Промежуточный человек

Отпуск кончился, и с понедельника Сватов вышел на работу. На студии про его неприятности уже знали, но отнеслись к ним буднично и вполне сочувственно. К «сигналам» здесь давно привыкли, тем более к анонимным, и всегда жили в ожидании, кто же следующий. Закончив планерку, директор студии попросил Виктора Аркадьевича задержаться.

— Присаживайтесь, — директор поднялся и кивнул на одно из кресел в дальнем углу кабинета. — Курите.

Такое начало не предвещало ничего хорошего.

Они когда-то вместе начинали и только на людях были на «вы». Относился директор к Сватову даже лучше, чем к старому приятелю. Как и все мы, близко знавшие Виктора Аркадьевича, он его любил, к историям, в которые Сватов так часто попадал, всегда бывал снисходительным, начинать неприятный разговор ему совершенно не хотелось.

Наконец, вздохнув и потирая рукой постоянно болевшую от радикулита поясницу, он подошел к сейфу, взял письмо двумя пальцами за угол конверта, подчеркнуто брезгливо пронес его через всю комнату и выложил на журнальный столик перед Виктором Аркадьевичем. «Как стало известно из достоверных источников…» Глаза Сватова привычно схватили печатный текст.

— Письма с таким началом я обычно не читаю, — директор снова вздохнул. — Но звонили из приемной товарища Архипова. Просили о т н е с т и с ь. Ты подряд не читай, суть подчеркнута. Бумаги на стройматериалы, я надеюсь, у тебя есть?

Бумаги, естественно, были.

— Ну, это не главное, — хозяин кабинета заметно взбодрился. — Что там у тебя с тарной базой? — На Сватова он не смотрел, стоял у окна, пыхал дымом, смешно раздувая щеки, как человек, так и не научившийся курить. — И потом… Эта история с бурводами…

Начальника тарно-ремонтного предприятия Федор Архипович разыскал непостижимым образом. Мы о нем и вообще забыли. Федька же докопался и привлек его к делу. Что вышло совсем удачно.

Разумеется, Филиппович был привлечен к делу не в качестве свидетеля, тем более не пострадавшим — здесь Федька снова проявил изощренность, — а прямым соучастником злодеяний. Хитрость в том, что в свидетелях Филиппович не принес бы никакой пользы, попросту бы отказался что-либо вспомнить. А вот оказавшись обвиняемым, он сразу проявил необходимую активность. Защищаясь, естественно, повернул все в нужную Федору Архиповичу сторону. Все вспомнил, все рассказал, как было: и жали на него, и авторитетами давили, да и вообще пользовались недозволенными методами. Особенно Сватов. О звонке заместителя министра с просьбой помочь Дубровину Филиппович не вспоминал — ему с тем еще работать, да звонок к делу и не подошьешь.

Действовал Федька точно, тонко, с пониманием нюансов.

Во времени-то все сдвинулось, получалось, что материалы на тарной базе Сватов выколачивал уже не по просьбе Дубровина, а для себя. И дело принимало уже совсем иную окраску, обретало иной характер. Ведь когда журналист, пользуясь предоставленными ему правами, вступается за справедливость — это одно. А совсем иное, когда, козыряя удостоверением, он удовлетворяет свои потребности.

Не случайно и то, что только Анну Васильевну с Константином Павловичем Федор Архипович выставил свидетелями. Об остальных Федька был уверен, что рыльце у них в пушку, а значит, как только им хвосты прищемят, сразу начнут активничать, друг друга топить. Вот и начальник бурвод Олег Михайлович только тогда покатил на Сватова, а особенно на завмага Петю, втянувшего его в эту историю, когда почувствовал, что запахло жареным, и не в стороне где-нибудь, а его собственные пятки прихватило. Тут он и выложил все, что думал про Сватова, и все, что знал про завмага Петю… А старики? Эти, оказавшись обвиняемыми, ничего, кроме вреда, принести Федьке не могли: им-то было что на него заявить. Нет, гораздо спокойнее, да и для дела лучше, чтобы, оказавшись в свидетелях, они стали бы по своей бесхитростности выгораживать Сватова с Дубровиным и наивно запутывать дело, что только и нужно — для большей достоверности.

— Неужели нельзя обойтись без всего этого? — Директор снова тяжело вздохнул. — Строят же люди и дома, и дачи… — Директор сам имел дачу и прекрасно знал, что без всего э т о г о нельзя построить даже собачью конуру. — Слушай, а какие у тебя новости с Союзом писателей?

