Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди

Не поднимаясь с колен, одноглазый ящерицей шмыгнул из шатра. Не успел разбойный князь прилечь на разостланные поверх охапки сена овечьи шкуры, как перед ним предстал татарин-богатырь, одетый в шитые из дорогого шелка, но изрядно обтрепанные халат и шальвары. Этот не торопился падать на колени, слегка прищурив и без того узкие угольно-черные глаза, верзила вопрошающе взглянул на предводителя.

Много пролитой совместно крови связывало бывшего Крымского мурзу и беспутного отпрыска рода Вишневецких, а потому понимали они друг друга почти без слов. Амир уже догадался, что вожак решился на какой-то очень опасный шаг и, внутренне сгорая от нетерпения узнать, что на этот раз задумал его друг и повелитель, с напускным бесстрастием ожидал распоряжений.

– Что, мурза, еще не надоело короне польской служить? – усаживаясь по-турецки на своем лежбище, спросил Анджей.

– Я давно уже лишь одному тебе, спаситель мой, служу, других господ не знаю. А что до короля шляхетского, так вряд ли в других краях да при иных правителях нам с тобою столь вольготно будет. В Крыму, к примеру, при нашем своеволии давно б уж на колу сидели. Неужто позабыл, как мы с тобою встретились? – почтительно ответил татарин и, приложив ладонь к груди, склонил голову.

– Да нет, помню, – насмешливо заверил князь. – Рад, что и ты о том не забываешь.

Лет семь тому назад – Анджей, будучи тайным посланником короля Августа в Крыму, выменял на русскую пленницу-красавицу приговоренного за какие-то грехи к лютой казни Амира. Хан Гирей счел, что рабство для своенравного мурзы будет более жестоким наказанием, чем смерть. Молодой же Вишневецкий, в отличие от сластолюбца-дядюшки, к чаровницам был почти равнодушен, и преданность смелого воина ценил гораздо больше, нежели непостоянную женскую любовь.

В очередной раз убедившись в правильности своего давнего выбора, он одобрительно взглянул на застывшего в смиренном ожидании ордынца и доверительно изрек:

– Здесь, похоже, жизнь привольная тоже кончилась. После смерти дяди каждый шелудивый пес, который раньше б даже тявкнуть не посмел, укусить норовит. С Радзивилловой подсказки посылает нас Стефан в стан к московитам. Велено ночью налететь да страху понагнать, а заодно заставить русских воевод уверовать, что хан на помощь королю прислал татарские тумены. Вот такие-то дела, чего молчишь? Дай совет разумный своему спасителю и господину.

Услышав дружеские нотки в речах хозяина, Амир уселся прямо на пол и рассудительно ответил:

– В советах чьих-либо ты, повелитель, вряд ли нуждаешься. Вижу, уже твердо порешил покинуть королевское войско. Все правильно, сколько можно, подобно гончим псам, впереди шляхты рыскать. Только надо это так свершить, чтоб король на нас не прогневался и, при случае, можно было б безбоязненно обратно в Речь Посполитую вернуться.

На заросшем белесой бородой лице Вишневецкого появилось явное изумление, татарин словно прочитал его мысли. С минуту помолчав, он недобро усмехнулся и сердито вымолвил:

– Шибко ты, Амир, умен для ордынца, – но тут же смягчившись, начал отдавать распоряжения. – Отбери десятка три людей, что понадежней. Как стемнеет, уведешь их в степь. В десяти верстах отсюда вниз по реке курган могильный есть, возле него и будешь меня ждать.

– А ты, господин? – мурза преданно взглянул в мутноголубые глаза Анджея.

