Пропала, или Как влюбить в себя жену

Если бы у меня была возможность запечатлеть непроницаемое, похренестическое лицо Бестужева, при разговорах о самом ребенке, да и при умилении им, я бы с радостью этим воспользовалась. Но мои руки были заняты сладким пупсиком.

– А почему на нем нет подгузника?
– спрашиваю я.

– А мы его одеваем только тогда, когда куда-то едем. Это же вредно для мальчиков, парниковый эффект, яички преют, а в будущем это грозит бесплодием.

– Во-первых, надеваем, Варя, - откладывая телефон в сторону, неожиданно произносит Глеб.
– Во-вторых, это все редкостная херня. Максимум, что будет от подгузников – это опрелости. Но если ребенку его вовремя менять, то ничего ему не грозит. Более того, если ты внимательно посмотришь на упаковку от одноразовых трусов и подгузников, то увидишь, что они обладают впитывающим эффектом, поглощают влагу, а не накапливают ее по типу парника. И да, по поводу херни, то есть бесплодия. За выработку тестостерона отвечают клетки Лейдига, которые находятся в тех самых яичках вашего Ярослава. Однако до восьми лет они практически не работают и становятся активными только в преддверии полового созревания. Даже если чисто теоретически предположить, что температура в грязном подгузнике вашего Ярослава достигает температуры сорока пяти градусов, то ему на это по хрен, потому что нельзя навредить тому, чего нет. А вот если ваш Ярик вдруг станет любителем поносить подгузники в лет так десять, то да, некоторые проблемы все же будут. Но бесплодным он все равно не станет. Просто его сперматозоиды будут обладать меньшей скоростью при передвижении. Вот и все, - на одном дыхании произносит Бестужев, а после, как ни в чем не бывало, отпивает из стакана воду.

– Спасибо за пояснение, будем знать, - растерянно бросает Варя.

– Всегда пожалуйста.

Нет слов, остались только звуки. Я уже забыла каким колким он может быть. И вроде бы не сказал ничего оскорбительного, но при этом выглядело это, мягко говоря, некрасиво. Всезнайка хренов. Когда только о детях мог узнать?

– Давайте выпьем чай? Как раз попробуем Сонин торт, - предлагает Варя, вставая с дивана.

– Давай, - все еще растерянно произношу я.

– Мне, пожалуйста, кофе, - просит вполне себе доброжелательно Бестужев.

– Олег, пойдем поможешь мне все принести, - зовет своего мужа Варя.

– А ты не боишься оставлять меня с ним одну?
– уже у двери обращаюсь к Варе, переводя взгляд на малыша в моих руках.

– Набирайся опыта, - подмигивает мне, оставляя нас с Глебом наедине. Перевожу на него взгляд и только спустя несколько секунд он поворачивается ко мне.

– Ты что-то хочешь мне сказать, Соня?

– Да. Сядь поближе ко мне, пожалуйста.

– И без того душно. Здесь ужасная вентиляция и повышенная влажность. Не хочу.

– Пожалуйста, - как можно спокойнее произношу я.

– Зачем?
– вставая с кресла, интересуется Бестужев, смотря на меня. И тем не менее садится рядом.

– Хочу, чтобы ты посидел со мной. Тебе нравится Ярослав?

– Тебе честно или приятно?

– О, Господи. Давай честно.

– Страшненький. Хорошо, что мальчик. В жизни будет легче устроиться.

– Знаешь что?!

– Знаю. Он некрасивый, Соня. Что бы ты мне сейчас ни говорила. Не отрицаю возможности, что в будущем он станет симпатичным, дети меняются. Но я не обязан говорить какой перед нами красивый ребенок, если он для меня таковым не является. И умиляться чужим детям я тоже не обязан. Однако я не говорю Варе и Олегу о том, что их ребенок страшненький из уважения к ним. Кстати, ты чувствуешь запах?

– Запах крови от того, что я дам тебе сейчас в нос?!

– Нет, запах какашек. Ярик нагадил. Стоило все-таки надеть подгузник, ибо теперь у тебя платье не белое, - приподнимаю чуть выше малыша, смотря на свою… уже не белую юбку…

***

Может день получился ужасным из-за того, что я вернулась за подарком и примета сбылась? Господи, кого я обманываю? Даже если бы я никуда не вернулась, Глеб бы вел себя точно так же.

– Почему ты не любишь детей?
– неожиданно задаю вопрос, как только мы входим в дом.

– Я не не люблю детей. А вообще, с какой стати я обязан любить чужих детей? Назови хоть одну причину.

– Хорошо, я неправильно задала вопрос. Почему ты не хочешь детей? Только не говори, что это не так. Я это чувствую.

– Возможно, потому что я эгоист, который хочет наслаждаться обществом только своей жены, - как ни в чем не бывало отвечает Глеб, наливая себе в бокал виски. Отпивает глоток, а у меня ступор.
– И да, если мне не изменяет память, я говорил тебе, что эгоист.

