Пропащий
Шрифт:
— Нога подвернулась в песке, — как ни в чем ни бывало сообщил Данила. — Сказывается привычка ходит по асфальту.
— Что такое асфальт? — заинтересовалась девушка.
— Ну, это такая серая фигня … э-э … она твердая, когда высохнет, — с умным видом стал объяснять Данила, стряхивая песок с физиономии.
— Многое становится твердым, когда высыхает.
— Ну да, это так. В общем, асфальт это … стой, ты не знаешь, что такое асфальт? — запоздало удивился Данила.
— Не-а! — беззаботно ответила Наташа. — Я попала сюда еще ребенком и плохо помню о жизни на Земле.
Данила по лошадиному затряс головой, пару раз стукнул по ушам, стряхивая песок.
— То есть рептилоиды воруют детей? Но зачем? — спросил он.
— Они людоеды, ты забыл? —
— Забыл, — признался Данила. — Я вообще часто забываю, что нахожусь не на Земле. Кажется, вот лягу спать, проснусь — и я дома. До сих пор в голове не укладывается, что вот так просто можно оказаться в ином мире. На Земле вынашивают планы полета на Луну, колонизации Марса, орбитальные станции запускают… космическая гонка называется! А оказывается, всего-то надо провалиться в канализационный колодец. Шмяк-бряк и ты оказываешься в параллельной вселенной! Да еще и наделенный удивительной способностью, которой нет ни у кого из здешних обитателей. И все тебя ищут, всем ты нужен … правда, только для того, чтобы убить или заставить работать на себя. Знаешь, Наташ, вот если бы прямо сейчас попадется мне колодец с голубым свечением на дне, я без раздумий прыгну в него! Брякнусь прямо в свой офис в середине рабочего дня и все разом офигеют. А я весь такой загорелый, задумчивый и тоскующий взгляд устремлен к звездам.
— Что такое офис? — спросила девушка.
Данила шумно вздохнул, выражение лица меняется с одухотворенно-восторженного на кислосладкое. Кулаком стучит по стволу, вытряхивая остатки песка, вешает ружье на плечо.
— Это помещение в большом доме под крышей, где сидят разные люди и перекладывают бумажки. Всех их можно заменить одни единственным роботом или станком с программным управлением. Но тогда люди потеряют работу.
— Это хорошая работа, перекладывать бумаги, жаль такую терять, — согласилась Наташа. — А бумаги много? А сколько платят?
— По разному. Например, в нефтяной компании или в Газпроме платят очень много. Так много, что даже уборщица может покупать сумочки за миллион. А охранники ездят на бентли. В булочную.
— Значит, они очень много бумаги перекладывают. К старости у них болят суставы, кружится голова от повышенного давления и они рано умирают. А охранники с риском для жизни защищают эту бумагу, часто погибают и оставляют детей сиротами, — делает вывод Наташа. — А бентли это что?
— Это … ну, бентли это механическая повозка, очень дорогая.
— Что же может быть дорогого в повозке? — удивленно спросила Наташа. — На нее устанавливают термоядерные батареи? На бентли можно установить броню, вооружение и долететь до планеты инсектов?
— Нет, — тихо ответил Данила. — На бентли можно ездить только по дороге из асфальта. И возить бумагу. Немного. И не очень далеко.
— Тогда почему дорогая? И почему у вас все связано с бумагой?
— Уф-ф, блин! — Данила вытирает пот со лба тыльной стороной ладони, оглядывается по сторонам, словно надеется отыскать в пустыне поддержку или подсказку. — Бумага это то, на чем рисуют деньги, пишут слова …
— Слова можно писать и на заборе, — пожимает плечами Наташа.
— Это не те слова! Книги пишут на бумаге, статьи, газеты всякие, документы …
— То есть если на Земле внезапно исчезнет бумага, люди умрут? — высказывает догадку девушка.
— Получается, так, — ответил Данила. — Даже поговорка есть: без бумажки ты какашка, а с бумажкой человек.
— Странная у вас жизнь на Земле. А у нас вот бумага есть только туалетная. И ничего, никто не умирает.
