверяю доски — хочу отодрать несколько, чтобы пролезть внутрь, но отвлекаюсь на волкодава, который трусит вдалеке, вдоль кромки леса. В пасти у него рука, отгрызенная примерно по локоть. Куда и зачем он ее тащит?

Возвращаюсь к доскам, и вскоре срываю одну из них, поддев ножом. И в эту же секунду оттуда вылетает наконечник копья, заметно проминая кирасу. От удара меня опрокидывает на спину и пару секунд я лежу, осознавая, как мне повезло. Рывком вскакиваю и вижу лицо очередного смертника Арены, совсем юного, смотрящего на меня из дыры в стене сарая. Лезть на легкое копье в темноту плохая идея, даже через ворота. Проклятье! Сейчас бы щит пригодился…

БОММ!

Одиннадцатый или уже двенадцатый? Сколько их всего, сто?

Если бы я был в доме и у меня был бы арбалет — стал бы я караулить одно или два окна? Да ни в жизнь! Обойдут с другой стороны. Гораздо надежней засесть повыше и убивать наверняка.

Придется рисковать.

Через минуту, тяжело дыша, я был уже около центрального дома. Сложенный из толстых бревен, он напоминал крепость. Огромный, раскинувшийся по большой территории, с несколькими пристройками. Три или четыре входа, из которых я вижу только два. Наверняка есть и другие. Соорудив на веревке петлю, за несколько попыток закидываю ее на выступ конька и потихоньку залезаю наверх. Там, схоронившись за трубой, начинаю разбирать дранку на крыше, стараясь не шуметь. Пока везет, людей не видно и не слышно, а парень с копьем, наверное, до сих пор гадает, куда я делся.

Закончив расширять дыру вкруше, аккуратно сползаю внутрь, вдоль трубы, в темноту чердака. Запах затхлости и дыма, паутина, сваленные как попало жерди, мусор и всякий хлам. Пройти тут и не нашуметь целое искусство. Хода вниз не видно, а из круглого слухового окна падает свет на большой деревянный сундук.

Звон стали и ругательства доносятся откуда-то сбоку, но выглянуть туда не могу, нет подходящих окон. Пробираюсь по захламленному полу, присаживаюсь у сундука и осторожно поднимаю крышку.

Ха-ха, вот это находка… Сверху лежит ярмарочный шутовской колпак с бубенчиками, под ним лоскутный наряд ярких цветов. Еще нашелся шелковый пояс, высокие остроносые сапожки тонкой кожи, два крысиных черепа и потертая колода карт. Что ж, теперь есть неплохой вариант скоротать время между смертельными схватками, раскладывая пасьянсы с мертвыми крысами…

Колпак я осторожно отложил, старые кости отодвинул, а вот карты меня заинтересовали. Они не имели ничего общего с теми, в которые режутся в кабаках и притонах. Да и мало их было; всего-то одиннадцать, но, с виду, сделанные из бумаги, они весили как металлические. И на каждой был собственный рисунок, а вернее сказать каша из множества кусочков изображений причудливо смешанных, но не повторяющихся. Будто какой-то сумасшедший сначала мелко накрошил рисунки, а потом сложил их, подчиняя своим безумным идеям.

Я взял одну из карт, потер пальцами, немного согнул, даже понюхал, но ничего нового не обнаружил. Увлекшись рассматриванием, попробовал перемешать, но пара карт выскользнула из моих рук и с глухим стуком воткнулась в дощатый пол рядом с моей ногой. Вытащив глубоко засевшие в дерево карты, я взял одну из них, развернул плоскостью к полу и отпустил. Карта воткнулась углом в пол, войдя в него почти на палец, а я настороженно прислушался.

Кто-то шел этажом ниже. Пол поскрипывал едва-едва, но этого хватало, чтобы представить себе, как кто-то настороженный и смертоносным ищет источник негромкого стука, вызванного падением моих карт. А следом до моих ушей донеслось легкое посвистывание, как будто человек выводил какую-то очень знакомую мне мелодию. И он совершенно не опасался быть обнаруженным! Это я понял не сразу, а лишь когда тихие шаги удалились.

Осторожно поднявшись, я выглянул в слуховое окно и сразу же отшатнулся в сторону — на поле между домом и лесом стоял и смотрел в мою сторону широкоплечий мужчина одетый лишь в холщевые штаны. От его обнаженного торса, перевитого буграми мышц и украшенного многочисленными татуировками, поднимался пар или дым, как от головни, выброшенной из костра.

Почему-то я не сомневался, что он меня заметил, словно почувствовал на себе его взгляд. Два ножа, кистень, неудобный внутри комнат, карты эти странные и склянки с ядом. Арсенал, конечно, разнообразен, но невелик.