– Чушь какая-то. Мы все эгоисты и что с того? Как можно не хотеть ребенка от того, кого любишь?!
– непродолжительная пауза, во время которой Глеб рассматривает меня так, как будто видит впервые. И только спустя несколько секунд, отпив очередной глоток, вкрадчиво интересуется:

– А ты меня любишь, Соня?
– а вот теперь молчу я. Язык словно к небу прирос. Ну почему я не могу сказать это вслух, Господи?!
– Извини. Да, - прерывает мои мысли Глеб, отвечая на звонок мобильного.

Ну почему у меня в очередной раз все через задницу?!

Пытаясь успокоиться, иду на кухню и наливаю себе стакан холодной воды. Пью медленно маленькими глотками, стараясь глубоко дышать. К чему эти ссоры? Просто надо сказать ему вслух то, что и без того является правдой. По-человечески. Без наездов. Наливаю себе еще один стакан воды и подхожу к окну. Все у нас будет хорошо. И ребенка он обязательно захочет. На еще одном «все будет хорошо» я поперхиваюсь, когда вижу отъезжающую машину. Это что вообще такое?! На автомате набираю Бестужева, а он не отвечает. Тупо не отвечает! Из-за каких-то невысказанных слов обидеться как девочка и умотать из дома после того, как выпил виски? Пусть и несколько глотков, но выпил же! От злости хочется лопнуть!

Не помню, как оказалась в гостиной и начала штурмовать очередной раз телефон. Пришла в себя более-менее тогда, когда поняла, что музыка мобильника едва слышно, но доносится из дома. А если быть точнее, из приоткрытого кабинета. Мало того, что уехал, так еще и мобильник оставил на столе. Сажусь на стул, и сама того не осознавая, начинаю крутить в руке его мобильник. Кручу до тех пор, пока не задеваю рукой мышку. На экране компьютера тут же появляется картинка. А если быть точнее – много картинок. На одной из которых Рада грызет ножку кухонного стула. Что за фигня?!

– Рада!
– кричу со всей силы, на что моя блондинка номер два отскакивает от стула.

Это, блин, камеры в режиме онлайн по всему дому! Ну и паскуда!

Глава 55

Первоначальный психоз после обнаружения камер и мысленного четвертования Глеба, как ни странно, быстро перерос в рациональное русло и привел к некоторым умозаключениям. Логика включилась совершенно внезапно. Во-первых, компьютер в кабинете появился недавно. От силы месяца два. Скорее всего после того, как я упала и разбила нос. И вероятнее всего это было сделано исключительно с целью моей безопасности – иногда послеживать за тем, что со мной происходит. В конце концов, в уборных, судя по картинкам, камер – нет. Глеб – не извращенец. А говорить мне про их подключение – да, не самая лучшая идея. Я бы определенно встала в позу. В том, что раньше камер, кроме прихожей и кабинета, как говорил сам Бестужев не было – я уверена на все сто. Если бы они имелись в наличии с самого начала, Глеб бы точно знал про мое фиаско в интимном месте, ибо криков и паники было до фига и больше. Стало быть, не полез бы тогда мне в трусы. И не получил бы вазой по лбу. Да и, как минимум, знал бы, что я собиралась к нему в Париж, если следил за мной по камерам.

Вторым внезапным для меня открытием стало – невозможность иметь детей. Не моя, а Глеба. Он просто не может, а не не хочет. Вот почему не предохранялся в Париже и сразу повел меня к врачу – чтобы не подумала о том, что он бесплоден. Что-то типа отвести от себя подозрения. Отсюда такие познания про какие-то клетки, вырабатывающие гормоны у мальчиков. Теперь вполне себе логично его нежелание ехать к Варе. Мне ведь точно так же было неприятно слышать про секс и отношения, когда я лежала недвижимой в кровати. Меня раздражали и пугали разговоры о том, к чему я была не способна. Вполне логично было бы, что осознание его бесплодия привело бы меня в уныние, так или иначе я хочу собственных детей, вот только вместо этого ко мне пришло какое-то другое чувство. И нет, даже не жалости. А чего-то такого, что разъедает меня изнутри.

Ему же плохо от этого. Наверняка, после всех моих разговорах о детях, он уверен в том, что без них он мне не нужен. В принципе, на его месте я бы подумала точно так же. Я ведь даже на его последний вопрос смолчала. Сколько раз мне говорила Вера о том, что мужчины куда более обидчивы, чем женщины и гораздо острее воспринимают поражения, просто те еще молчуны. А уж я-то знаю, как страшно вариться в том, о чем боишься сказать вслух.

Вот так, за какие-то двадцать минут, вместо предполагаемой обиды и красочного наезда на Бестужева за то, что он бросил меня, не сказав ни слова, я совершенно поменяла ход своих мыслей.