Пропащие

– Это ещё что! – отозвался кто-то сзади. – Говорят, они ночью запираются в молельном доме и там уж кто кого!..

Проповедник почуял неладное и стал запинаться.

– А женщины все – твои жёны? – перебили его из толпы.

Вёх ухмыльнулся: процесс уже не остановить. Расплата за грехи и другие сказки никого не интересуют, у всех на уме простые вещи.

– А ничего, что эта вот сама ещё дитя? Сам про блуд впаривал…

Шалость удалась. Только Наг хотел подлить ещё масла в огонь, как заметил егеря, подъехавшего на шум. Тот достал волчатку и выразительно похлопал себя по сапогу. Большинство, увидев жест, притихло. Змеёныш поначалу стоял как вкопанный и боялся двинуться. Он узнал это лицо – брови в шрамах, болотистые глаза и острый кончик носа.

Спустя столько времени!

Егерь отвернулся, и Вёх, оттаяв, утёк за спины, затем юркнул между прилавков. На торгу бегать не дозволялось, особенно оборванцам – воров тут же бросали на камни и выворачивали карманы. Пытаясь успокоить колотящееся сердце, он слился с людским потоком. Он почти уверен был, что если егерь вспомнит его, то выследит и найдёт способ закончить кровавое дельце, начатое некогда на заднем дворе «Чертовника».

Для верности пришлось перебраться на противоположный конец рынка. Почувствовав себя в относительной безопасности, Вёх прикупил чаю из стручков рожкового дерева и кулёк жареных кузнечиков, который кончился досадно быстро. Закидывая в рот с ладони одно за другим ребристое брюшко в попытках заесть остатки страха, он стал наблюдать за повозкой, остановившейся под окнами дорогой мясной лавки. Из неё ничего так и не выгрузили, да и не походила она на товарную. На козлах сидел приличного вида мужик с подстриженной бородой, на тенте – ни одного пятна или дыры.

Когда Фринни с Инкризом явились открыть вагончик и лабухи заиграли со сцены первые песни, из повозки показалась знакомая компания: старик Амьеро с сыном. За ними волокли стулья несколько плечистых ребят. Опять он сел и пялился, теперь уже спокойнее.

Посмотреть и правда было на что: синхронный танец девчонок выглядел отлично, выучка принесла свои плоды. Вёх узнал в пышных юбках куски старых штор, цветы в волосах Тиса мастерила всю весну из лоскутков, фантиков да проволок, и они смотрелись совсем живыми. Два скользящих силуэта походили на кошек в ночи, сменяющиеся немые сновидения. В мелодичном гитарном бое проскакивало нечто древнее, а когда на сцену вышла девица с флейтой, выступление окончательно переросло в мистерию. Музыка в этот раз звучала куда приличнее. Видимо, лабухам в управе крепко досталось за тот позор, под который он сам еле ковылял на открытии ярмарки.

К кострищу они вернулись втроём с Тисой и Ваксой, так что пришлось всё-таки повозиться с кресалом, чтобы танцовщицы смогли отдохнуть. Вёха посетила смутная тревога из-за Корна, ведь тот не явился поглазеть вместе с синичкой и городскими ребятами, а теперь выяснилось, что и дома его нет. Однако Вакса выглядела спокойной. Она только делала вид, что теперь ей плевать, Змеёныш не верил в её равнодушие.

Тиса, почёсывая между бумажных цветков затылок, проговорила:

– Устали как сволочи, а завтра надо выдать лучшие номера с огнём. С каждым днём всё жарче, сегодня мы еле выдержали.

– Рягу доставать? – спросил её Вёх.

– Можно. Мамаша снова припасла тебе кое-что на ужин.

Деревяшка вытащила из своей старой холщовой сумки банку пива.

От радости Вёх подполз к ней на четвереньках и боднул под колено, как кот:

– Мама-а-аша!

– Хреновый у тебя ребёнок, – проговорила Вакса, привалившись к стенке ямы.

– Ещё бы. У меня ведь этот засранец появился лет в шесть, кажется. И совсем не по любви. Никогда не забуду тот день. Мама пошла на рынок за ботинками на зиму, а вернулась босая с этим чучелом. Да ещё оказалось, что времени на него нет и воспитывать его придётся мне. Вы с Корном приблудились уже позже, весной.

