Проклятый меч

И вдруг меня осенила еще одна идея. Что, если…

Дверь неожиданно отворилась, и в комнату вошла Марта Хэскилл. На этот раз она открыто посмотрела мне прямо в глаза.

— Все в порядке, Николас.

— В порядке? Что именно?

— Вас видели.

Она жестом отпустила стоявшего у двери Эндрю, и тот, глупо ухмыльнувшись, выскользнул из комнаты.

— До того как вас увидели над телом моего дяди… — Она судорожно сглотнула, но снова взяла себя в руки. — Люди видели, как вы выходили из дома.

— Ничего не понимаю.

Она быстро объяснила суть дела. Мне крупно повезло, что в тот момент, когда я решился осмотреть тело лежавшего на снегу человека, сын привратника Дэйви Парсонс, тот самый мальчик с ушами в форме кувшинов, выглянул из небольшого окошка во двор. Он видел, как я поднял меч, а потом бросил его в снег, когда на пороге появились люди. После этого Дэйви направился не к отцу, который снова отвесил бы ему подзатыльник или пнул под зад, а к сестре на кухню, а та тут же сообщила об этом своей госпоже. Сейчас я мог лишь предположить, что парень оказал мне услугу в благодарность за то, что я не позволил отцу наказать его вчера вечером. Или же поступил совершенно бескорыстно, обладая врожденным чувством справедливости. Как бы то ни было, но его показания в конце концов дошли до Марты, а она передала их Катберту Хэскиллу и другим кузенам. В конечном итоге это позволило снять с меня подозрения в убийстве. При этом Дэйви особо подчеркнул, что я заплакал над телом мертвого Элиаса Хэскилла. Он божился, что видел слезы на моих щеках. Возможно, просто не выносил слез. Я действительно вытирал глаза, увлажнившиеся от холодного зимнего ветра, но сейчас позволил себе предположить, что это могло произойти из-за жалости к несчастному старику Элиасу.

Марта добавила, что, помимо всего прочего, имелась еще одна причина освободить меня из заточения. В споре о смерти Элиаса победили холодные головы. Хотя поначалу моя вина всем казалась достаточно убедительной, тем более меня видели над телом хозяина дома с мечом в руках, через некоторое время кузены Элиаса пришли к выводу, что на самом деле у меня не было серьезных причин для его убийства. Точнее сказать, вообще не было никаких причин. Я совершенно посторонний человек в этом доме, мне безразлично, жив старик или нет, и самое главное — я не могу рассчитывать хотя бы на маленькую часть его наследства. Все эти факты в сочетании с показаниями ушастого парня явились достаточным основанием, чтобы выпустить меня из этой комнаты.

— Николас, вам следует как можно скорее уехать отсюда, — посоветовала Марта. — Не стоит дожидаться здесь прибытия мистера Фортескью.

— Мистера Фортескью?

— Это полицейский судья из Кембриджа.

— Значит, дорога на Кембридж свободна?

— Да, по ней уже можно ехать. Наш привратник Парсонс отправился за судьей. Даже если вы не успеете добраться до самого Кембриджа, то сможете остановиться в придорожной гостинице. Займитесь собственными делами. Уезжайте сейчас же и навестите своего Мэскилла.

Я совсем забыл о семействе Мэскилл, как, впрочем, и о том, что заблудился в этой глухомани и попал по чужому адресу.

— Николас, если вы не уедете сейчас же, то застрянете в нашем доме еще надолго.

— Марта, вы действительно хотите, чтобы я уехал?

— Это наше семейное дело.

— А разве я не нужен вам в качестве свидетеля?

— Вы же сами сказали, что ничего не знаете.

— Это было раньше, а сейчас я все знаю.

— Что именно?

— Знаю, кто убил вашего дядю.

Она продолжала было настаивать на своем, но я все же убедил ее собрать кузенов в гостиной, чтобы я мог объяснить им свои соображения по поводу убийства. При этом я намекнул, что той ночью видел кое-что интересное из своего окна, способное пролить свет на обстоятельства гибели Элиаса и разоблачить истинного убийцу. В этот момент я был абсолютно уверен в своей правоте и не скрывал этого. Но у меня имелась еще пара хороших идей, которые я хотел проверить, используя свое мастерство актера, готовящегося к новой сцене.