— Ты права, Наташа, — улыбнулся Данила. — На Земле действительно жизнь странная. Это понимаешь, только глядя со стороны. Мы делимся на государства, племена, у нас разные языки и верим мы в разных богов. А еще мы воюем по самым пустячным причинам. Типа, нашему царю фигу показали! Мы с недоверием и опаской относимся к тем, у кого другой цвет кожи, разрез глаз или цвет волос. И вот что самое удивительное — сильнее всего
мы ненавидим тех, кто на нас похож. Китайцы не любят вьетнамцев, японцы ненавидят корейцев и тех же китайцев, а ведь их почти не различить! В Европе было несчетное количество войн, в которых одни европейцы убивали других точно таких же европейцев. Украинцы воевали с русскими, хотя у них общие предки и язык почти одинаков. Люди так странно и дико устроены, что скорее находят общий язык с пришельцами из других миров, чем друг с другом.Пылающая звезда местного светила сбавила темпы выброса энергии, исступленно-белый цвет сменился оранжевой грустью, рыжие облака потемнели, небо нахмурилось серым налетом.
— Скоро ночь, господа! — говорит Наронгсак, не оборачиваясь. — Прибавьте шагу, надо успеть до темноты вон к тому холму.
Все посмотрели в указанном направлении. Впереди, чуть левее, возвышается пологий холм со скалой на вершине. Скала не велика, навскидку метров пятнадцать высотой, макушка сбита ветрами и непогодой, даже корявые деревца растут. Вид не очень, но это самое безопасное место в окружающей пустыне. Внизу, так где камень соединяется с песком, нарос довольно густой кустарник компактной кучкой. Издалека похоже на шкиперскую бородку, только неухоженную.
— С полверсты будет, — озабоченно пробормотал Тигран, оглядывая быстро темнеющий горизонт. — А надо пройти мимо озерка. Там наверняка артемки водятся!
Данила ожидал, что Наронгсак возьмет в руки ружье, щелкнет предохранитель, раздастся лязг взводимого затвора … индонезиец забрасывает «пушку» за спину, внимательно смотрит на высокие шнурованные ботинки — не развязались ли? «Бежать собрался, — понял Данила. — Надо и мне подготовиться». Он тоже перебрасывает ружье за спину, при этом больно хряснув себя по хребту круглым магазином, с умным видом оглядывает ботинки.
— Умеешь ловить артемок? — спрашивает Наташа. — Ты молоток. Будешь бросать сюда.
И показывает холщовый мешок, появившийся в руках словно из ниоткуда. Тигран тоже убирает автомат, осматривает обувь и даже начинает подпрыгивать на ходу, типа разминку делает. «Так, или все сошли с ума, или я чего-то не понимаю, — с раздражением думает Данила. — На хрена ловить этих артемок?»
Озеро приближается. Под ногами похрустывают пятна соли размером с поднос, в неподвижном вечернем воздухе появляется характерный «соляной» запах, растрескавшиеся от жары и недостатка влаги губы отзываются пощипыванием, вкус соли проникает в рот и раздражает язык.
— Приготовиться! — раздался голос Наронгсака.
Данила растерялся и хотел было спросить, а к чему, собственно, готовиться? Вдруг он замечает боковым зрением какое-то движение впереди и справа. Словно пересоленный песок ожил, собрался в нелепые кособокие фигурки и они движутся навстречу. Слышен шорох, шуршание и потрескивание, будто газетную бумагу комкают. Наронгсак делает резкий выпад в бок, следует быстрый удар ногой и нечто многоногое, с клешнями и антеннами усами подпрыгивает на высоту головы, теряя соляные наросты на панцире, отчего и казался таким нелепым. Наронгсак хватает обеими руками за страшно растопыренные клешни, вырывает «с мясом». Падающее тело хищного ракообразного падает, Наронгсак ловко поддевает ногой, пару раз подбрасывает и точным пинком отправляет прямо в приближающееся стадо артемок голов в десять. Учуяв запах свежего мяса, раки тотчас теряют интерес к людям и набрасываются на своего соплеменника, как собаки на колбасу.
— Лови! — говорит Наронгсак и ловко бросает оторванные клешни в подставленный Наташей мешок.
— Принимай! — раздается голос Тиграна.
Бывший учитель математики бьет по угрожающе выставившему клешни раку, как нападающий по мячу. Соляная нашлепка рассыпается в пыль, обнажается песочного цвета панцирь, усеянный шипами, клешни кровожадно щелкают, растопыренные лапы мельтешат в воздухе. Наронгсак словно заправский вратарь ловит артемку за клешни. Короткий, как вскрик, хруст, мясистые клешни летят в мешок, обезоруженный рак шлепается в гущу собратьев, которые с удовольствием набрасываются на угощение.