Прометей, или Жизнь Бальзака
Шрифт:
Должно быть, Элен присвоила себе чернильницу Бальзака, потому что "взамен" подарила ему ту чернильницу, которую ей завещала ее крестная мать, госпожа де Ламуаньон. Из письма в письмо смелая мистификаторша продолжала сочинять историю своей жизни. Вот она сообщает, что вышла замуж. Ей приходится расстаться с Бретанью, и на прощание она раздарила приятельницам "все свои девичьи безделушки"... "Буду ли я счастлива? Одному Богу это ведомо! Мне жаль расставаться с родным краем, и, однако ж, единственная радость, которую я там изведала, исходила от вас. Я найду ее повсюду..." Такое восторженное поклонение, предметом которого оказался Бальзак, не могло не соблазнить его. В начале 1840 года Элен явилась к нему собственной персоной, великодушно предложила денежную помощь и не проявила неприступной добродетели. В марте Бальзак уже называет ее "моя дорогая Мари" (симптом безошибочный), занимает
"Моя дорогая Мари! Вот отработанные корректурные оттиски "Беатрисы", книги, к которой я благодаря вам питаю такую привязанность, какой никогда не чувствовал ни к одному своему произведению, и которая оказалась связующим звеном, породившим нашу дружбу. Я дарю такие вещи только тем, кто любит меня... и среди тех, кому я дарил их, не знаю сердца более чистого, более благородного, чем ваше... Шлю тысячу поцелуев. Addio, cara".
Эти излияния, это подношение рукописей составляют в глазах Бальзака доказательство любви. И они ни к чему не обязывают. Однако ему приятно было думать, что его любит ангел чистоты, дочь первобытной Бретани. Через месяц он сообщает Элен, что пишет новую пьесу, "Меркаде", и из доходов за нее заплатит долги, которые не мог погасить "Вотрен". "В октябре я заплачу по своей театральной закладной... Пишу об этом наспех, чтобы успокоить вас, бесценное мое сокровище. Спасибо за письмо, милая душечка..."
Но "очень скоро бретонскому ангелу подрезали крылышки". Некий Эдмон Кадор (кажется, это был не кто иной, как Роже де Бовуар, журналист, писавший под разными псевдонимами) сделал Бальзаку неоспоримые и неприятные разоблачения: Элен де Валет - вдова, фамилия ее по мужу Гужон; она признала своим незаконного ребенка, рожденного ею вне брака; ее открыто содержат два богатых человека; у нее было много мимолетных увлечений, и в числе ее любовников состоял и сам доносчик. Бальзак, жертва мистификации, написал мистификаторше (которая проводила то лето в Бретани), потребовал от нее объяснений. Она потеряла самообладание.
Элен де Валет - Бальзаку, Бати, 29 июля 1840 года:
"После вашего письма моя жизнь стала сплошным кошмаром, и когда я отвечала вам, то сама не знала, что делаю! Мне важна было одно: уверить вас, что я никогда не любила господина Кадора. Теперь вы просите меня рассказать подробно и правдиво обо всем... Я никогда не принадлежала этому человеку... Он забавлял меня, я терпела его возле себя из страха и из кокетства. В первый же день, как мы познакомились, он мне заявил, что был любовником Жорж Санд и что он стегал ее хлыстом! Это привело меня в ужас... Дорогой, вот и все, больше мне нечего об этом сказать... Кадор тщеславное существо. Вы могли бы вырвать у него мои письма, но не можете помешать ему болтать. Он почитал бы счастьем для себя оказаться замешанным в приключении, где его имя будет связано с именем такого человека, как вы. А мне этого совсем не хочется, я готова нести последствия своего преступного легкомыслия, но вы, мой любимый, должны оставаться в стороне..."
Элен де Валет, мистификаторша, опьяневшая от своей поэтической лжи, продолжала сочинять себе подкрашенную жизнь.
Элен де Валет - Бальзаку, август 1840 года:
"Мне следовало понять вас и питать к вам больше доверия. Мы с вами побеседуем, раз вы так добры, что проявляете интерес к моему положению. Я буду благоразумна... Я хотела сохранить свою независимость. Я бываю свободна десять месяцев в году. Я живу одна... Мне приходится иметь дело с честнейшим в мире человеком; ради меня он принес огромные жертвы как по части состояния, так и своего положения в обществе... У меня есть обязательства по отношению к нему. Ни за что на свете я не согласилась бы причинить ему хоть малейшее горе, и поэтому я трепетала, как бы этот гнусный Э.К. не скомпрометировал меня!.. У меня нет к графу тех чувств, которые я так желала бы иметь, но я знаю, что мне нужно окружать его доказательствами моей нежности к нему. Я хотела молчать обо всем и быть для вас видением, навсегда остаться для вас дикаркой, дочерью дикой Бретани... Но вот явился некий Кадор, назвал вам мое имя, рассказал о моем ребенке, и вы пожелали, чтобы я все открыла вам. Теперь вы все знаете обо мне - и хорошее, и дурное..."
