Проклятый меч
Шрифт:
Вальер был явно в восторге от своего нового друга, поскольку произнес с несвойственным ему уважением:
— Это Доменико Лазари.
Я чуть было не вскрикнул от удивления и отдернул руку, словно ухватился за раскаленный кирпич. Не поймите меня превратно. Я вовсе не упрекал Лазари за его поступки. В конце концов, он был одним из тех самых нуворишей, каким я сам мечтал когда-нибудь стать. Он самостоятельно поднялся вверх по лестнице и уже этим раздражал старых и кичливых аристократов. Меня не могла не восхищать подобная настойчивость. Но, потеряв вожделенный пост губернатора Константинополя и став обыкновенным чиновником, он испытал невыносимые страдания. И в порыве зависти набросился на дожа с необоснованной критикой, переходя порой всякие границы приличия и совершая бездумные поступки.
Вальер должен был понимать это. Мы стояли днем посреди оживленной площади Венеции, пожимали друг другу руки и фактически договаривались о свержении Ренье Зено. У меня могли быть большие проблемы, не менее серьезные, чем сейчас у Лазари. И Вальера никак нельзя исключать из этого списка, поскольку именно он бился об заклад и поставил большие деньги на то, что на сей раз Зено проиграет выборы. О чем он думал?
Я оттащил его в сторону и хрипло прошептал:
— Ты понимаешь, что делаешь, черт возьми? Этот человек для нас сейчас хуже отравы! Тем более что раньше ты не одобрял его поведение и упрекал за то, что он вынуждает дожа согласиться на выборы.
Вальер раздраженно отдернул руку и отошел от меня, в то время как новый знакомый не без любопытства наблюдал за нами со стороны. Вальер отмахнулся от моих предупреждений и, вне всякого сомнения, полностью изменил свое отношение к Лазари.
— Ничего страшного. Я не сказал ему о твоем… э-э-э… плане. Но он, конечно же, знает о нашем пари и о том, что победителем должен выйти определенный человек. У него много денег, и он хочет принять участие в нашем споре. Я имею в виду победу Фанези. Мы ничем не рискуем и не должны проиграть. Твоя репутация сейчас на самом высоком уровне, так что пользуйся этим.
Он подтолкнул меня к Лазари, и я, как дурак, не смог воспротивиться чарующей силе больших денег. Вот так и случилось, что на самой оживленной площади города, у всех на виду, я принял тугой кошелек от Доменико Лазари. Затем Лазари и Вальер разошлись в разные стороны, а я помчался домой, чтобы поскорее увидеть, что сделал Паскуаль с моим мечом. И только тогда вдруг вспомнил, что он недавно вернулся из Падуи. Возможно, у него были какие-то сведения о Катерине и я мог хотя бы узнать, по-прежнему ли любим этой замечательной девушкой. А теперь придется ждать следующей встречи, но это будет уже после того, как я выиграю пари.
Меч лежал в ножнах и ничуть не изменился. Только на этот раз он находился на моем грязном и поцарапанном столе, а не на роскошном резном диване во дворце Ка д'Орсеоло, на котором мы с Вальером заключили пари. На первый взгляд он не обнаруживал абсолютно никаких изменений. Рукоять украшали те же собачьи головы, что и раньше, и покрывала та же потертая от времени кожа, перетянутая тонкой проволокой. Мне было приятно сжимать рукоятку этого клинка, осознавая, что до меня многие опытные воины держали ее в руках и оставили следы пота и крови. Даже диск рукояти имел те же потертые края. Я бы убил Вальера, посмей он разрушить эту гениальную простоту оружия. Рукоять словно слилась с пальцами в единое целое. Она была настолько удобной, что, казалось, сам меч весил гораздо меньше. Я вынул лезвие из ножен и наконец-то увидел, что сделал с ним Вальер, — свежевыгравированная строка на латыни копировала первую надпись, расположенную на обратной стороне клинка.
«Qui est hilaris dator, hunc amat salvator, omnis avarus, nulli est carus».
«Спаситель любит щедрого дарителя, а скупой никому не нужен».
Ну что ж, очень удачная фраза, Паскуале.
Я не знаю, хотел ли он пошутить таким образом, имея в виду мое отношение к деньгам, но, видя, как я страстно мечтаю выиграть пари и тем самым сохранить оружие, скорее всего привел для меня эту фразу в качестве шутливого девиза. Завтра пройдут выборы нового дожа, и я поспешил на улицу, чтобы решить кое-какие дела с лавочником, которого видел недалеко от главной площади.
Ранним утром следующего дня я уже был в церкви Святого Грегорио и усердно молился за успех своего плана. Или по крайней мере за то, чтобы он не провалился
окончательно и бесповоротно. Все мои деньги, а также толстый кошелек Вальера были поставлены на избрание Пьетро Орсеоло. Но уже тогда я почувствовал — что-то пошло не так и все дело повисло на волоске. Под конец нашей пьянки Вальер вручил мне свои деньги, однако через неделю я случайно узнал, что гораздо большую сумму он поставил на вторичное избрание дожем Зено. А Вальер редко ставил на верное дело.Сначала все шло нормально. Я вертелся возле церкви Сан-Марко и видел, как туда вошел представитель Совета сорока, чтобы помолиться за исход предстоящего голосования. А довольно прилично одетый за мой счет Маламокко в это время играл на площади с какими-то палками и делал вид, будто оказался здесь совершенно случайно. Обычно площадь была заполнена большим количеством детей и подростков, но на этот раз опустела, поскольку я заплатил лавочнику хорошие деньги, чтобы он бесплатно угощал сорванцов медом, финиками и изюмом. Как только Маламокко распространил этот слух среди своих сверстников, перед базиликой не осталось ни единого конкурента. А человек, который сейчас там находился, получил строгую инструкцию остановить первого встречного мальчика и привести его во Дворец дожей.
Когда же человек, в котором я сразу же узнал Витале Микиеля, отца Марино, вышел на площадь и, щурясь от яркого солнца, осмотрелся, я понял, что наступил момент истины. Похоже, он был озадачен странным безлюдьем, но в этот момент мимо него с беззаботным видом прошел Маламокко. Четко выполняя инструкцию, Микиель остановил парня и, по-отцовски положив ему руку на плечо, повел во Дворец дожей. Я невольно издал вздох облегчения. Первое препятствие на пути реализации моего плана было успешно преодолено. Теперь все зависело от ловкости рук Маламокко и эффективности моих тренировок.
Какое-то время я следовал за этой парой, соблюдая определенную дистанцию, и собственными глазами видел, как они исчезли за парадной дверью похожего на укрепленную крепость дворца. После этого я стал ждать. Ожидание оказалось невыносимо долгим. Когда колокол Марангона пробил в полдень двенадцать ударов, я взмок от пота, опасаясь, что что-то пошло не так. А когда еще один час прошел без каких бы то ни было результатов, я уже почти полностью уверился, что мой план с треском провалился. Я бесцельно блуждал по улицам Венеции, пока вновь не оказался в сумрачном помещении церкви Святого Грегорио. Там я уселся на скамью в самом дальнем конце и стал молиться, проклиная свое невезение и тот день, когда позволил уговорить себя на этот заговор. И тогда у меня возникла тысяча вопросов. Почему Паскуале Вальер так легкомысленно отказался от возможности укрепить свое положение? Почему изменил свое отношение к главным участникам выборов? Было ли это просто новое пари или какое-то более серьезное решение? В конце концов я сообразил, что все мои последние действия оказались не такими уж успешными, как мне представлялось ранее. Я слишком упрощал ситуацию, не понимая истинной сложности подобных операций. Я осознал, что с моей стороны было непростительной глупостью даже думать о возможности влиять на избрание нового дожа Венеции. Ну почему я не занялся каким-нибудь честным, надежным и достаточно прибыльным бизнесом? И вот теперь, сидя в церкви, снизошел даже до молитвы: «Господи, помоги мне в сей час. Только Тебе одному известно, что я сделал это из лучших побуждений. Правящие круги города больше не позволят развязать кровавую войну между партиями. И только Тебе известно, как нуждается Венеция в мире и спокойствии. Но если они разоблачат меня, то ни за что на свете не простят того, что я сделал».
Однако, повторяя про себя эти слова, я хорошо знал, что Бог вряд ли услышит мои лживые мольбы, с помощью которых я обычно обманывал своих инвесторов. Так что ответ на свою молитву я услышал не от Бога, а от человека в черном, который незаметно проскользнул в церковь и уселся позади меня. По исходившему от него запаху я догадался, что это главарь всех воров Алимпато. Я начал поворачивать к нему голову, но он остановил меня своим сиплым голосом:
— Нет, не поворачивайся ко мне. Я не хочу привлекать внимание. Просто скажи, зачем тебе понадобился этот парень.