Под градусом Деревяшка вечно начинала вспоминать детство. Так Вёх понял, что она разговелась сразу после выступления, пока он снова болтал с Эспе.

– Знаю я эту историю, – отмахнулась Вакса, – миллион раз её Инкриз рассказывал. Но он до сих пор рад, что Фринни выкупила у дикарки нашу шлюшку. В голодный год можно будет самим его зажарить.

– Жаль, что я себя лет с восьми только помню, – отозвался Вёх.

Ваксу хватило лишь на пару глотков пива. Она вскоре поплелась спать, сославшись на звон в голове. Тиса улеглась перед огнём, поглядывая на Вёха из-под опущенных ресниц.

– Ты сегодня меньше болтаешь, чем обычно. Опять проблем нажил?

Змеёныш не сразу решился сказать правду. Покосился на Деревяшку, опустил глаза и сцепил руки. Иной раз она советовала правильные вещи.

– Меня напугал один мужик. Всё время думаю – отыщет меня и пристрелит. Помнишь, меня избили?

– А тогда? Зачем ему теперь от тебя избавляться? Лишний риск.

– Вообще-то ты права, но я не могу перестать его бояться. Вроде забываю, а потом снова…

– Просто больше не дури. Если ты теперь попадёшься, то самое меньшее – посадят в тюрьму. Ни мне, ни Ваксе в голову не приходила такая хрень, которой ты занимался у Тоби помимо уборки.

«О да! Зато приходила другая!» – вспомнил Змеёныш столкновение в «Чертовнике».

Эспе

Дверь распахнулась, и глоток густого, как свежесваренный студень, воздуха показался Лобо даром божьим после прозекторской. Он несколько раз фыркнул, чтобы поскорее очистить ноздри от смрада.

– Я тут немного похозяйничал и поручил поиск свидетелей младшим егерям, – проговорил Феликс и оскалился, когда низкое ещё солнце резануло его по глазам. – Начали с тех, кто живёт у площади. Ты знаком с кем-нибудь?

Капитан почесал затылок.

– Забавно, но… Первый, кто на ум приходит, – шаман Эспе. Он всё время торчит там, фонари подпирает. То ли сплетни слушает, то ли клиентов ищет. Нельзя сказать, что мы с ним знакомы, просто личность он известная.

– Помню его, – кивнул Феликс.

– Какой-то он малахольный на вид. Удивлюсь, если что-то полезное доложит.

– Шаман ведь живёт в длинном доме? Раньше там была вывеска про лечение всех болезней, пока её совсем не изрешетили.

Мелкие городки близ Юстифи часто щеголяли дорожными знаками и жестяной рекламой с дырами от пуль. Хоть хозяевам заведений такое украшение и не нравилось, оно отпугивало залётных хулиганов и воров, давая знать, что у местных имеется оружие. Одно дело – покорёженный уголок, другое – когда вывеску уже нельзя прочитать, но Эспе, по всей видимости, не волновали подобные вещи. Он даже не попытался взамен ничего написать на опустевшей стене.

Офицеры снова оказались на злополучной площади. Странно было видеть её такой покинутой в славные деньки съестного изобилия, но никому не хотелось топтаться там, где умертвили одного из самых влиятельных людей префектуры. Торговцам грозили расспросы, подозрения, да и праздник был безвозвратно испорчен. Ярмарка разъехалась по иным городам, будто испуганные портнихи вдруг порвали лоскутное одеяло, что старательно шили вдесятером.

На кирпичной кладке длинного дома виднелся прямоугольный след, оставшийся от вывески, под ним темнело закрытое окно. Офицеры зашли в подъезд и попали в тамбур, пахший крутым щёлоком.

Ближайшая дверь приоткрылась, из неё высунулась хозяйка этажа – женщина лет сорока с покоробленным глубокими морщинами лицом и вдовьей седой макушкой.

– Эспе нет дома, – ответила она тоном усталой консьержки на вопрос коронера.

– А куда он делся?

– Ушёл по своим делам. Может, в ущелье к дикарям, может, ещё где. Он мне не докладывает.

– И как давно его нет?

– С позавчерашнего вечера.

– Оп-ля! – обронил Лобо.

– Вообще-то Эспе никогда ещё не пропадал так надолго, я и сама удивлена, – она пожала костистыми плечами.