В конце концов и сам Бальзак никогда не был образцом верности и не выказывал чрезмерного уважения к добродетели. Два актера нуждались друг в друге - для реплик. Элен была приятной подругой в путешествии, Бальзак должен был ей деньги. Зачем разрывать? В апреле 1841 года он съездил с Элен
в Бретань, чтобы еще раз посмотреть на Геранду, на Круазик и Батц, которые осматривал когда-то с госпожой де Берни. Он задумал закончить роман "Беатриса", последняя часть которого еще не была написана. 16 июля 1841 года Бальзак писал Ганской: "Душевная и телесная усталость заставили меня совершить маленькое путешествие по Бретани, занявшее две недели в апреле и несколько дней в мае. Я вернулся совсем больным. Весь конец мая провел в ванной, ежедневно сидел в ванне по три часа, чтобы избежать воспаления". Тогда ходили неприятные слухи о состоянии здоровья Элен де Валет.В последней части романа "Беатриса" в образе героини гораздо больше воплощена Элен де Валет, чем Мари д'Агу. Бальзак рисует неуравновешенную особу, обезумевшую от жажды мести, женщину, у которой жестокость внезапно берет верх над кокетством. "И может быть, Элен де Валет имеет отношение к этой метаморфозе", - пишет Морис Регар в своем предисловии к "Беатрисе". Она талантливо умела играть комедию любви, и слова Максима де Трай в беседе с герцогиней де Гранлье выражают собственные мысли Бальзака: "Подлинная любовь говорит: "Я люблю ее, пусть она низкое существо, пусть обманывает меня и будет обманывать впредь, пусть она видала виды, пусть она прошла огонь и воду!" И все-таки бежит к ней и видит синеву небес, райские цветы..." В 1841 году Бальзак посвятил "Сельского священника" Элен. Но в рабочем экземпляре, по которому он в 1845 году готовил роман к переизданию, он вычеркнул это посвящение. Любовники поссорились, и госпожа де Валет весьма резко требовала, чтобы Бальзак возвратил ей с процентами десять тысяч франков, которые она ему дала в долг. Жалкое и некрасивое любовное приключение!
А благородная Зюльма Карро, казалось, совсем была принесена в жертву новым увлечениям. Оноре не только не приезжал больше во Фрапель, но, даже когда госпожа Карро жила в Версале - так близко от Жарди, - он не находил времени хоть на минутку заглянуть к ней. Высокими душами всегда пренебрегают, потому что они никогда не жалуются, им противно плакаться.
"Вы, конечно, понимаете, что, если я не мог приехать в Версаль повидаться с вами, значит, я был связан неотложной работой; я едва сумел вырваться посмотреть диву. У меня в моих кампаниях нет ни времени, ни места для привалов и бивуаков. Вот я и тружусь. Написал "Дочь Евы", "Беатрису", "Провинциальную знаменитость" - всего пять томов in octavo [в восьмую долю листа (лат.)] - и печатаю сейчас "Сельского священника". Судите сами, какова моя жизнь..."
Зюльма Карро больше винила любовные интриги Бальзака, чем его труд.
"My dear, - писала она, - вы счастливы, я это знаю и не хочу, чтобы какие-нибудь посторонние мысли примешивались к теперешнему вашему блаженству... Узнав, что "Провинциальная знаменитость" вышла в свет, я раздобыла книгу. Это произведение, целиком продиктованное умом, но умом очень здравым, простое, без претензий. Давно уже ни одна из ваших книг не доставляла мне такого удовольствия... Мы идем с вами разными дорогами, и неудивительно, что нам не удается протянуть друг другу руку..."
Бальзак - Зюльме Карро, ноября 1839 года:
"Вы считаете меня счастливым? Боже мой! А ко мне пришло горе, тайное, глубокое горе, о котором и сказать нельзя. Что касается материальной стороны жизни, то написанных шестнадцати томов и созданных в этом году двадцати актов театральных пьес оказалось недостаточно! Сто пятьдесят тысяч франков, заработанные мною, не принесли спокойствия!.. Жарди должно было составить мое счастье во многих отношениях, а оно разорило меня. Больше не хочу иметь сердце. Поэтому я весьма серьезно подумываю о женитьбе. Если вам встретится девушка лет двадцати двух, богатая невеста с приданым в двести тысяч или хотя бы в сто тысяч франков, лишь бы ее приданое можно было употребить для моих дел, вспомните обо мне. Я хочу, чтобы моя жена могла приноровиться к любым обстоятельствам моей жизни, могла бы стать женою посла или усердной хозяйкой в Жарди. Но никому не говорите - это секрет. Она должна быть девушкой честолюбивой и умной..."
Зюльма Карро - Бальзаку, 2 декабря 1839 года:
"Я не знаю ни одной девицы, отвечающей поставленным вами условиям, да если бы и знала такую, то меня остановили бы ваши слова: "Больше не хочу иметь сердце и поэтому подумываю о женитьбе". В моих глазах, еще больше, чем прежде, брак - дело серьезное. Я много размышляла над вашей "Физиологией брака", и как же мне оказались знакомы все несчастья и бедствия, которые мужья сами насаждают в семье. И у меня теперь слезы подступают к горлу, всякий раз как я бываю на свадьбах. Позвольте же мне не принимать никакого участия в деле, которое, может быть, станет для вас мучением всей жизни".