В этом был определенный риск. Однако мне казалось, что этот дом остался в долгу передо мной, заточив в комнате по ложному обвинению. Указующий перст направили на меня, а теперь я хотел направить его… на кое-кого другого. Кроме того, я всегда наслаждался моментом, когда в конце истории разоблачали злодея. Так, например, кончалась пьеса «Гамлет». И отчасти благодаря «Гамлету» я понял, как произошло это странное убийство.

Мне казалось, я долго сидел в заточении, хотя на самом деле прошло лишь несколько часов. Меня заперли в комнате Элиаса на рассвете, а сейчас время приближалось к полудню. В ярких лучах солнца, проникающих в гостиную сквозь узкое окно, весело выплясывали пылинки, а снег во дворе превращался в мокрую слякоть. На большом обеденном столе, покрытом толстым одеялом, лежал злосчастный меч, выставленный, вероятно, к прибытию полицейского судьи. Стараясь не прикасаться к нему, я внимательно посмотрел на клинок и еще раз убедился, что часть крестовины повреждена.

Когда в гостиной по просьбе Марты собрались представители рода Хэскилл, на их лицах застыла смесь негодования и любопытства. Она сказала им, что я намерен раскрыть некоторые обстоятельства смерти Элиаса. В гостиной появилась даже обезьяна Грант, хотя чуть позже домоправительница Абигейл загнала ее пинками обратно в клетку. Откровенно говоря, я сожалел об этом, поскольку видел в обезьянке своего союзника. Между тем Катберт смотрел на меня строгим взглядом профессионального адвоката, Роуланд был погружен в размышления о судьбах мира, старик Валентайн недовольно сверкал стеклами очков, а мадам Элизабет брезгливо принюхивалась. Казалось, ничто не объединяет этих людей, кроме их длинных носов и взаимной неприязни. Марта удалилась в дальний конец гостиной, а Абигейл позаботилась насчет вина и эля. Меч по-прежнему лежал на столе как главный приз этого празднества. Думаю, никто в гостиной не хотел даже прикасаться к оружию, будто на нем лежала печать вины. В противном случае его давно бы уже убрали.

— Господин Ревилл, — обратился ко мне Катберт с видом истинного знатока закона, — если вы хотите нам что-то сказать, то лучше приберегите это до приезда полицейского судьи.

— Согласен, — сразу же поддержал его Роуланд. — Мы должны подождать представителей власти.

— К тому времени следы могут исчезнуть, — возразил я, заставив их умолкнуть, хотя на самом деле понятия не имел, о чем собираюсь поведать. Однако по виду этих людей, рассевшихся вокруг стола и нервно ерзавших на стульях, я понял, что они с нетерпением ожидают от меня чудесного решения этой таинственной загадки. Все, за исключением одного человека, как мне тогда показалось.

Я начал издалека:

— Я знаю, как был убит Элиас Хэскилл. Каждый из вас входил к нему в комнату вчера вечером, чтобы пожелать спокойной ночи и…

— Да, — бесцеремонно прервала меня мадам Элизабет. — И мой дорогой кузен был жив, когда я вышла из его комнаты.

— Он был жив, даже когда вы все попрощались с ним, — уточнил я. — Нам известно об этом, потому что Абигейл последней заходила к нему в спальню, и в то время хозяин дома мирно погружался в сон.

Краешком глаза я заметил, как в самом конце гостиной домоправительница энергично закивала.

— Однако, — спокойно продолжил я, — никто из присутствующих так до сих пор и не доказал, что не входил в спальню Элиаса позже.

— Зачем нам это? — всполошился Катберт. — Будьте осторожны, Ревилл. Закон предусматривает строгое наказание для тех, кто выдвигает ложные обвинения.

— Я пока еще никого не обвинил, — ответил я, чувствуя легкое беспокойство и пытаясь справиться с ним, — но доводы разума подсказывают, что кто-то из кузенов имел самые серьезные мотивы для скорейшего устранения старика Элиаса. Во всяком случае, гораздо более серьезные, чем у актера, совершенно случайно попавшего в этот дом.