Виктор Аркадьевич вопрос понял. Вот уже больше года тянулась его история со вступлением в Союз писателей. Член СП — это сразу же сняло бы множество вопросов. Еще только задумав покупку дома, Сватов отыскал какое-то доисторическое (правда, никем не отмененное) постановление, разрешающее членам Союза писателей приобретение (на правах собственности) сельских домов у себя на родине. Ну, насчет родины — это нюансы, родина — это не всегда там, где человек родился, чаще это то место, где он себя ощутил…

Но ничего нового со вступлением не было.

Еще раз, уже совсем тяжело вздохнув, директор отошел наконец от окна, раздавил окурок в пепельнице, с досады растер табак между пальцами.

— Двигай-ка ты, Витя, прямо к Архипову. Машину я уже вызвал. Ничего мы здесь с тобой не придумаем, пока не разведаем, что к чему. Я и сам хотел позвонить, но потом подумал, что тебе это удобнее. — О близких отношениях Сватова с товарищем Архиповым он знал.

— А по-моему, это все чепуха, — сказал Сватов.

Никакой особой тревоги он не чувствовал, но от машины отказываться не стал и советом директора воспользовался.

Помощник товарища Архипова, прекрасно знавший про благосклонное внимание шефа к Виктору Аркадьевичу, на сей раз встретил его подчеркнуто сухо, не ответив на вопрос, на месте ли с а м, прошел в свой кабинет, жестом приглашая Сватова следовать за ним.

— Очень хорошо, что вы заглянули. Товарищ Архипов поручил мне с вами переговорить, разумеется, конфиденциально. Скажите, Виктор Аркадьевич, у вас есть… враги в научном мире? Ну, скажем, в области АСУ или экономической кибернетики. Сами-то вы по строительству защищались?.. Ну, завистники там, недоброжелатели… или, может быть, друзья?

— Это что ж, — Сватов усмехнулся, — по нынешним временам одно и то же?

Помощник промолчал. Игривая самоуверенность собеседника не казалась ему уместной.

— Речь идет об одном весьма неприятном документе… к сожалению, в нем фигурирует и ваше имя. Причем не в лучшем контексте.

В последнем Сватов не сомневался. Но при чем здесь АСУ?

— Дело в том, что документ анонимный, но отпечатан он на множительной машине, которая используется у нас исключительно в этой области. Да и бумага… Может быть, у вас есть какие-нибудь соображения насчет авторства? Нет, ну тогда давайте пройдемся по фактам…

Помощник спрашивал, заглядывая в бумагу, Сватов давал разъяснения. Факты подтверждались, во всяком случае, те, которые касались лично его. А об остальных и не спрашивали.

— Все верно, — сказал он с облегчением, когда помощник перевернул последнюю страницу.

Никакого удовольствия хозяину кабинета это признание не доставило. Даже напротив, оно его огорчило. Ну, может быть, все-таки есть искажения, отступления от действительности, подтасовки? Не все же именно так было?

— Почему не все? Все. Фактически все верно. А что касается трактовки… Тут у каждого свое право и свой взгляд — это вообще от мировоззрения. Вот этот абзац, например. — Сватов потянулся к бумагам, но помощник остановил его жестом. — Ну, о том, что «являясь преуспевающим деятелем культуры…»

Помощник зачитал:

— «…безжалостно эксплуатирует свой талант, добиваясь известности и особого положения в обществе. Безнаказанно пользуется вниманием влиятельных лиц даже в правительстве республики, а некоторых своими фильмами, книгами и статьями ухитрился расположить к себе и заполучить в покровители…»

— Это, по-моему, даже хорошо изложено, — язвил Сватов. — Во всяком случае, лестно, как и всякое признание заслуг. Жаль, книг у меня пока маловато, что настораживает. Подозреваю, что книг-то моих автор письма не читал… Хотя по этому признаку его вряд ли удастся разыскать…

Можно подумать, что здесь перед нами все тот же Виктор Аркадьевич Сватов — спокойный, уверенный в себе, отчего и всесильный. Ведь именно самоуверенность Сватова, являясь как бы выражением его внутренней силы, эту силу как раз и питала.

Можно было предположить, что и сейчас все назревающие неприятности, все тучи, сгущающиеся над головой, развеет Сватов легко и непринужденно. Но…

Суждено было, оказывается, Виктору Аркадьевичу, только-только взобравшемуся в зенит своего благополучия, пережить и еще одну метаморфозу, на сей раз весьма отрицательного свойства.