Прометей: каменный век
Шрифт:
— Голова плохо, — этим словом «плохо» луома заменяли половину слов в русском языке.
— Надо говорить не плохо, а болит, — я нашел таблетку обезболивающего и дал ей выпить, пришлось объяснять, что это ни соль, ни камень, а такая вещь, которая плохо меняет на хорошо. Минут через двадцать Нел призналась:
— Хорошо, — смутилась и поправилась, — не болит Макс. Она съела небольшой кусочек мяса и попросилась в туалет. Я помог ей дойти до моря, поддерживая ее за талию.
— Макс уходить, я плохо, стыдно при тебе, — вот тебе и бабушка Юрьев День. Совсем недавно не стеснялась, даже на палатке мне любовное послание мочой оставила, а сейчас стесняется. Вот и не верь после этого, что хороший удар по голове прочищает мозги. Я отошел
Нел, порывалась говорить, зрачки у нее оба были в норме, но я ей запретил, пообещав завтра дать ей выговориться. Я нормально отоспался за эту ночь, Нел спала спокойно, дыхание было ровное. Во сне она несколько раз произнесла моё имя, это было в новинку, раньше не замечал за ней разговоров во сне.
Утром проснулся от прикосновения, рядом со мной сидела девушка и гладила меня по волосам. Судя по освещенности палатки солнце встало давно, это сколько же я спал?
— Нел, кто разрешил тебе встать? — придаю голосу твердости.
— Хорошо, не болит Макс, хорошо, — она дотрагивается до затылка, показывая, что боли нет. Но настоящий шок меня ожидал когда вышел: солнце стояло в зените, а Нел оказывается успела с утра встать и приготовить завтрак. Хочу рычать, у человека тяжелый ушиб мозга, только вышла из комы, а она носится по лагерю и готовит еду.
— Нел, рычу я гневно, — тебе нельзя ходить, ничего делать нельзя одну руку дней, растопыриваю пальцы, чтобы эта дикарка лучше поняла.
— Это пять дней, а не одна рука дней, — троллит меня моя красавица с перевязанной головой. О, Боги, этот мир сошел с ума, у нее что после ушиба проснулись скрытые резервы мозга? Под руку веду ее к костру, на котором для меня персонально греется кусок мяса. Вытаскиваю его, кидаю на валун, заменяющий нам стол. Строго приказав не двигаться с места, выплескиваю бульон и тщательно мою котелок в ручье, набираю воду и ставлю на огонь: буду обрабатывать рану. Йод и зеленка в аптечке есть, но вначале надо удалить повязку и немного срезать волосы, что прилипли к корке.
Испуганная моим грозным видом, девушка сидит молча, даже не издает звука стойко перенося все мои манипуляции. Рана небольшая, осторожно удаляю повязку, срезаю волосы, образуя небольшую плешь. Тщательно промываю теплой кипяченой водой, обрабатываю фурацилином, растворив таблетку в воде. Снова промокнув и высушив рану, накладываю вторую повязку. Теперь забинтовать и вуаля, все готово.
Подзываю братьев, подбирая слова долго объясняю, что Нел нельзя бегать, нельзя работать пять дней. Что готовить будем сами, а ей надо лежать и отдыхать, лишь иногда выходя на солнце.
— А секса можно? — карие глаза девушки блестят. Раг и Бар тоже хохочут, они уже хорошо знают, что значит это слово, наверное сестра подсказала. Это она серьезно?
Но ее ухмыляющееся лицо говорит, что она просто меня проверяет.
— И секс нельзя, — говорю строго. Теперь она поверила, обещает не бегать и ничего не делать в течение пяти дней. Нел не знает, что потеряла ребенка, пару раз ее застаю с ладонью на животе, но не могу ей сказать правды сейчас. Когда поправится и придет в себя окончательно, тогда и скажу.