– Я с остальными на тот берег пойду, приказ мадьяра исполнять. Сгину со всей своей хоругвью во славу короля, будь он трижды проклят. Ну а после войны, когда вернемся в Польшу, вряд ли даже Радзивилл осмелится что-либо в упрек сказать героям, чудом уцелевшим в сече со всем войском московским, – Вишневецкий пристально взглянул на татарина, желая узнать, как тот относится к неминуемой погибели соратников. Однако узкоглазый лик мурзы выражал полное безразличие к судьбе недавних товарищей по разбойному промыслу. Одобряя решение хозяина, он почти восторженно сказал:

– Не обделил тебя мудростью Аллах, – затем, презрительно скривившись, добавил: – А что касается людишек, так это нынче самый недорогой товар. И в Крыму, и в Речи Посполитой, да и в той же Московии много всякого отребья без дела мается. Надо будет, новых наберем.

Окончательно уверовав в преданность Амира, Анджей наконец-то решил посвятить мурзу в свои замыслы. Подойдя к татарину, он взял его за жидкую бородку и вкрадчиво изрек:

– Нам на первое время тех тридцати, которых ты с собой уведешь, с избытком хватит, а там – видно будет. Коли будет сопутствовать удача, так не над разбойной шайкой, над всем шляхетским войском власть возьмем.

Углядев в раскосых глазах ордынца не только удивление, но и страх, князь с дьявольской усмешкою продолжил:

– Думаешь, я оттого решил уйти, что Радзивиллова навета да королевского гнева испугался? Нет, Амир, хоть сейчас готов брюхатому литвину поклониться за то, что он на великие дела меня подвигнул. Нынче ночью не урусов резать пойдем, а дядин завет исполнять. Перед смертью завещал мне Казимир все свои владения, но взамен потребовал жену Воловича покарать. Ежели красавицу изловим, все богатство рода Вишневецких перейдет ко мне, а я найду, как им распорядиться. Это дядюшку скупость с трусостью подвели, иначе б уж давно сидел на королевском троне.

Выпустив из пальцев бороденку мурзы, Анджей тихо прошептал:

– Всю шляхту голозадую куплю, всех немчинов с малороссами, которые за медную деньгу мать родную продадут, служить себе заставлю, – и снова обратился к Амиру: – За меня держись, не пропадешь. Когда стану королем, тебя ордынским ханом сделаю. Вот тогда-то расквитаешься со своим обидчиком Гиреем.

Мурза в ответ лишь тяжело вздохнул. Князь расценил молчание татарина, как неверие в его замыслы и злобно рявкнул:

– Пошел прочь, да смотри, чтоб наши душегубы о своей участи не догадались раньше времени.

11

Как только последние всполохи вечерней зари утонули в волнах ковыль-травы, тридцать лучших воинов татарской хоругви под предводительством Амира покинули стойбище. Их уход не вызвал подозрений у собратьев. Высылать вперед лазутчиков было в обычае у молодого Вишневецкого. Подождав еще с часок, Анджей тоже тронулся в путь, уводя на верную погибель своих разбойников. Жалости к ним князь не испытывал.

– Безмозглые бараны, сколь народу загубили, а чуять смерти дух не научились, – думал благородный душегуб, глядя на ордынцев, которые, словно стая одичавших псов, потянулись вслед за вожаком.

В отличие от Амира, он, не таясь, повел хоругвь мимо сторожевых дозоров. Пускай все видят, как Вишневецкий первым пошел бить проклятых московитов.

Когда подъехали к реке, – Анджей дал приказ остановиться, и сам в сопровождении десятка телохранителей отправился искать брод. Пройдя вдоль берега с полверсты, они уже приметили удобное для переправы место, как вдруг послышались чьи-то голоса. Сумерки совсем сгустились, однако князь-разбойник, обладавший редким даром видеть даже в кромешной тьме, без особого труда различил взбирающихся на косогор людей, которых было всего трое, но сабли, что висели на боку у каждого, красноречиво свидетельствовали о причастности незнакомцев к ратному делу. Поначалу Вишневецкий принял пришельцев с того берега за шляхетских лазутчиков, его ввели в заблуждение их безбородые лица да польского покроя одежда.