Прометей: каменный век II
Шрифт:
Лар с пятеркой лучших охотников стоял рядом, слыша весь мой разговор. Я заставил его взять с собой Гау, в случае столкновения с врагом, Гау как лучник стоил пятерых воинов. Он стал чрезвычайно метким и скорострельным.
Когда делегация двинулась в путь, я окрикнул Лара, который торопливо подошел:
– Лар, смотри, все время выставляй дозор. Выдры могут не поверить Мену и может захотят напасть на вас. Если нападут, отстреливайтесь и возвращайтесь, не надо с ними воевать! Ты меня понял?
– Понял, Макс Са!
– Хорошо, иди, Лар! Жду вас через одну руку и один день.
Проводив взглядом процессию, велел Хаду собрать всех на площадке перед дворцом.
– Народ племени Рус!
Все разговоры мгновенно стихли. Лица у людей напряжены: мало кто меня видел одетым, да еще в такие странные шкуры. А собирал я их тоже крайне редко. Последнее собрание закончилось казнью Бера, поэтому все напряжены.
– Сейчас я вам зачитаю десять законов. По этим десяти законам мы все будем жить. Тех, кто нарушит эти законы, ждет смерть и поедание рыбами.
При этих словах по толпе прошел шепоток, никому не хотелось лишиться шанса на перевоплощение. Я неторопливо зачитал каждый закон, подробно расшифровывая смысл и значение терминов закона. Половину того, что говорил, люди не понимали: мне приходилось повторять снова, прибегая к помощи то Хада, то Ара.
Когда я закончил, несколько минут стояла тишина.
– Если у вас есть вопросы, спрашивайте, – обратился к молчащим.
– Я хочу взять женщину, можно взять? – сказавший был из племени Уна, молодой парень, который недавно вступил в пору взросления.
– Ты должен привести эту женщину ко мне. Если у нее и у тебя есть отец или мать, они должны прийти с вами. И тогда Великий Дух Макс Са даст вам свое разрешение.
Мой ответ удовлетворил и парня, и всех остальных: напряженность с их лиц исчезла. Остальные пункты их пока мало волновали: убийств внутри племени практически не бывало, а воровства не было по причине отсутствия предметов для воровства.
– Если вам все понятно, можете вернуться к своим хижинам, – отпустил я людей, которые больше вопросов не задавали.
Ветер налетел внезапно, небо заволокло тучами, и стало практически темно. Ветер был сильный: пальмы гнулись, с большинства хижин сорвало куски шкур и пальмовые листья, которыми накрывали крыши. Молнии сверкали постоянно, чуть запоздало прокатывался гром, словно стрельба из мощных пушек.
Я стоял под дождем, картинно воздев руки к небу, и декламировал стихи Пушкина. Часть дикарей, не успевших уйти до начала грозы, прижималась к стене моего дворца, испуганно вскрикивая при каждом раскате грома. Невероятно, но внезапная гроза была словно по заказу, завершая мои слова о начале новой жизни. Спиной чувствовал на себе взгляды соплеменников, наверное, в их глазах я как минимум божество, управляющее стихиями. Прошел около тридцати метров и остановился под высокой пальмой, однако вовремя вспомнив совет нашего преподавателя ОБЖ, покинул это место.
Удар молнии попал в ту самую пальму минуту спустя: от нее полетели щепки, и часть пальмы загорелась, ствол раскололся, и пылающая верхушка рухнула на землю. Я даже не оглянулся, мною овладело веселье, граничащее с безумием. Вспомнив песню про буревестника Горького, бегал под проливным дождем и распевал ее во всю силу своего голоса. В промежутке, когда не было грома и порывы ветра стихали, мой голос разносился на половину селения. На минуту я представил, о чем будут завтра шептаться в племени, и расхохотался, запрокинув голову. Со стороны это, наверное, выглядело жутко, потому что
дикари, жавшиеся к стене моего дворца, отводили от меня взгляд и закрывали голову руками.Ветер немного ослабел, теперь его порывы были не столь яростны. Молнии тоже били теперь реже, но дождь продолжался, хотя тучи частично разошлись. Среди тех, кто не успел уйти к хижинам, был Хад, даже он на меня смотрел с суеверным ужасом.
– Сдрейфил, Хад? Ты не боись, молнии мои сестры, гром – это голос отца моего небесного, иже еси на небеси, – дальше слов молитвы я не знал, но и этого хватило, чтобы Хад рухнул на колени.
– Вставай, Хад, надо посмотреть, не причинила ли гроза повреждения загону и ячменному полю. Дождь понемногу стал ослабевать, и я в сопровождении дикаря начал осмотр. Часть колосьев на ячменном поле полегла, но думаю поднимутся, как выйдет солнце. Загон был цел, а вот животные дрожали от страха, что меня сильно удивило. И лишь Хад, сказавший, что такое он видит впервые за свою жизнь, таким образом дал ответ на странное поведение животных. Бима радостно заржала и рванула ко мне, чуть не зашибив баранчика. Все-таки это были бараны, а не козы. Чем старше становились мои ягнята, тем отчетливее проступали черты принадлежности к баранам.
«На море, наверное, в такую погоду волны нехилые», – подумал и сразу воскликнул вслух:
– Плот!
Я бегом рванул к побережье, Хад не успел стартануть и отстал, не успевая за мной. Конечно, плот я зафиксировал, но чем черт не шутит. Еще подбегая к берегу, заметил черную точку в воде, примерно в нескольких сотнях метров. Но мой плот лежал на песке в целости и невредимости. А что же тогда на воде? Это определенно было что-то довольно большое и оно двигалось в нашу сторону, подгоняемое волнами.
Запыхавшись, добежал Хад, я указал рукой на темное пятно на воде.
– Это деревья, много деревьев, – Хад оглянулся вокруг и почти радостно завопил:
– Макс Са, вот такие деревья!
Я проследил за его взглядом и рукой: дикарь показывал на мой плот на берегу. Он что, хочет сказать, что в нашу сторону движется плот?
Однако всмотревшись внимательнее, мне показалось, что темное пятно имеет конфигурацию прямоугольника. Плохая видимость не позволяла увидеть детали, но через полчаса сомнений не осталось: это был плот, и на нем кто-то находился. Очертания человеческой фигуры немного были размыты, но это точно человек.
Полчаса мы простояли на берегу в томительном ожидании, теперь плот был всего в паре сотен метров: тучи стали понемногу расходиться, и видимость улучшилась. Человек, лица которого не было видно, стоя на коленях, греб руками, стараясь быстрее достичь берега. Не видеть нас он не мог, но смело греб к нам, что для каменного века было либо большой смелостью, либо большой глупостью.
Когда солнце вышло полностью и плот находился примерно в пятидесяти метрах, волосы неизвестного вспыхнули рыжим огнем.
«Да это блондин», – мысленно офигел я, в этот момент неизвестный поднял голову и медленно встал на плоту, который теперь несло приливом без помощи гребца.
«Ни куя себе», – непроизвольно вырвалось у меня: на плоту стояла молодая рыжеволосая девушка, которая, выпрямившись во весь рост, смотрела на нас без страха и смущения.
– Хад помоги ей, – сказал я дикарю, который стоял, вытаращив глаза. Хад зашел в воду по пояс и поймал крайнее бревно и потянул его на себя. Край плота коснулся песка, молодая женщина наклонилась и взяла с плота длинное тонкое копье. Одним прыжком она спрыгнула с плота и, горделиво встав передо мной, проронила одно лишь слово: