Пропащие

– Теперь у нас полноценный цирк уродов.

– Появились ущербные помимо тебя, – огрызнулся Змеёныш.

Хмыкнув, она отправилась за угол, к бочкам, чтобы в очередной раз умыться. Вёх уже не мог сконцентрироваться на своей беде и махнул рукой, а зеркало вернулось в угол между этажерками. В отличие от Тисы он ещё даже не разминался, надо было поторапливаться.

Снова солнце палило беспощадно. Вёх выступал только вечером, но вчера после заката площадь была ещё горячей, а огонь норовил зацепить неудобную рубашку. Без неё Змеёныш показываться стеснялся, груда костей могла привлечь в первый ряд вместо красавиц гадких проходимцев с мокрыми усами. К пеклу привыкаешь, но всему есть предел, страшно не хотелось зазеваться и что-нибудь упустить.

Делать каждый день одно и то же – страшная скука, Вёх всякий раз менял трюки, готовил новые. На этот раз он вооружился балансиром – шестом, к которому с двух концов было перпендикулярно приделано по спице в горючей обмотке. На шесте нужно было найти точку равновесия, чтобы прокатывать по спине, плечам и рукам, отчего казалось, что Змеёныша давит горящая тележная ось, а он из-под неё ловко выскальзывает, не хватаясь ни за что пальцами. Номер требовал дьявольской гибкости, но смотрелся так шикарно, что Вёх без сожалений убил на тренировки целую зиму. Глядя на то, как огненные колёса отражаются в восхищённых карих глазах Инкриза, он не смог остановиться и довёл трюк до совершенства.

Только Змеёныш хотел в последний раз неспешно отработать движения и вышел с готовым балансиром на утоптанную грунтовую площадку перед контейнером, как его взгляд упал в календарь у самого входа. Текущий день в нём обвели карандашом.

– Не-е-ет! – опустил плечи Вёх.

О важном, но неприятном легко забываешь. Ведь они не где-то, а в Экзеси, здесь свой распорядок. Почти все преимущества перед постоем в других городках перечёркивала «мусорная повинность».

Он покопался в кармане и нащупал гладкую овечью бабку. Змеёныш не был игроком, и бабка у него водилась только одна, для жребия. Может, повезёт ещё.

– Кукурузина! Вакса! – позвал он.

Долговязый Корн вынырнул из-под притолоки. Увидев на ладони у Вёха косточку, он поджал губы и тряхнул головой.

– Мы с тобой пойдём. Какой сейчас прок от девчонок? У одной палец сломан, другая норовит в обморок хлопнуться. Побудем мужиками.

– Точно. А я и не подумал.

Вёх расстроился, что ему приходится в разгар сезона, да ещё и в такую жестокую погоду ворошить свалку, но гарантия зимней ночлежки была вопросом жизни и смерти. Надеяться накопить с выступлений на лачугу или комнаты с постелями, на уголь и тёплую одежду взамен износившейся всегда слишком рискованно. Если деньги быстро кончатся, придётся зарываться в чужие овощные кучи, чтобы выудить подгнивший лук и сладкую перемёрзшую картошку. Вёх до того ненавидел испорченные овощи, что просто пропускал обеды и ужины, так что к началу сезона его с ног сбивал тёплый ветерок.

Он с отвращением натянул тяжеленные ботинки, защищавшие от гвоздей, стекла и прочих неприятностей, поджидавших на Свалке, долго неуклюже шнуровал их и ужасался перспективе версту за верстой тащить ноги на поиски добра, которое тоже придётся тащить. Благо, огонь уничтожал половину веса проводов, а то и больше.

Наконец, они с молчаливым Корном побрели по мусорному хребту в сторону разрытых ям. Копаться в таких легче всего, но оставалась вероятность вернуться без улова, некоторые старатели только и жили сбором металла, глаз у них был намётан на находки.

По дороге Корн обнаружил что-то на земле, замешкался и брезгливо поднял за крыло слежавшийся трупик сороки.