Эти пять дней прошли быстро, утром проснувшись не вижу Нел: она возится у костра жаря мясо, значит уже успела сходить к леднику и вернуться. Увидев меня она смеется:
— Пять дней нет, Макс. Сейчас хорошо, не болит, хорошо. Разматываю повязку, рана хорошо зажила, есть признаки пролиферации, края корочки начинают отторгаться от кожи. Снова заматываю, если оставить открытой, не удержится, начнет ковырять, еще инфекцию занесет. Через несколько дней корочка отпала, Нел щеголяла с небольшой
проплешиной на затылке, которая впрочем не была видна. Жизнь вернулась в свое русло и потекли обычные наши рабочие дни.Я пошел на охоту вместе с пацанами, оставив Нел в лагере. На этот раз нам долго не удавалось найти подходящую добычу, везде были буйволы, которые при нашем приближении сбивались в тесную стену, не давая отделить животное от стада. Да и не под силу нам было завалить взрослое животное без огнестрела. Патроны я решил беречь, неизвестно какие проблемы еще ожидают нас впереди. Наш обстрел рогаток причинял боль буйволам, они яростно ревели и мычали, но расстроить их ряды мы не смогли.
Единственной нашей добычей оказались два суслика, антилопы куда-то исчезли. Когда дошли до первого ручья среди скал, я понял причину: на мягкой почве постоянно влажной от воды виднелись отпечатки лап, похожие на кошачьи. Только были они раз в десять больше. Братья заспорили это рах или рох. Рах кажется был лев, а рох другая кошка, а может наоборот. Но наличие большого количества отпечатков недалеко от лагеря меня встревожило.
Домой мы шли оглядываясь, львиная семья здесь бывала и раньше, но антилопы не исчезали, они паслись довольно спокойно. Когда мы уже были недалеко от обрыва, Рагу удалось метким ударом подбить ярко-зеленую птицу с блестящими перьями, на которых чередовались фрагменты отливающие золотом. Птица взлетела с травы и хлопая крыльями пыталась набрать высоту, но парень сбил ее на лету. Она была меньше курицы, возможно это был предок фазана, именно это сравнение пришло мне в голову при осмотре нашей добычи.
За год Раг сильно вырос и сейчас его макушка была по нос, Бар был немного ниже. Племя, не имевшее так много ресурсов и питавшееся от случая к случаю, не могли предоставить достаточной еды для растущего организма, к тому же ели они полусырое жаренное на прямом огне. У меня же в рационе был и китовый жир, источник омега кислот и способы приготовления пищи были более совершенные. Периодически я кормил ребят и земными запасами, чтобы питание было максимально полноценным и сбалансированным. По силе мальчики мне все еще уступали, но пара лет и я думаю будут даже сильнее меня, взращенного на безделье цивилизации двадцать первого века. Хотя справедливости ради надо отметить, я сам стал куда сильнее и рельефнее: мышцы были крепкими и чувствовал себя отлично.
Срубленные для плота бревна сохли на берегу, периодически мы их перекатывали, чтобы все сторны оказывались под солнечными лучами. За солью со мной плавали по очереди все, понемногу учил ребят грести и управлять плотом, это пригодится при нашем переселении.
Прошел месяц после трагического случая с Нел, я как раз собирался на охоту с утра, мальчики уже ждали у обрыва, когда услышал испуганный крик Нел. Она стояла в море по колено, немного приподняв свою набедренную повязку, рука была в крови. Первой мыслью было, что ее поранила рыба, но подбежав по лицу девушки понял, что у нее просто появились месячные и ее это шокировало.
— Ребенок нет, кровь есть. Ребенок нет, Макс, — девушка выглядела растерянной и расстроенной.
— Ничего, Нел, еще будет десять детей, главное, что с тобой все хорошо.
Я обнял и притянул к себе девушку и впервые я услышал как она плачет: ее плечи подрагивали, она шмыгала носом. Ее плач был похож на завывание, долго она не могла успокоиться повторяя как мантру: «ребенок нет, кровь есть». На охоту я не пошел, отправив ребят самих, строго наказав не рисковать.
Мы сидели с Нел у костра, я долго говорил ей сколько у нас еще будет детей, даже придумывал им имена, пока она не успокоилась. Потом мы сняли с троса рыбу, что наловил в последние дни Раг, мастерски попадая в них копьем. Рыбу я старался как можно чаще давать в еду, но луома рыбу не любили. Ели конечно, но без фанатизма. Я же скучал по картошке, хлебу, коле, и помидорам. За картошку и помидоры отдал бы многое не задумываясь.