– Ну на кой ты руками берёшь дохлятину? – заныл Вёх.

– Я бы не прочь ещё пособирать. Мы ведь будем жечь провода, если найдём, заодно и падаль сожжём. Тётя Анна за бой костей даст яйцо или лук. А я сто лет не жрал нормальной еды.

– Ты же постоянно торчишь в «Чертовнике»?

– Пф-ф-ф, кто же ест в таких местах? Там сухари по цене двух кружек пива.

– И ты выбираешь пиво.

– Само собой.

Змеёныш так и не сообразил, как спросить, чтобы не получить по зубам: почему Корн вообще связался с городской компанией? Что не хватало ему в их труппе? Развлечения таких ребят ему точно не по карману.

Под ногами зашуршала осыпь – они стали спускаться с верхушки бархана к ямам, где лежала тень и можно было пошарить без лишних глаз. Кто-то недавно побывал там: в склоне появилась пещера, куда тут же шмыгнул Вёх. В темноте он видел неплохо и через пару минут заметил торчащий из стенки проводок в яркой резиновой оплётке. Вёх вцепился в него, но, как ни старался, не мог выдрать. Он тянул и так и этак, пока Корн не отпихнул его.

– Тебе тоже не помешает нормально поесть, жердь несчастная.

За несколько часов они смогли добыть ворох кабелей и проводов самого разного качества, обрезки труб и листки металла, оставшиеся от каких-то ящиков. Змеёныш благодарил судьбу за то, что не попалось ничего полезного и тяжёлого, вроде чугунка, иначе пришлось бы волочь до дома лишний вес.

Они перебрали находки и соорудили костёр из бурьяна, торчавшего повсюду на Свалке. В пепельно-голубое небо с полупрозрачным месяцем потянулся смрадный чёрный дым. Инкриз и Фринни увидят его и поймут, что поход удался.

Вёх отыскал длинную жердь, чтобы не приближаться к огню и ворошить ею обгорающие провода издалека. Ею же он подцепил с земли сорочий трупик и отправил его жариться.

– Ты сейчас на шамана похож, – проговорил Кукурузина. – Он тоже с таким важным видом что попало кидает в костёр. Или на нашу поджигательницу чёртову, из-за которой у огня вечно не продохнуть на посиделках.

Корн сидел, обхватив колени. На покрытом пылью лице выделялись только белки глаз. Вёх подумал, что выглядит не лучше, и вытер щёки рукавом.

– Шаман – умный мужик, – Змеёныш пожал плечами. – Лишнего не кинет. Помнишь, как он предсказал страшную зиму? Мы тогда не зря украли шерсть для одеял, и все провоняли овчарней.

– Ты с ним общаешься?

– Нет, только здороваюсь.

– А почему он всё время говорит, что ты важная персона?

– Не знаю. А спросить неловко. Может, меня успех ждёт?

– А нас, получается, не ждёт?

– Кто успел – тот и съел.

Чтобы не схватить солнечный удар, циркачи забрались в пещеру. Пока горел огонь, сидели молча, прижимались спинами к прохладным влажным стенкам. Когда пламя погасло, Корн стал копаться в золе, обжигая пальцы. Он выудил и смял обнажившиеся медные жилы в ком, затолкал их в мешок. Хрупкий сорочий костяк бросил следом.

Вылазка заняла слишком много времени, солнце уже стало клониться к закату. Дома никого не оказалось, и добытчики остались без причитавшихся им дифирамбов.

Чертыхаясь и разбрасывая вещи, Корн быстро умылся, напялил рубашку почище и побежал на площадь. Вёх решил, что ему такой номер даром не пройдёт, на публике он будет выглядеть как запаханная лошадь. Пока не начало смеркаться, он неподвижно лежал на ковре, так уютно пахшем песком и шерстью. Нужно было размяться и прогнать номер, но лень оседлала его, как пьяная развратница. За полчаса перед началом выступления он подхватил балансир и быстро зашагал в город.